Колыбельная для Волчонка - Алина Знаменская

— Какое чудо! — искренне восхитилась она. Сергей, довольный, разулыбался.

— Мама! Мы на таком поезде к тете Лизе ездили? — Антошка захлебывался собственным восторгом.

— Твой поезд, пожалуй, посимпатичнее, — улыбнулась Ирина.

Антошка убежал в свою комнату.

Ирина с Сергеем молчали. Мальчик принес коробку из-под духов, в которой хранились мелкие игрушки из-под киндер-сюрпризов: слоники, бегемоты, разноцветные динозавры и розовый самолетик с глазами и ртом.

Мальчик стал сосредоточенно расставлять всю эту мелочь по вагонам.

— Я вижу, обед вам придется подавать сюда, — заключила Ирина. От новой игрушки Антошку оторвешь не скоро.

Свечников только руками развел.

Она поставила кастрюлю с рассольником на газ, чайник сунула под кран и спиной уловила присутствие Свеч-никова. Он пришел следом за ней в кухню.

— Помочь?

Ирина только головой покачала. «Неужели он ничего не чувствует? — недоумевала она. — Неужели ему так легко находиться рядом со мной и не задыхаться от желания обнять, поцеловать, вцепиться руками, не отпускать от себя? Неужели ему все равно?!» Свечников, к ее изумлению, бесстрастно принял из ее рук тарелку с хлебом и ложки. Спокойно отнес это в комнату и вернулся. Встал у окна, поглядывая на Ирину.

— Я сама принесу. Иди, — проговорила она почти раздраженно, размешивая рассольник половником.

Он подошел почти вплотную. На нее опустилось облако его запаха. Возможно, этот запах был почти неуловим, но сейчас все ее ощущения были накалены до предела, кажется, поднеси спичку — и она вспыхнет как бумага. Ирина застыла как изваяние, с половником в руке. Он не спеша стащил полотенце с ее плеча… и отправился мыть руки. Слезы выступили у нее на глазах. Она резким движением разлила рассольник по тарелкам, нечаянно плеснула на плиту и быстро пошла в комнату. Установила тарелки на журнальном столике и вернулась в кухню. Поставила блинчики с мясом в микроволновку и вытерла фартуком глаза.

В комнате застучали ложками. «Что мне делать? — вопрошала Ирина свое расплывчатое отражение в самоваре. — Неужели он ждет, что я сделаю первый шаг? Довел меня до белого каления! „Все равно ты будешь моей…“ И это правда! Я хочу принадлежать ему! Хочу быть ему необходимой, как он необходим мне! Хочу просыпаться рядом с ним каждое утро и провожать его на работу! Я люблю его».

Ирина сидела на табуретке, зажав в кулаках фартук, и не мигая глядела в зеленый глазок микроволновки.

Когда вошел Свечников, она не пошевелилась. Он выключил печь и сел перед Ириной на корточки. Взял ее руки в свои.

— Устала?

«С чего устала? — хотела ответить Ирина. — Я была у подруги. Я целый день ничего не делала. Просто я хочу быть с тобой, и от этого мне безумно тяжело».

Но, конечно, она не сказала ничего подобного. Начни она говорить — обязательно заплачет. Поэтому она только чуть пожала плечами.

— Устала, — сам себе ответил Свечников, не выпуская ее ладоней из своих. — Я думаю, Антошку вряд ли удастся уложить сейчас. Мы с ним поиграем. А ты ложись. Хорошо?

Как приятно ощущать тепло его рук… Ирина едва кивнула в ответ на его слова. Он поднялся, и она встала и послушно пошла в спальню. Он накрыл ее пледом и ушел. Она долго лежала, слушая приглушенные голоса за стеной и рокот игрушечного поезда.

Когда проснулась, было уже темно за окном и в квартире стояла странная тишина. Когда она задремала — было шумно. Этот ровный шум, смешиваясь с дробью дождя за окном, пробирался в ее сон и убаюкивал, как музыка. Значит, разбудила ее тишина.

Ирина сунула ноги в тапочки и вышла в гостиную. Там было пусто — поезд сложен в коробку, на журнальном столике горела настольная лампа.

«Неужели он ушел?» — испугалась Ирина. Она заглянула в детскую — Антошка спал, обнимая своего зайца. Ирина прошла на кухню. Света там не было. Свечников стоял у открытой форточки и курил. Его одинокая фигура в осенних сумерках, мерцание сигареты у мокрого стекла, стук дождя по карнизу за окном отозвались в душе Ирины сладкой щемящей тоской. В этой тоске смешались ностальгия и предчувствие. Печаль о невозвратном и предчувствие любви. Она остановилась на пороге, ожидая, когда он заметит ее.

«Неужели ты не чувствуешь, что я рядом? — молча вопрошала Ирина, трогая взглядом ежик светлых волос и выглядывающий из-под джемпера воротник рубашки. — Ну обернись!»

И он обернулся. В темноте сверкнули его глаза, и только.

— Послезавтра я уезжаю, — наконец проговорил он. Ирина опустилась на табуретку.

— Куда?

— На гонки в Финляндию.

— Надолго?

— На две недели. Я буду звонить, ладно?

Она кивнула, пытаясь проглотить застрявший в горле ком. Вот и дождалась. Именно сейчас, когда между ними ничего не ясно, когда все обострено до боли, когда она поняла, что любит! Судьба просто смеется над ней…

Он ждал от нее каких-то слов, она поняла это по напряжению, которое читалось в его фигуре. Он хрустнул пальцами и прерывисто вздохнул. Она не могла ничего сказать — комок в горле стал болезненно осязаем, а глаза наполнились слезами. С трудом подавив следующий тяжелый вздох, он порывисто прошел мимо нее в прихожую. Не включая свет, нашел на вешалке свою кожаную куртку и аккуратно прикрыл за собой дверь.

«Что ты делаешь?» — хотела крикнуть Ирина, но только судорожно всхлипнула. Она рванулась вслед за ним, распахнула дверь на лестничную клетку. Его шаги еще раздавались внизу.

— Сережа! — Ей казалось, что она кричит, но она лишь прошептала его имя. И все же шаги внизу замерли. Она всхлипнула и вытерла слезы рукавом халата. Он возвращался. Бежал наверх через три ступеньки, а сердце Ирины бешено колотилось в такт его торопливым шагам.

«Сейчас он подойдет и спросит, зачем я его звала. И что я скажу?»

Но он не спросил. Он вошел вслед за ней в квартиру и спиной закрыл дверь. Щелкнул замок. Они бросились друг к другу одновременно, как после долгой разлуки. Он прижал ее к себе так, что хрустнули косточки. Она спрятала мокрое лицо под его распахнутой курткой. Сколько они стояли обнявшись в темном коридоре? Может, минуту, а может — час. Время остановилось. Дождь за окном перестал, и через открытую форточку стало особенно слышно резкое шипение колес, рассекающих лужи.

Ирина взяла Свечникова за руку и повела через слабо освещенную гостиную в спальню.

— Ира, я люблю тебя, — прошептал Свечников ей в макушку.

Она дотронулась губами до его жесткого подбородка.

— Я тоже люблю тебя, Сережа.

Кожаная куртка упала на пол.

Одним движением он освободился от джемпера и замер, ощущая ее теплые пальцы на своей груди, — она расстегивала его рубашку. Наконец обе ее ладони нырнули под тонкую ткань и обожгли Сергея своими прикосновениями. По его телу пробежала дрожь. Он легко потянул поясок ее теплого халата, и тот упал к ногам, обнажив для любви ее бархатистую кожу.

Они опустились на кровать, щедро даря друг другу так долго сдерживаемую нежность. Через час, утолив первый голод своей любви, они лежали, тесно прижавшись друг к другу, на широкой кровати, и Ирина слушала тихое бормотание Свечникова, не вникая в смысл, а только сладостно осязая, как его шепот щекочет ей ухо и бродит в волосах. Да и нужен ли он, смысл, в этих милых, нежных словах, которые непроизвольно рождает любовь?

Она улыбнулась, а слезы сами собой текли по ее щеке, падая ему на плечо и скатываясь под мышку.

— Что за дождь? — тихо спросил Свечников, целуя ее мокрое лицо.

— Ты уезжаешь, — отозвалась Ирина.

— Я буду знать, что ты меня ждешь, — горячо возразил Свечников. — Ты просто не представляешь, что это значит для меня!

— Но у тебя такая опасная работа. Вдруг что-нибудь случится?

— Тсс! — Свечников перебил ее поцелуем. — Ничего такого не говори. Все будет хорошо. Ведь ты будешь думать обо мне. А я — о вас двоих. Вообще тебе не кажется, что все плохое у нас позади?

Свечников повернул ее к себе, убрал волосы с лица.

— Ты знаешь, — осторожно начала Ирина, — мне кажется, ты обо мне узнал гораздо больше, чем я о тебе. Например, почему ты не женился до сих пор? Ведь женщины у тебя были, и немало, признавайся!

— Я ждал тебя. Как можно не понимать таких простых вещей?

Свечников взял в свои руки ее теплые ладони и стал целовать их влажную поверхность. Потом он положил перецелованные пальцы на свое лицо и проговорил:

— Вообще после травмы, после встречи на юге я словно заново родился. Я стал другим в чем-то главном. Не зря же говорят, что тридцать три — это важный возраст для мужчины. Ты — моя главная женщина в жизни. На тебе я и женюсь. Согласна?

Ирина кивнула и потерлась щекой о его грудь.

— А как же Анжелика? — спросила она. Не могла не спросить. Слишком велико было искушение. Не хотелось этот вопрос оставлять без ответа.

— Так значит, ты меня ревнуешь к Анжелике? — Свечников с интересом приподнялся на локте.