Финита ля комедиа - Ирина Мельникова

Теперь каждый ее выход сопровождал шквал аплодисментов, что было против правил. С подобной силой вызывали лишь в конце спектакля. Но она и играла против всех правил. И за аплодисменты, как это тоже было принято, Муромцева не благодарила, не кланялась. Она точно не слышала рукоплесканий и продолжала играть, нет, жить на сцене жизнью своей героини…

К Тартищеву и Турумину как-то незаметно присоединился Геннадий Васильевич Зараев и столь же незаметно вступил в беседу. Федор Михайлович слушал его и не верил, что этот человек когда-то был против принятия Муромцевой в труппу. Теперь он говорил о ней с грустью, и трагическая гримаса то и дело искажала его красивое, холеное лицо.

— Такую актрису российская сцена потеряла! Такой талант! И мы в первую очередь виноваты! Не уберегли! — Он проводил глазами очередную порцию коньяка, поглощенную Туруминым. Сам он не пил, объясняя воздержание больной печенью.

И Тартищев использовал эту паузу, чтобы задать вопрос:

— Возможно ли, чтобы Полина Аркадьевна отравилась из-за интриг в труппе?

Директор и режиссер переглянулись. Турумин яростно затряс головой, а Зараев замахал руками:

— Что вы, что вы, Федор Михайлович! С какой стати? Вся жизнь, а в искусстве особенно, состоит из сплошных интриг! Здесь каждый друг друга готов со света сжить. И подсидеть соперника, и ногу подставить в порядке вещей, и в грязи, как бы ненароком, вывалять!

И с большей силой это проявляется, если человек талантлив и выделяется этим из толпы. Но Полина Аркадьевна была закаленной женщиной! Подобные мелочи ее всего лишь забавляли! Она была королевой и не опускалась до плебейских игрищ.

— Но не из-за Булавина же? — опять спросил Тартищев.

— Насколько мне известно, они почти помирились.

И говорят, чуть ли не за день до смерти Полины Аркадьевны, — помрачнел Турумин. — Я все больше склоняюсь к мысли, что ее отравили. Но местные наши злыдни способны только интриговать и по-мелкому завидовать, потому как понимают, что и мизинца ее не достойны. На убийство идут из более серьезных побуждений. А здесь, в театре, я подобных побуждений не нахожу.

— И как вы тогда, милейший Федор Михайлович, объясните гибель других актрис, Ушаковой и Каневской? В их случае несчастной любовью и не пахнет, — вмешался в диалог Зараев.

— Вот потому я и здесь, — вздохнул Тартищев. — И хочу с вашей помощью разобраться в обстоятельствах гибели всех трех женщин, чтобы не допустить новых жертв.

— А если это какой-то сумасшедший? Маньяк?

У которого пунктик замкнулся на актрисах? — осторожно поинтересовался Зараев.

— Нет, не похоже! — отверг его предположение Тартищев. — Поначалу мы и сами так думали, но все говорит о том, что убийца действует в здравом уме.

Стоит только посмотреть, с какой тщательностью он готовит и исполняет каждое убийство. Ясно, что он преследует определенную цель, но какую, пока не удается выяснить. И преступления будут раскрыты, если мы проникнем в его планы.

— Ради бога, сделайте это побыстрее! — взмолился Турумин. — Открытие театра на носу, а мы не знаем, что делать с премьерным спектаклем. Я уже настроен поговорить с Саввой Андреевичем, чтобы заменить «Коварство» на что-нибудь другое. Никто из актрис не соглашается на роль Луизы. Уговорили было Буранову, но какая из нее Луиза? Возраст так и прет сквозь грим!

Да и толстовата для юной барышни! — Он мелко, словно крупу рассыпал, рассмеялся. — Позавчера вон Гузеев, наш суфлер, со своей дочкой Ольгой опять сунулся.

Просил меня составить протеже на роль Луизы. Только я отослал их к Геннадию Васильевичу.

— Премного благодарен за такой подарок, — произнес язвительно Зараев и склонил голову в поклоне, — удружил, нечего сказать! — И пояснил Тартищеву:

— В свое время ее смотрела сама Муромцева и признала, что Ольге не дано стать актрисой. Непроходимо тупа и бездарна! А жаль, ее матушка когда-то слыла примадонной, да и сам Гузеев изрядно блистал, пока не охромел! Потому и не сдается! Всякий раз предлагает ее на роли. Но лучше «Коварство» вовсе отменить, чем Ольгу Гузееву в премьерши взять! Только папеньке ее ничего не докажешь! Уверен, что мы все Ольгу затираем из зависти! После Полины Аркадьевны пытался Ушакову, царствие ей небесное, осадой взять, но не вышло. А после моего отказа и вовсе кинулся на дочь с кулаками, будто она виновата, что бог таланта не дал! А она взяла и сбежала! — охотно рассмеялся Зараев, нисколько не опечаленный судьбой бедняжки Ольги.

— У нее нешуточный роман с нашей знаменитостью, художником Сухаревым, — пояснил Турумин, — да она и сама неплохо рисует. Видел как-то у Полины Аркадьевны натюрморт, что она ей подарила: гроздья рябины, туеса берестяные, листья сухие… Вроде простенько все, узнаваемо, а глаз не отвести…

— А говорите, таланта нет! — усмехнулся Тартищев и тут же с изумлением уставился на своих собеседников. — И что ж у нас получается, господа? Полина Аркадьевна закрыла Ольге Гузеевой путь на сцену, а она ей картину подарила? Неужто отблагодарила? За что бы это?

— Кто их разберет, этих женщин? — пожал плечами Турумин и с любопытством посмотрел на Федора Михайловича. — И все же, если не секрет, есть какие-то успехи в поисках убийцы?

— Стараемся, — ответил туманно Тартищев и деловито добавил:

— А к вашей Бурановой на всякий случай приставим охрану, одного из наших агентов. Но сама Софья Семеновна не должна про то догадаться. Просто с завтрашнего дня у вас появится новый рабочий сцены…

— Вы допускаете, что убийца служит в театре? — поразился Зараев. — Я вам ответственно заявляю, что этого не может быть!

— Не зарекайтесь, Геннадий Васильевич, — не совсем вежливо оборвал его Тартищев и поднялся с кресла. — Я гораздо больше знаю об этом деле, и то ничего пока утверждать не могу. Мой агент будет всего лишь приглядывать за Бурановой. Нельзя сбрасывать со счетов, что убийца способен проникнуть в театр и как зритель, и как пожарный, и как торговец пирожками или бубликами…

— У нас хороший буфет, — произнес растерянно Зараев.

— Но во время репетиций он не работает, и актеры вынуждены посылать за пирогами и чаем в соседний трактир, — усмехнулся Тартищев.

— И это вы знаете? — покачал головой директор театра и махнул рукой. — Ладно, давайте вашего агента. Нам же спокойнее будет!

Он протянул руку Тартищеву, и тот пожал ее, а Турумин предложил выпить еще по рюмочке за скорую поимку убийцы.

Федор Михайлович опорожнил свою рюмку и вдруг, словно вспомнив, нырнул рукой в карман мундира и вытащил ожерелье из «бриллиантов», то самое, что прихватил с места убийства Теофилов.

— Простите, господа, вам известно это украшение?

Господа быстро переглянулись. Турумин протянул руку, и Тартищев положил ожерелье ему на ладонь, но из пальцев своих не выпустил.

Зараев подошел ближе и уставился на ожерелье с тем же недоумением, что и режиссер.

— Это театральный реквизит, — наконец пояснил Турумин, — но какое-то время хранился у Муромцевой. После ее смерти ожерелье в вещах Полины Аркадьевны не обнаружили. Вероника, ее воспитанница, утверждает, что забирала ожерелье из ремонта, но куда оно после подевалось, не знает. Как оно у вас оказалось?

— Есть все основания считать, что оно было украдено убийцей, — пояснил Тартищев и спрятал ожерелье в карман. — Получается, что он имел доступ к вещам Муромцевой. Где, говорите, она обычно хранила подобные украшения?

— В своей гримерной. В комоде, — пожал плечами Зараев. — Или в шкатулке. Роли не играет, потому что только идиот мог позариться на это кастрюльное золото.

— Дело не в качестве золота, а в том, что убийца с его помощью поймал на крючок другого жулика. Но суть не в том. Убийца украл ожерелье и тем самым навел нас на мысль, что он все-таки служит в вашем театре.

И присмотрел это колье заранее.

— Ох, Федор Михайлович, Федор Михайлович! — покачал головой Зараев. — Озадачили вы нас! Как теперь к премьере готовиться, если в каждом актере или служителе убийцу видеть будешь?

— Готовьтесь как готовились! И то, что я вам рассказал и показал, не должно выйти из стен этого кабинета. За поступки убийцы я не отвечаю. И где гарантия, что он не пожелает расправиться с вами, коли узнает, что вы в курсе некоторых его дел. Так что держите язык за зубами, но будьте начеку. И если заметите или узнаете что-то для нас интересное, не стесняйтесь, выходите прямо на меня. Даже ночью, если потребуется.

— Хорошо, — прошептал Зараев и почему-то оглянулся на дверь, словно за нею его уже поджидал убийца. — Ас Сережей он не расправится по такому случаю?

— Ваш Сережа в больнице под надежной охраной, — усмехнулся Тартищев, — к тому же он свою роль отыграл и убийце стал не интересен. Могу сообщить, что в номер гостиницы вашего сына завлекла очаровательная девица, прежде вашему сыну не знакомая.