Одинокое путешествие накануне зимы - Виктор Владимирович Ремизов

лучше, конечно. И ты знаешь, людей почему-то и не надо. Такой, какой есть, я им не нужен, а какой я им нужен, мне не интересно.

Веня сказал это и задумался, понятно ли оно Афиногену…

К обеду яма была готова. Она была узкая внизу, но достаточно глубокая. Веня посидел возле покойного, отдохнул:

— Ну что же, надо тебе ложиться, — Веня нахмурился. Как будто жалко было расставаться.

Лицо Афиногена за сутки сильно потемнело, глаза еще глубже запали, и череп обозначился яснее, но теперь Вене казалось, лицо стало спокойнее. Не было той судороги.

— Ладно. Кисет твой возьму на память.

Веня поправил Афиногену рубашку, нож на поясе и увидел пустую поясную сумку. Нахмурился озадаченно. Мешочков с золотом не было.

— Вот те на! Вывалились, видно… Сходить, что ли? — Веня что-то озадаченно соображал. — Нужно оно тебе?

На этих словах в ущелье зашумело. Сначала глубоко и глухо, потом неожиданно сильный порыв ветра ударил. Кедр заскрипел ветвями. Венька испуганно присел рядом с Афиногеном. Гул нарастал, эхом множился от противоположного склона, на дне ущелья грохотало, будто что-то гигантское проворачивалось и лопалось. Сначала дальний, а за ним ближний — весь край южного склона огромной осыпью уходил в ущелье вместе с кустиком, к которому он привязывал вчера веревку. Вода озера паром и темной пылью взлетела вверх и грязной тучей поползла к перевалу. Вскоре, однако, все стихло, как будто и не было ничего. Птицы пели. Пахло свежестью, зеленью и цветами.

Веня аккуратно опустил тело в яму, застеленную пушистой зеленой хвоей, перекрестился неумело и начал засыпать. Лицо прикрыл мягкими кедровыми лапами.

Душа Афиногена рядом была. Веня это ясно и спокойно чувствовал.

Утром встал не рано. Посидел на пороге, жмурясь на мягкое тепло рассвета. Потом поднялся и, не оглянувшись на избушку, пошел на восток. Туда, где поднималось солнце и уходили горы за горизонт.

Больше его никто не видел.

Олег Палыч сначала сильно корил себя, что не все Веньке как следует рассказал. Вспомнит какую-нибудь мелочь и ходит по комнате, кряхтит и матерится вполголоса. Но через пару недель, как Венька уехал, вдруг успокоился. Повеселел как-то. Даже совсем уж ни с того ни с сего здоровье перестало донимать, и он съездил на могилку к жене. Выпил рюмку, поговорил с ней привычно. Вспомнил, как вместе под рюкзаками потели по горам, по долам. Повинился кое в чем. Рассказал про Веньку. Про золото ничего не стал говорить. Просто, что на Алтае, мол, Веня. По нашим местам нашими тропами бродит. Довольный вернулся с кладбища.

…И благость эта, спокойствие душевное с месяц или даже больше продолжались.

Кончилось все хорошо. Во сне. Видел Палыч, как он на каком-то чистом ручье заканчивает промывку лотка. Совсем немного речного песка и камешков на дне осталось. Он выбирает камни, выбрасывает их. Всегда же интересно, что там, в остатке. И вдруг видит, Венька идет над ним краем осыпи, да легко так, даже осыпь под ним не ползет и камни не сыпятся. Остановился и говорит:

— Брось ты, Палыч, пойдем со мной лучше.

Палыч встал, вымыл руки в ручье, вытер о штаны и пошел за Венькой.

Примечания

1

Осек (тверское) — ограда из длинных жердей.

2

Знаки, или блестки, — плоские золотые песчинки.