«Мессершмитты» над Сицилией. Поражение люфтваффе на Средиземном море. 1941-1943 - Йоханнес Штейнхоф

Итальянские военно-воздушные силы были в безнадежном положении из-за устаревших и худших самолетов… Итало-немецкая координация действий в воздухе была слабой, немецкие истребительные части взлетали со своих аэродромов для защиты Сицилии, словно итальянцев вообще не существовало.

В пределах своих возможностей подразделения истребителей также принимали участие в оборонительных боях. Особенно тяжелые бои они вели, прикрывая движение судов через Мессинский пролив, и вместе с зенитной артиллерией, которая была направлена в этот район, очистили воздушное пространство от вражеских самолетов. Авиационные подразделения 2-го воздушного флота, базировавшиеся на Сардинии, были переброшены на Сицилию.

Приблизительно в 5 часов утра 11 июля Штраден и я вырулили на взлетную полосу, готовясь вылететь на Сардинию. Во время взлета у него лопнула шина колеса, и, сообщив мне об этом по радио, он повернул обратно на посадку. Я решил лететь один, и вскоре побережье Сицилии растворилось позади в море. Я медленно поднялся на 6000 метров, чтобы как можно скорее увидеть берег Сардинии. Ночи были короткими; бомбежки позволяли нам лишь короткий сон, а как командир истребительного подразделения я должен был уделять ночные часы и неотъемлемой бумажной работе. Чем дальше я летел на северо-запад, тем больше спадало мое напряжение, и вскоре меня охватило чувство безмятежности. Что можно было ждать от полета над водой длиной свыше 300 километров, когда вероятность неприятностей от «спитфайров» или «лайтнингов» была очень мала? Это была расслабляющая экскурсия.

Я приспособился на жестком парашюте так, чтобы можно было поудобнее вытянуть ноги, затем проверил свою кислородную маску. Шаг винта был тщательно отрегулирован и максимально соответствовал оборотам двигателя, который гудел без малейшего намека на вибрацию. Снаружи на высоте 6000 метров было очень холодно, вероятно —30 °C. Я медленно закрыл створки радиатора. Если повышение температуры охлаждающей жидкости было едва заметным, то скорость увеличилась примерно на 6 километров в час.

Прямо подо мной море выглядело зеленым, как трава, изменяя далее к горизонту свой цвет на чернильно-синий. Моряку полное отсутствие пенных гребней указало бы силу ветра от 1 до 2 баллов. Бронепластина, защищавшая голову и шею, отбрасывала широкую тень на приборную доску. Винт, блестящий прозрачный диск, отражал яркий солнечный свет, пыль и песок полностью ободрали с него первоначальное покрытие из черной краски, оставив голый металл.

Внезапно мои наушники ожили, заставив меня вздрогнуть.

– Тяжелые бомбардировщики в квадрате один – два один – семь, курс один – два – ноль. Эскорт истребителей.

Это был командный пункт на горе Эриче, передававший инструкции истребителям на Сицилии. Я также мог расслышать неясные голоса некоторых пилотов, и затем все снова стихло. Холод начал опускаться вдоль моей спины куда-то к почкам. Моя рубашка, которая была влажной, когда я взлетал, теперь походила на ледяной пакет на пояснице. Я опустил закатанные рукава рубашки и развернул у себя на коленях карту. Еще сотня километров до побережья Сардинии, прикинул я, и затем еще сорок до передовой взлетно-посадочной площадки 3-й группы. Уббен не знал, что я лечу, так что это должен был быть один из тех внезапных визитов, которые входили в обязанности любого командира.

В прошлом такие дни посещений высокопоставленных лиц приносили много волнений, а иногда много шума, но мы давно отказались от подобных вещей. После нашего неудачного массированного вылета 25 июня Уббен вместе со своей группой вернулся на Сардинию, потому что порты Кальяри и Ольбия были излюбленными целями четырехмоторных бомбардировщиков, а также потому, что нельзя было исключать возможности высадки десанта на Сардинии.

Теперь, в момент перелома в ходе сражения, он на следующий день должен был перелететь в Джербини, чтобы помочь прикрыть Мессинский пролив. По общему мнению, это было похоже на то, что надо ограбить Петера, чтобы заплатить Паулю, и нам все равно придется расплатиться за то, что мы оставляем Сардинию без защиты, хотя было невероятно, что союзники смогут начать два больших десанта почти одновременно. Но мы ожидали невозможного от наших наземных служб. В Джербини по суше могли быть направлены только отдельные механики моей эскадры, так как в отсутствии транспортных самолетов было нецелесообразно отправлять в дорогу, которая занимала несколько дней, больше технического персонала, чем самый необходимый минимум. Его надо было беречь. В Джербини о наших самолетах в дополнение к своим собственным должна была заботиться 53-я истребительная эскадра. В Трапани должно было оставаться достаточное число наземных экипажей обслуживания и рабочих мастерских, чтобы дозаправлять, перевооружать и обслуживать наши машины после возвращения. И наконец, мы все еще должны были держать часть людей на передовой взлетно-посадочной площадке, чтобы мы могли, по крайней мере, садиться там, дозаправляться и снова взлетать. Мы просто не имели рациональной наземной организации для этого вида войны, но думать об этом теперь было бесполезно.

Мой подвесной бак опустел. Я нажал кнопку зажигания, чтобы проверить магнето, и увидел, что обороты двигателя не изменились. Каждый раз, когда я делал вдох, два бледно-желтых диска в верхней части кислородного аппарата смыкались и размыкались, словно губы, показывая, что кислород поступал в мою маску. Я чувствовал невыразимую усталость. Чтобы отогнать подступавший сон, я начал вращать головой и поводить плечами настолько энергично, насколько позволяло натяжение привязных ремней. Одновременно я начал громко вслух говорить:

– Господа, я прибыл сюда, чтобы информировать вас о сложившейся ситуации. Я говорил с генералом, и он полностью на нашей стороне. Он собирается поговорить с рейхсмаршалом, как только вернется в Берлин…

Какая ерунда! Словно для нас имело значение, что рейхсмаршал или еще кто-либо мог или не мог думать о нас. Почему бы им не оставить нас выполнять наш проклятый долг в этом гробу, пока на острове не будет убит последний пилот и последний самолет не станет грудой обломков? Если именно этого требовало Верховное командование, все здорово и хорошо. Но они могли бы, по крайней мере, при этом перестать надоедать нам!

После прибытия я, конечно, не был готов сказать что-то подобное пилотам, хотя, вероятно, именно этого они ждали от меня. Это были просто слова человека, говорящего наедине с самим собой, когда его одинокий самолет был на высоте 6000 метров над Средиземноморьем.