Подчинённая. Дилогия (СИ) - Грей Патрисия
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне нужно найти за это время почти три миллиона рублей.
У меня нет своего дома, квартира съёмная и если я не найду срочно работу, то мне очень скоро нечем будет её оплачивать, а я несу ответственность ещё и за сестру-подростка, которая пока что сама не зарабатывает.
Брат в армии, и финансовой помощи от него ждать не приходится. Я до сих пор не решилась ему писать на тему того, что мама в больнице. И Ольке запретила это делать. Мало ли. Может он так распсихуется, а если нельзя будет уехать, ещё и дел каких натворит. В самоволку уйдёт, как минимум. А к маме-то и пускают не всегда.
У меня нет работы, а то, что написано в моей трудовой, которую мне ещё и теперь только на почту вышлют — работает совершенно не на то, чтобы меня охотно взяли на новое место.
И даже кредит в банке мне не дают…
И подарки Руслана я все оставила на той квартире. И ключи закинула в почтовый ящик, о чём ему и написала. Я даже продать то золото, что он мне подарил — не могу.
И чего же я добилась-то тем, что поддалась эмоциям?
Что я вообще этим решила?
А разве я могла иначе?! Разве могла?! Когда у меня душу от боли рвало?! Когда меня от этих подарков женатого мужика воротило просто?! Когда я понимала, что вместо того, чтобы обрадоваться новости о ребёнка, мой любимый мужчина, деловито предложил мне отвезти меня в клинику, чтобы мне сделали там аборт?!
Когда главный эйчар на работе позволяет себе орать на меня и обзывать "шалавой"?! Оттого, что её доченька распсиховалась на тему разницы нашей с ней зарплат и уволилась одним днём?! Почему ей можно было так уволиться, а мне — нет?!
А если бы я не знала Руслана? Вот что бы я сейчас делала?!
И тут я вижу его.
Сосредоточенный, по обыкновению стильно одетый — серые кеды с тёмно-серой подошвой, синие потёртые джинсы, тёмно-синий пуловер с чёрным V-образным воротником, тёмно-синий пиджак — в одной руке он держит чёрно-синюю сумку-портфель, другой на ходу надевает чёрные солнечные очки-пилоты. Слава богу, идёт один. Без сопровождения.
Решительно встаю и иду ему наперерез, к вертящимся дверям бизнес-центра.
Глава 5
Он выходит из здания, я сразу следом за ним.
— Руслан! — окликаю я его.
Сердце отчаянно колотится в груди. И в ногах какая-то слабость…
Прохладный ветер приятно обдувает лицо. Чувствуется запах листвы из ближайшего парка.
Руслан оборачивается, приспускает солнечные очки, хмуро смотрит на меня поверх них. Подхожу ближе. Заламывая пальцы, останавливаюсь. Порыв ветра доносит до меня мягкий и очень приятный запах дорогого мужского парфюма. Аромат новый… незнакомый мне…
— Привет… — нервно куснув губу, говорю я.
— Привет, — сухо отвечает он.
Голос напряжённый, и сама поза в которой застыл Руслан — поза человека, который не намерен долго стоять. Я ему не особенно интересна…
— Мы можем поговорить? — я умоляюще смотрю на него.
— О чём? — ещё больше хмурится он. — Я спешу.
— Прошу тебя. Я не займу много времени…. Пять минут…
Он вздыхает, поднимает согнутую руку, бросает взгляд на наручные часы:
— Окей. Пять минут. Здесь?
Пожимаю плечами:
— Где тебе удобно.
Он кивает в сторону:
— Пойдём в машине поговорим.
— Хорошо.
Я уже рада и преисполнена благодарности, что он меня не послал. По крайней мере, хоть смогу рассказать ему о том, что произошло с мамой…
При подходе к своему чёрному "Бентли Континенталь", он деловито снимает брелком блок с дверей, обходит машину, открывает дверь и закидывает на заднее сиденье портфель. Затем садится за руль. На этот раз никакой галантности — дверь передо мной никто не открывает. Открываю сама и сажусь рядом. Руслан смотрит вперёд, перед собой. На скулах играют желваки.
— Я тебя слушаю.
Держу руки на коленях. Набираю воздуха в грудь. Тело бьёт мелкая нервная дрожь. Трудно начать.
— За то время, что мы не виделись, у меня в семье произошла страшная ситуация… — говорю сбивчиво, хотя очень стараюсь изложить всё хотя бы внешне спокойно. — Маме стало плохо с сердцем, её увезли на скорой. Она лежит в больнице сейчас. Врачи сказали, что необходимо провести операцию по замене сердечного клапана. Могут сделать это в Москве, есть хорошие специалисты. Но даже с учётом страховки операция требует денег. Три миллиона рублей. У меня с собой все бумаги есть, я могу показать… — суетливо лезу в сумочку, но он жестом поднятой ладони останавливает меня, и поэтому я снова поворачиваюсь к нему и торопливо продолжаю: — Врачи сказали, что медлить нельзя. Спустя неделю-две может быть уже поздно. Мама сейчас лежит под капельницей, под наблюдением врачей. Я пыталась найти денег, занимала, организовала сбор средств в Интернете, размещала объявления в соцсетях. То, что я собрала — это очень-очень мало, — я едва не плачу, в горле ком, — и я понимаю, что так никак не соберу нужную сумму даже в течение месяца или даже двух. Ты можешь мне одолжить денег? Хотя бы половину этой суммы. Я отработаю. Обязательно отработаю! И обязательно тебе всё отдам!
Он отворачивается к окну. Молчит.
Дрожа, в дичайшем каком-то напряжении, жду его ответа…
— Прости, что я тогда плюнула в тебя… — в каком-то отчаянии, едва не захлёбываясь словами, тихо восклицаю я. — Я очень… Я тогда… Просто мне было очень плохо… Я не со зла, Руслан… Просто на эмоциях… Я другого ждала от тебя… Мне было очень обидно и больно и я….
— У меня нет сейчас свободных денег, — холодно говорит он. — И для тебя в этом офисе работы уже нет. Алла нашла нового секретаря. Маша со вчерашнего дня её обучает. А ты уволена. Соответствующая запись в трудовой книжке уже есть, все документы подписаны.
— Я понимаю… Но я могу устроиться в другую компанию, и отдавать тебе деньги частями… С зарплаты…
— У тебя съёмная квартира и два иждивенца, — он поворачивается ко мне и смотрит в глаза. — С чего ты будешь отдавать?
Снова кусаю губу. До боли. Во рту появляется металлический привкус крови. Пальцы дрожат, я нервно заламываю их, чувствуя, что и здесь делаю себя больно, но меня уже просто трясёт.
Взгляд синих глаз Руслана усталый и равнодушный. Никакого сочувствия. Только лёд.
Окна закрыты, в салоне тишина, и нет ветра. Я ярко ощущаю тёплый аромат его горьковато-сладкой туалетной воды. Очень мужской аромат…
— Я… — едва не давлюсь собственными словами. — Я… буду зарабатывать больше… Я могу очень скромно жить… И потом, я могу подрабатывать…
Он качает головой.
— Детский сад. Сколько ты сможешь отдавать в месяц? Десять тысяч рублей? За год это — сто двадцать тысяч. Полтора миллиона ты мне так и за десять лет не отдашь.
Полтора миллиона мне и не хватит даже… Хотя бы два…
— Я правильно понимаю, что аборт ты не делала?
— Да… Я хотела бы сохранить ребёнка… Я хочу стать мамой…
Он медленно вздыхает.
— И на что ты собираешься его кормить?
— На часть зарплаты… — лепечу я. — И я… И мне дадут материнский капитал… — последние слова произношу дрогнувшим шёпотом.
Он горько усмехается:
— Какой же ты ещё ребёнок…. Несмотря на возраст. Пора бы повзрослеть, Наташ.
Кусаю губу. Во рту кровь.
— Кем ты хочешь устроиться?
— Эйчаром или секретарём… — тихо говорю я, глядя на свои голые острые коленки. Против моей воли на бедро капает слеза.
— Ты будешь зарабатывать максимум шестьдесят тысяч. Ни опыта у тебя толком, ничего. Это эйчаром. Секретарём — может чуть больше, но только если отношения будут выходить за рамки рабочих. Спустя месяца три-четыре у тебя станет виден живот. Будешь снимать зимой верхнюю одежду и это заметят. Спустя ещё пару месяцев — заметят все. Затем декрет. При хорошем раскладе можешь расчитывать тысяч на двадцать в месяц. Материнский капитал — разовая выплата и её нельзя обналичивать. Способы есть, но это уже серые схемы. У тебя мелкая сестра, которая пока не зарабатывает и мама будет после операции, за которой нужен будет уход.
— Потом брат из армии вернётся… — роняя слёзы, шепчу я.