Ведьмы и Ведовство - Николай Сперанский

Но как бы то ни было, какую бы долю мы ни приписывали тут булле папы Иннокентия VIII, созданный инквизиторами новый отдел теологическо-юридической литературы успел к началу XYI века проложить себе широкую дорогу в среду образованного общества. «Молот ведьм» отнюдь не предназначался для «простых людей». В приложенной к нему «апробации» кёльнских богословов прямо говорилось: «Трактат сей надлежит давать в руки лишь ученым ревнителям по вере, кои могут оттуда почерпнуть ряд здравых и зрелых советов насчет конечного истребления ведьм, а также богобоязненным и совестливым пастырям душ, наставления коих будут воспламенять потом и в сердцах паствы ненависть к столь пагубной ереси». Да никому, кроме глубоко посвященных в книжную премудрость людей, и не по силам было одолеть это обширное, тяжеловесное, насыщенное схоластическими тонкостями сочинение, написанное на варварской латыни. И, несмотря на это, к 20-м годам XVI века «Молот» выдержал в Германии, во Франции и в Италии по меньшей мере 13 изданий, что при ничтожной емкости тогдашнего книжного рынка свидетельствует о поразительном успехе книги. Купи и прочти: о деньгах не пожалеешь – стоит на обложке одного из немецких изданий «Молота», и ученые ревнители по вере, очевидно, не оставались глухи к такому приглашению.

Мы без труда обнаруживаем и в жизни следы влияния, произведенного на умы «Молотом» и примыкающей к нему литературой. Ведьмы в том виде, как их описывали инквизиторы, согласно выраженному в «Молоте» благочестивому желанию, становятся предметом бесед с церковной кафедры. Сам Гейлер из Кайзерсберга, краса немецких духовных ораторов конца средних веков, счел нужным посвятить ведьмам ряд проповедей, где он толкует о них в духе, о котором мы можем составить себе понятие по следующим небольшим отрывкам. Не надо думать, просвещает Гейлер людей, которые по скудости своего образования не имели никогда случая заглядывать в схоластические трактаты, чтобы ведьмы сами могли производить то, что они производят. Дело тут обстоит иначе.

Бес заключил с иными из людей договор и дал им слова и знаки. Стоит им сделать знак и произнести слово – и бес готов исполнить, чего они желают. Так что бес производит колдовские деяния в угоду ведьмам. Возьми пример, и ты это поймешь. Когда ведьма хочет навести бурю или град, она берет метлу, становится в ручей и метлой перекидывает воду себе через голову: так и выходит град. Однако от перебрасывания воды через голову и от слова град пойти не может. Но бес, лишь только он завидит такой знак и заслышит слово, там в воздухе и в ветре принимается ведьме помогать и поднимает бурю. Да, скажет иной, а я этому вовсе не верю. Я верю, что, стоит мне перекреститься, и нет мне до ведьм дела. Не могут они этого. Вот неразумные речи. Мы же своими глазами видим, что это в самом деле бывает. Конечно, не они это делают – это правда, – делают это не они, но бес в угоду им может это производить, раз он видит знак и слышит слово, которому он их научил…

Ну вот, ты спрашиваешь меня: как должен я об этом думать? Могут ли ведьмы иссушать коров и вынимать у них молоко, так что те не дают больше молока? И могут ли они доить молоко из топорища или из шила? Я говорю: да, с помощью беса они все это могут. Как же это выходит? В природе существует известный закон, что бес может вещественные предметы переносить с одного места на другое с помощью свойственной ему силы, полученной им от Всемогущего Бога. Так, бес способен большую скалу перенести, как перышко… Отсюда и выходит, что когда ведьма сядет на вилы, смажет их и скажет нужное слово, то она едет, куда хочет. Не в вилах тут, конечно, сила и не в мази: делает это бес, который везет ведьму на вилах, как только заприметит свое таинство и свой знак. Так же обстоит дело и с коровами. Молоко есть вещественный предмет, а, как мы сказали, бес с попущения Божия может любой вещественный предмет переправить с одного места на другое. Итак, бес может вынуть молоко из коровы, извлечь его из се тела и перенести в другое место, раз он завидит сделанный ведьмой знак. И когда ведьма воображает, будто она доит топорище, бес может в одно мгновение перенести туда молоко и лить ей в подойник. А так как он остается при этом невидим, то ведьма и думает, будто молоко бежит из дерева или из топорища.

Должным вниманием почтили «Молот ведьм» и светские юристы. Трудное это дело – ведьмы, писал в начале XVI века флорентийский юрист Павел Грилланд, особенно из-за вопроса о полетах. Доктора права по большей части думают, что они не переносятся телом, а являют собой лишь жертву дьявольского наваждения, как о том говорил Canon Episcopi. Теологи же доказывают противное, блестяще подтверждая свое мнение доводами от разума, ссылками на авторитеты и примерами. Сам, я, продолжает Грилланд, сначала долго держался первого мнения, но потом мой судейский опыт заставил меня уступить очевидности и признать, что ведьмы переносятся на шабаш телесно. И подобные обращения ранее сомневавшихся юристов в веру «Молота» оказываются в начале XVI века довольно частыми по всем европейским странам. Гох-штадтский ландфогт Ульрих Тенглер, автор чрезвычайно ценившегося в XVI веке судебного руководства Laienspiegel, в первом его издании не считал еще нужным преподавать светским судьям никаких указаний, как надо вести процессы ведьм. Но настояния сына, который был профессором богословия в Ингольштадте, заставили его потом изменить взгляд на дело, и во втором издании им была включена обширная глава «О ереси, гадании, чернокнижии, колдовстве, ведьмах и т. п.». Что ведьмы, писал при этом во введении Тенглер, производят град, напускают на людей и на животных болезни, летают по воздуху огромные концы, творят распутство с нечистыми духами и делают другие противохристианские вещи, «это по человеческому разуму трудно понять, трудно это постичь и трудно этому поверить. Потому у юристов в этом были сомнения и шли толки, не пустяки ли это? Но, продолжает он, недавно папские инквизиторы из опыта своего так обстоятельно раскрыли и обсудили все эти истории в разных латинских и немецких книгах, в особенности же в Malleus Maleficarum, что с ними приходится согласиться. И, подчиняясь такому авторитету, Тенглер прямо перенес в свой Laienspiegel все главные процессуальные указание «Молота ведьм». Таким же проводником в светское право инквизиторских взглядов на ведовство являлся далее знаменитый нидерландский юрист XVI века Тодок Дамгудер. Наконец, и германский Имперский уголовный кодекс, изданный при Карле V, несмотря на всю свою относительную осторожность в постановлениях о репрессии колдовства, все же заплатил дань если не «Молоту», то б'ле Summis desiderantes, признав реальность и договора с дьяволом, и распутства с дьяволом.

Но «Молот ведьм» подействовал на голову не только церковным проповедникам и юристам. Среди литературных сторонников реальности всего, что в нем рассказывалось о ведьмах, мы находим и медиков, и даже некоторых из гуманистов, этих злейших врагов схоластики. Так, славный poeta laureatus Генрих Бебель почтил своим стихотворным предисловием сборник проповедей некоего тю-бингенского священника Плантша, где излагалась вся инквизиторская теория ведовства. Так, видный итальянский гуманист Пико де ла Мирандола (племянник знаменитого Пико) с большою похвалой отзывался о труде Шпренгера и Инститориса. В это же время ведьмы получают и воплощение свое в образах художественной фантазии. Ведьму рисует Альбрехт Дюрер, шабаш с различными вариациями неоднократно рисует Ганс Бальдунг Грин, и тема эта после них усердно разрабатывается, особенно в дешевой гравюре, назначенной для сбыта среди простонародья. Таким-то образом за первую четверть XVI столетия уродливая, зловещая фигура ведьмы становится вполне привычной всем слоям западноевропейского общества без всякого изъятия.

Нам остается еще, однако, осмыслить для себя один с виду загадочный факт, нашедший отражение в литературной судьбе «Молота ведьм». Немедленно по выходе своем в свет этот труд Шпренгера и Инститориса почтен был достодолжным вниманием: как мы сказали, к 1520 году он был по разным странам напечатан 13 раз. Но с третьего десятилетия XVI в. интерес к нему видимо ослабевает. Только в 1574 году он перепечатывается снова – и снова с большим успехом: к прежним 13 изданиям теперь до 1669 г. прибавляется еще 16. Только к концу XVI столетия у Шпренгера с Инститорисом появляются и достойные соперники. Из «классиков» ведовской литературы Боден выпустил свой труд (De magorum daemonomania seu detestando lamiarum ac magorum cum satana cominercio) в 1580 году, Бинсфельд (De confessionibus maleficarum et sagarum) в 1589 году, Ремигий (Daemonolatria) в 1595 г. и, наконец, Дельрио (Disquisitiones magicae) в 1599 году. Средина же XVI века была, напротив, ознаменована необычайным успехом труда доктора Вейера (De praestigiis daemonum et incantationibus ac veneficiis), где автор клеймил процессы ведьм, как гнусные судебные убийства. Такую же кривую описывает за XVI столетие и действительное гонение на ведьм. Поскольку наш, правда очень недостаточный, статистический материал позволяет нам делать тут выводы, к середине XVI века преследования ведьм значительно проигрывают в силе сравнительно с концом XV столетия. Зато к концу XVI века они мало-помалу снова разгораются с тем, чтобы достичь высшей напряженности в начале XVII столетия. Только тогда они становятся знакомы и странам, которые никогда не видывали у себя папских инквизиторов, таким как Англия, Шотландия и скандинавские государства; только тогда они становятся во всей Западной Европе явлением не исключительным, а совершенно обыденным; только тогда счет жертв приходится вести на тысячи. Шпренгер и Инститорис в XV столетии хвалились еще тем, что за пять лет сожгли в Германии целых 48 ведьм. В XVII столетии во многих небольших немецких территориях пять десятков ведьм нередко отправлялись на костер уже за один раз.