Коллекционная вещь - Тибор Фишер

– Я тебя понимаю, ты действуешь по пословице: «Лучше в Эдем, чем в Бирмингем», но мне ты этим только хлопот прибавляешь. Ладно, раздевайся, – вздыхает он.

Только две команды в истории отношений между мужчиной и женщиной употреблялись чаще этой. Прямо скажем, наемные убийцы дурно воспитаны и в вашем доме им делать нечего.

Смотрит на Никки:

– Ну-с, время идет... у тебя осталось пять минут. Ты знаешь, что делать. – Его пульс учащается – восемьдесят четыре. Наконец-то его усилия будут вознаграждены. Никки впервые получает доступ к интимным прелестям Розы, но, похоже, в данный момент они ее интересуют не слишком. Роза раздевается – тоже без особого азарта: «Только этого еще не хватало». По-моему, Никки надоело тянуть время и она собирается перейти в наступление.

Дверь выпрыгивает на середину комнаты. На пороге – Туша. Она совершенно невозмутима. Терминатор, напротив, нервничает.

– Где ты была? – с упреком говорит ей Никки.

– Уж и чаю выпить нельзя, – отзывается Туша.

– Лучше поздно, чем никогда. Вышиби мозги из этого говноеда.

Терминатор все понял. Направляет дуло пистолета на Тушу, которая по-прежнему совершенно неподвижна.

– Я ведь тебе говорила. А ты мне не верил, – ворчливо говорит Туша.

– Ничего ты мне такого не говорила, толстуха.

– Если в меня выстрелишь, победа будет за мной. Целься в голову – увидишь, что там внутри.

Он стреляет ей в грудь, видит, что Туша никак на выстрел не реагирует, и выпускает еще одну пулю – в голову. За мгновение до того, как Туша валится на пол, в небольшом отверстии, которое проделала во лбу пуля, я замечаю зеленые обои.

Терминатор подходит и наклоняется над ней – ему любопытно, что Туша имела в виду. Теперь, когда цель достигнута, вид у нее еще более отрешенный, чем при жизни. Она добилась успеха? Это зависит от того, в чем заключалась ее цель. Пистолет, насколько я понимаю, разряжен, и сейчас Никки наверняка поведет себя более агрессивно – чтобы не сказать отчаянно.

Терминатор стоит ко мне лицом; Роза и Никки – спиной.

Пришел мой черед. Вообще-то я не люблю вмешиваться. В двадцатые доли секунды я разрастаюсь до восьми футов в высоту и шести в ширину, переливаюсь всеми цветами радуги и демонстрирую Терминатору то, на что не в состоянии взглянуть ни одно живое существо, – его смерть. В результате он полностью теряет контроль над своими телесными функциями; те отправления, которые не должны отправляться, отправляются, и наоборот. Его пульс подскакивает до ста сорока трех, после чего падает безвозвратно, я же уменьшаюсь в размерах и принимаю прежний – сугубо керамический – облик.

Роза опускается на пол и начинает плакать. Никки бросается к трупам.

– Она была права. – Никки пристально смотрит на голову Туши, силясь вникнуть в происшедшее. – Мне нужен отдых. – Она звонит в полицию – не самой же покойников выносить!

В Горгонскую вазу, которая стояла у Туши за спиной, угодили две пули, после чего на нее рухнула сама Туша, поэтому восстановлению ваза, сколько бы клея и терпения на нее ни ушло, не подлежит. Место ей теперь в лучшем случае в каком-нибудь третьесортном провинциальном краеведческом музее. Хруст-хруст. Хруст черепков, на которые наступает Никки, ласкает мой слух. Целых черепков остается все меньше и меньше. А теми, что остались, займусь я. Со временем.

Откровенно говоря, судьба Горгонской вазы меня не сильно заботит, однако я должна уговаривать себя, что это не так. Ведь без тайного недоброжелательства жизнь становится пресной. Если никому не завидовать, не злобствовать, так и простоишь всю жизнь на полке – ваза вазой.

Сюрприз

Роза замечает, что вещей Никки нет.

На этот раз, правда, отсутствуют только вещи Никки – все остальные на месте.

Мы провели неделю в коттедже – приходили в себя. Роза знает – меня пора отдавать. Она даже подумывала меня купить, но Мариусу я так нужна, что с ним наверняка не сторгуешься. Придется теперь ждать, пока он отдаст концы. Десять лет? Двадцать? Ждать, думаю, придется долго: от одной мысли, что его родные и близкие, пока он жив, не получат ни гроша, Мариус будет чувствовать себя молодым и крепким: «Я дурно пахну, еле хожу, все на свете забываю – а вы вокруг меня пляшете». Но Роза готова ждать – столько, сколько понадобится.

Отъезд Никки, как видно, не удивил и не огорчил Розу. Хуже по крайней мере не будет. Пройдет какое-то время, прежде чем она хватится своего красного белья. О причинах пропажи можно лишь догадываться. Не потому ли оно украдено, что всех нас больше всего привлекает не дающееся в руки? Не потому ли, что наше воображение может предложить нам такие лакомства, которых у жизни сроду не было? Никки достаточно умна, чтобы понимать и то и другое.

Приезжает аукционистка, и меня увозят.

– Как дела на любовном фронте? – спрашивает она у Розы уже в дверях.

– Безоговорочная капитуляция.

На улице мы останавливаемся – аукционискта роется в сумочке в поисках ключей от машины, и я – в отличие от нее – слышу, как в Розиной квартире звонит телефон. Вероятно, это Табата, потому что слышно, как Роза говорит: «Я сдаюсь» и «Что ты делаешь в полицейском участке в Баттерси? Берешь его на поруки?».

Рядом паркуется машина. Забита вещами. Кто-то, видимо, переезжает с квартиры на квартиру.

За задним стеклом книги по зоологии – толстые, дорогие фолианты, предназначенные для узких специалистов. Монографии о джинтамунгах, вопилкарах и прочих представителях животного мира Австралии. Туристский реквизит. Видеокассеты. Из машины с энергией человека, начинающего новую жизнь, выпрыгивает мужчина. Высокий, смуглый – подводное плавание, блуждания по джунглям. Волосы черные, густые – загляденье! Попрыгунчик.

В этот раз Никки ничего с собой не забрала только по одной причине: она не испытывала недостатка в средствах, ибо продала Розину квартиру.

Никки исчезла. Вместе со своей мечтой. Мечту трудно убить. Проблеск нового старта прекрасен, уверенность, что будущее не повторит прошлого, для большинства несгибаема. Роза владела квартирой единолично, о чем неопровержимо свидетельствовал лежащий в ящике стола документ. Странно, что Никки первой пришло в голову продать чужую квартиру. Почему-то считается, что если продаешь квартиру, то обязательно свою. Часто и подолгу отсутствуя, Роза предоставила Никки отличную возможность стать Розой. Сейчас чек наверняка уже обналичен, и Никки может смело платить по счетам, превращаясь из обманывающей в обманываемую.

Прогноз: она вернется – совершенно неожиданно для себя самой – в Маркет-Харборо и замкнет круг – закончит жизнь там, где ее начала. От въезда в Маркет-Харборо до выезда из Маркет-Харборо – дистанция длиной в жизнь.

Волосы и глаза у Попрыгунчика – такие же, как у Швабры, а губы – как у дочки художника. Стало быть, в конце концов они все же соединились. Мне кажется, я видела его лицо в Розиной памяти. Смутно, но видела. Он взлетает вверх по ступенькам и открывает дверь ключом, который раньше принадлежал Никки. Судя по очертаниям его спортивной сумки, в ней – замороженная игуана. Скромных размеров.

В эту минуту мы садимся в машину, и мне слышно только, как он говорит «привет», не слишком задумываясь над тем, что застает у себя в квартире хорошенькую полураздетую молодую женщину, которую он вроде бы где-то видел. Еще бы он задумывался – ведь у него в руках столько вещей. От произнесенного им слова все ее чувства оживают вновь. Это слово выстреливает ей прямо в сердце, и в первый момент она даже не понимает, что теперь все позади. Роза молчит: переступающие через порог ее квартиры давно уже перестали вызывать у нее эмоции – как положительные, так и отрицательные.

Прогноз: с этим человеком Роза будет препираться всю оставшуюся жизнь. Со временем они будут говорить о Никки с теплым чувством – ведь только благодаря ей, этой непревзойденной сводне, им есть теперь где вместе жить. И получать умопомрачительное удовольствие друг от друга.

С годами он будет раздражать ее тем, что вечно опаздывает, а потом еще обвиняет в опоздании ее, Розу. Когда они пойдут на свадьбу к Морковке, Роза останется недовольна свадебным подарком, который поручено было купить ему. Он же, в свою очередь, придет в бешенство оттого, какие она выбрала подсвечники, а также оттого, как непочтительно она обходится с пауками.

Его не переспоришь.