Разведка боем - Андрей Воронин

Бандиты залегли, укрыться на складе не составляло труда. Они уже уяснили: проблем осталось больше, чем просто переноска тяжестей. Сиверов спокойно ждал. Вокруг царила неразбериха, вызванная недавним спешным отступлением. Все пожитки команды, кроме оружия, остались на месте, включая рюкзаки, сигареты, цивильную одежду в пакетах, посуду и бак, очищенный от копоти летних костров.

Глеб внимательно прислушивался. Бандиты наверняка растянутся в кольцо, попробуют зайти с тыла. Лишь бы никто с погрузчиков не заметил их на свою голову.

Раздался странный звук. Сиверову не понадобилось долго размышлять, чтобы понять его природу. Это пуля прошла через много слоев поролона, вырвалась на простор и снова погрузилась в упругую среду.

Обернувшись, Глеб заметил слева от себя темное пятнышко с обгорелыми краями. Дырка осталась только на материи. Сам поролон внутри сжался под тяжестью верхних подушек, и канал, пройденный пулей, почти сразу захлопнулся.

Как профессионала, Глеба всегда интересовали мелкие подробности соприкосновения смерти со средой человеческого обитания. В памяти навсегда запечатлелись пузырящийся след пули в толще воды, аккуратные, будто на заводе отштампованные отверстия, оставленные свинцом на крыле новенькой иномарки. Это не помогало лучше стрелять, в своей работе он уже достиг потолка. Всего лишь наблюдения – яркие, отчетливые отпечатки реальности.

Сиверов не очень любил стрелять вслепую, угадывая по звуку местонахождение противника.

Ползет он или согнулся в три погибели, куда попадет пуля – в шею или в ногу? Ранить врага – убогая, не достойная специалиста работа. Все равно как в оперной арии тенор не вытянет на полтона верхнюю ноту.

Но все задание с самого начала было непривычным. При всем желании эту партию не просчитаешь до конца, не расставишь однозначные акценты. Хотя бы потому, что пришлось идти на компромисс со своими принципами.

Глеб выстрелил на шорох, не прикладываясь к прицелу, и услышал короткий вой, больше похожий на волчий, чем на человеческий. Тут вдруг пуля оцарапала нос, содрав тонкий лоскут кожи. Стреляли сверху, Глеб сразу определил откуда.

По закону подлости противник пристроился как раз за тем ящиком, продырявить который означало подать сигнал своим. Выстрелил и больше не высовывался, ждал. Этот боевик сразу ограничил свободу передвижений Глеба и оттянул на себя значительную часть внимания.

Сиверов собирался работать в одиночку. У него с «воинами Аллаха» получится почти беззвучный и предельно конкретный диалог. А вот ребята с «калашами» всех на ноги поднимут, и придется опять уматывать, бросать отличное место. Нет уж, все должно закончиться здесь…

Первым не выдержал Самойленко. Когда-то, в бытность сержантом, он четко знал, как важно досконально выполнять приказ. Но с тех пор утекло много воды. Он больше не состоял на службе, и ни за что не признал бы над собой нового начальника, хоть даже самого Господа Бога. Он готов был принять чужой план, но только до известного предела.

Сейчас он четко видел затаившегося стрелка, слышал те же шорохи, какие слышал Сиверов.

Указательный палец зудел, спецназовец уже, казалось, видел, как он расстреливает полный рожок, кроша абреков, как отработанным движением вставляет второй…

Пора. Он стал выбрасывать пальцы: большой, указательный, средний. Николаич сразу догадался, что это не счет врагам, а секунды до «старта».

Ильяс и летчик догадались чуть позже.

– Мать вашу!

Заработал один автомат, сразу же подключились другой, третий.

Не мариновать себя год за годом в безделье, не огрызаться отступая, как в последний месяц.

Самим напасть – внезапно и безжалостно. Дырявить врагов, как сито, всаживая каждому по пять пуль.

Тех боевиков, кто не попал под убийственный огонь, окатило контрастным душем – обжигающе-горячая кровь прилила к голове, но выступила наружу каплями ледяного пота. Кто-то попробовал отстреливаться. Кто-то разнес ближайший светильник на потолке, надеясь хоть немного сбавить суммарный накал, безжалостный, как в операционной.

Эта пуля перевыполнила план. Наверху заискрило, законтачили «ноль» и «фаза». Тут же сработала защита, и весь этаж погрузился в кромешную тьму.

Как только грянули первые очереди, паника концентрическим кругом распространилась по этажу. Кто-то из водителей резко разворачивался к съезду вниз, кто-то бросал погрузчик, рассчитывая больше на быстроту ног. Последние поступили правильно – возле съезда мгновенно образовалась пробка. От столкновений и крутых виражей товар сыпался на пол. Но это уже никого не волновало, в том числе менеджеров, посланных фирмами для контроля.

Все орали друг на друга, срывая голоса, но продолжалось это полминуты, не больше. Как только погас свет, народ мигом замолк. Стало ясно, что сматываться нужно любыми средствами, хоть по потолку.

Кроме боковых съездов вниз имелись еще двухмаршевые трапы, но ими никто никогда не пользовался и не вспомнил о них сейчас. Только несколько человек, оказавшиеся совсем рядом, кинулись к небольшим квадратным проемам, откуда слабо лучился свет нижнего этажа. Один попытался быстро сбежать, но споткнулся и покатился по металлическим ступеням. Двое других повисли на поручнях и спрыгнули вниз.

Невидимая волна распространялась не только на уровне третьего этажа, но и сверху вниз. Из-за огромных масштабов здания у ворот плохо расслышали отдаленный треск, но паника докатилась и сюда.

Стали отъезжать грузовики и трейлеры – бросив кто разгрузку, кто погрузку. Засуетилась охрана, таможенники заперлись и сами погасили у себя свет. Пошли звонки со множества мобильников. Никто не знал точно, что происходит, и сообщали самое разное: пожар из-за короткого замыкания, бандитская разборка, нападение террористов.

Генерал Потапчук, конечно же, держал под контролем общую ситуацию на складах. Он с самого начала не исключал такого поворота событий.

По логике вещей боевики не должны были поднимать шума в пределах Московской области, где подобные инциденты отслеживаются гораздо чет-" че, чем в глухой провинции. Но оставалось еще и другая сторона – команда изгоев.

Конечно, эти люди не испытывают к спецслужбам доверия. Они не станут просить о помощи.

Но если почувствуют себя окончательно загнанными в угол, могут сознательно поднять шум, чтобы помощь эту спровоцировать.

Сейчас важно все рассчитать, действовать взвешенно. Слишком вялая реакция вызовет у руководства боевиков такое же подозрение, как и слишком оперативная. Крупную рыбу в складах не отловишь, ее там просто нет. Лучший вариант – согнать к месту всех, кого можно, соорудить неразбериху и бардак. Для боевиков это будет выглядеть самой правдоподобной реакцией – пусть они еще раз убедятся, что команду изгоев никто не держит в качестве приманки на крючке.

Главное, полностью отсечь журналистов и телевизионщиков. Для них любой бардак как порция допинга, к нему они присасываются радостно, со сверкающими от возбуждения глазами. Где им знать о тщательно продуманных операциях – только следующее поколение раскопает скрытые подробности и пружины. Только допусти их к складам на пять минут. Будут гонять потом пленку с утра до вечера и без конца поливать «генералов» за «некомпетентность» и «непрофессионализм».

Высший профессионализм иногда состоит в том, чтобы до поры до времени его не демонстрировать.

…Через полчаса возле складов собрались пожарные машины и реанимобили «скорой помощи», милицейский СОБР в бронежилетах и большая группа сотрудников МЧС. Фээсбэшники тоже не скрывали своего участия – представитель их пресс-центра выдавал скупую информацию журналистам, возмущенным тем, что их не пропускают за оцепление.

"На третьем этаже внезапно началась стрельба, освещение отключилось из-за короткого замыкания.

Эвакуация из здания закончилась. Чеченскую версию сейчас не могу ни подтвердить, ни опровергнуть… О захвате заложников у нас пока сведений нет, однако специальные подразделения будут действовать с исключительной осторожностью. На случай пожара необходимые меры приняты…"

Внутри, по ту сторону оцепления, пожарники ругались с местной охраной. Складское начальство обещало подать в суд, если всю без разбора территорию складов зальют пеной. Федору Филипповичу не было нужды режиссировать происходящее – бардак сам набирал обороты.

Сиверов мгновенно подавил в себе ярость, вызванную ненужным грохотом автоматных очередей. Ярость – это роскошь, не всякий может позволить ее себе.

– Лежать! – крикнул он своим. – Отставить к чертям пальбу!

Продолжая в темноте огонь вслепую, они обозначат себя для противника грохотом и мерцающими языками из автоматных стволов. Передвигаясь же без стрельбы, могут ввести Глеба в заблуждение – сейчас он не даст гарантию, что отличит по силуэту чужого от своего. Лучше всего залечь и не рыпаться без крайней нужды.