Скованный ночью - Дин Кунц

Я не сомневался, что Дэл и Джуди Стюарт были убиты исчезновением двойняшек, но в отличие от бедной Лилли Уинг, которая не была ни в чем виновата и не подозревала о том, что творится в Мунлайт-Бее, Стюарты были добровольными шпионами Сатаны и знали, что сделка, в которую они вступили, требует от них страдать молча. Я донельзя удивился, узнав, что Чарли вообще слышал о похищениях.

— Чарли и Нора Дай живут с ними дверь в дверь, — объяснил Бобби, — хотя не думаю, что они ходят друг к другу на шашлыки. Близнецам по шесть лет. Около девяти вечера Джуди полола сорняки и вдруг услышала шум. Она обернулась и увидела рядом незнакомца.

— Коренастого, с коротко стриженными черными волосами, желтыми глазами, толстыми губами и зубами, как зерна кукурузы, — сказал я, описывая похитителя, с которым столкнулся в подземельях склада.

— Высокого, атлетического сложения, светловолосого, зеленоглазого, со сморщенным шрамом на левой щеке.

— Новенький, — сказал я.

— Абсолютно. В руке у него была тряпка с хлороформом, и прежде чем Джуди поняла, что происходит, малый набросился на нее, как масло на сыр.

— Масло на сыр? — удивился я.

— Так выразился Чарли.

Чарли Дай, спаси его бог, пишет великолепные статьи, но хотя считает английский своим родным языком уже двадцать пять лет, он владеет разговорной лексикой далеко не так, как классической прозой. Идиомы и метафоры часто подводят его. Однажды он сказал мне, что августовский вечер был «жарким, как три жабы на кухне». Я два дня хлопал глазами, пока не понял, что он спутал два английских слова: «toads» — жабы и «toasts» — гренки.

Бобби снова посмотрел в мозаичное окно, на сей раз более внимательно, а затем повернулся ко мне:

— Когда Джуди очнулась от хлороформа, двойняшки Аарон и Энсон исчезли.

— Два психа украли троих детей в одну и ту же ночь? — не веря своим ушам, спросил я.

— В Мунлайт-Бее не бывает случайных совпадений, — сказала Саша.

— Плохая новость для нас, а для Джимми просто ужасная, — промолвил я. — Если мы имеем дело не с извращенцами, то эти мерзавцы действуют из побуждений, которые не имеют ничего общего с психопатологией, потому что это не лезет ни в какие ворота. Они «превращаются», а то, во что они «превращаются», толкает их на неслыханные зверства.

— Есть нечто еще более странное, чем «превращение» двух подонков в чудовищ, — сказал Бобби. — Мерзавец оставил в кровати близнецов рисунок.

— Ворона? — догадалась Саша.

— Чарли назвал ее вороном. Есть разница. Ворон сидит на камне, расправив крылья для полета. Не в той же позе, что на первом рисунке. Но послание то же: «Дэл Стюарт будет моим слугой в аду».

— Дэл имеет представление, что это значит? — спросил я.

— Чарли Дай говорит, нет. Но он думает, что Дэл узнал похитителя по описанию Джуди. Может быть, поэтому малый и показался ей. Он хотел, чтобы Дэл знал.

— Но если бы Дэл узнал его, то сообщил бы копам, — сказал я, — и с мерзавцем было бы покончено.

— Чарли сказал, что Дэл ничего им не сообщил.

В голосе Саши прозвучали отвращение и недоверие:

— Его детей похитили, а он скрывает информацию от копов?

— Дэл по уши увяз в историю с Уиверном, — вмешался я. — Может быть, он обязан помалкивать о личности похитителя, пока не получит у своего начальства разрешение на разговор с копами.

— Если бы это были мои дети, я бы плюнула на правила, — ответила Саша.

Я спросил Бобби, что сказала Дженна Уинг о вороне и послании, оставленном под подушкой. Оказалось, что она не имеет об этом представления.

— Впрочем, я слышал еще кое-что, — сказал Бобби, — и это окончательно превращает дело в головоломку.

— То есть?

— Чарли говорит, что две недели назад школьные медсестры и врачи из управления здравоохранения округа проводили ежегодный осмотр всех дошкольников и младшеклассников в городе. Обычная проверка зрения, слуха, флюорография. Но на этот раз они брали анализы крови.

Саша нахмурилась.

— Всем ребятишкам делали анализ?

— Пара медсестер заикнулась, что для этого нужно разрешение родителей, но чиновник из округа навешал им лапши на уши насчет нескольких случаев скрытого гепатита, который может перерасти в эпидемию. Мол, именно поэтому они проводят предварительное обследование.

Мы сразу поняли, что имеет в виду Бобби, и Саша обхватила себя руками, словно ей стало холодно.

— Они проверяют ребятишек не на гепатит, а на ретровирус.

— Чтобы определить, насколько он распространился в городе, — добавил я.

Тут Бобби и изложил свою версию, куда более зловещую.

— Мы знаем, что «яйцеголовые» ломают себе мозги в поисках лекарства, верно?

— Аж уши дымятся, — согласился я.

— А вдруг они выяснили, что небольшой процент инфицированных обладает природным иммунитетом к ретровирусу?

— А вдруг эта мерзость не может передать некоторым генетический материал, который она несет? — подхватила Саша.

Бобби пожал плечами.

— Или что-нибудь другое. Они могут захотеть изучить тех, кто обладает иммунитетом.

При мысли о том, к чему это ведет, меня затошнило.

— Джимми Уинг, двойняшки Стюартов… Может быть, анализы обнаружили в их крови антитела, энзимы, механизмы, или как их там…

Но Саша не хотела принимать нашу логику.

— Для исследований им не нужны дети. Достаточно брать образцы крови или тканей каждые несколько недель.

С неохотой вспомнив людей, которые когда-то работали с моей ма, я сказал:

— Если у тебя нет моральных ограничений, если ты уже использовал в экспериментах людей вроде осужденных каторжников, похитить ребенка для тебя раз плюнуть.

— Ничего не надо объяснять, — подтвердил Бобби. — И родителей уговаривать не придется.

Саша пробормотала слово, которого я никогда от нее не слышал.

— Брат, — сказал Бобби, — кажется, у конструкторов автомобильных и авиационных двигателей есть термин, означающий «тест на разрушение».

— А, понимаю, куда ты клонишь. Да, я уверен, что в некоторых биологических исследованиях есть то же самое. Проверка на то, сколько может выдержать организм, пока не разрушится.

Саша прошипела то же слово, которое я только что слышал, и повернулась к нам спиной, словно не хотела ни видеть, ни слышать нас.

Бобби сказал:

— Может быть, самый быстрый способ понять, почему тот или иной объект — в данном случае один из этих малышей — имеет иммунитет к вирусу, заключается в том, чтобы заражать его лошадиными дозами инфекции и изучать реакцию организма.

— Пока не убьют его, да? — гневно спросила Саша, снова поворачиваясь к нам. Ее прелестное лицо раскраснелось так, словно она наполовину наложила грим для пантомимы.

— Пока не убьют окончательно, — подтвердил я.

— Мы не знаем этого наверняка, — попытался утешить ее Бобби. — У нас нет данных. Это всего лишь полусумасшедшая гипотеза.

— Полусумасшедшая, однако правдоподобная, — уныло сказал я. — Но при чем тут эта дурацкая ворона?

Мы посмотрели друг на друга.

Ответа не было.

Бобби снова подозрительно уставился в окно.

Я спросил:

— Брат, что там? Ты заказал пиццу?

— Нет, но город кишит анчоусами.

— Анчоусами?

— Рыбообразными типами. Вроде тех зомби, которых мы видели сегодня ночью, когда ехали из Уиверна к дому Лилли. Типов с мертвыми глазами в седане. Я видел и других. У меня такое чувство, что готовится какое-то выдающееся паскудство.

— Худшее, чем конец света? — спросил я.

Он бросил на меня удивленный взгляд, а затем усмехнулся.

— Ты прав. Хуже не бывает.

— Да уж, — мрачно буркнула Саша. — Хрен редьки не слаще.

Бобби обернулся ко мне и сказал:

— Я знаю, за что ты ее любишь.

— За то, что она мое личное солнышко, — ответил я.

— Ходячая добродетель, — сказал он.

— Пятьдесят пять кило меду, — сказал я.

— Пятьдесят, а не пятьдесят пять, — уточнила она. — И забудьте о том, что я называла вас Карли и Ларри. Для Ларри это оскорбление.

— Значит, мы Карли и Карли? — спросил Бобби.

— Она думает, что она Мо, — сказал я.

Саша ответила:

— Я думаю, что хочу спать. Но боюсь, что от таких новостей не уснешь.

Бобби покачал головой.

— Это единственное, что я мог сделать, — промолвил он и вышел.

Я запер дверь и смотрел Бобби вслед, пока он не уехал.

Расставание с другом заставило меня нервничать.

Может быть, я нытик, невротик, параноик. Но в данных обстоятельствах только это спасало меня от безумия.

Если бы мы всегда сознавали, что дорогие нам люди смертны, что их жизнь висит не на волоске, а на паутинке, возможно, мы были бы более добры к ним и более благодарны за их любовь и дружбу.

Мы с Сашей поднялись наверх, легли в постель, взялись за руки и помолчали.