Кое-что по секрету - Люси Даймонд

говорить с Маргарет откровенно. Они встречались лишь раз. Маргарет было за пятьдесят, и она была из числа «командиров», но Банни нравились ее прямолинейность и практичность.

– У меня все отлично, – ответила она, помолчав. – Я в полном порядке.

– Инцидент был неприятный, – продолжала Маргарет. – Ты хочешь что-нибудь мне сказать?

– Гм… – Банни замялась. Порой, когда хранишь свою тайну, ни с кем ею не делясь, она становится больше и ужаснее с каждым днем. Понятно, что она не могла рассказать Дэйву о том, что произошло в деревне Котсуолд на прошлой неделе, так как это означало бы, что ей придется рассказать ему эту ужасную историю. Но, возможно, Маргарет как женщина ее поймет, если Банни все объяснит. – Дело в том… – начала она, и тут ее прорвало. – Мой муж был абьюзером, – тихо сказала она, обходя магазин и сворачивая в переулок, чтобы ее никто не услышал. – Однажды он избил меня. Очень сильно избил. И я… я защитила себя.

– Ты пырнула его ножом, верно? – Маргарет всегда была деловой, но от того, как она задала этот вопрос, у Банни перехватило дыхание.

– Ну… да, – подтвердила Банни, помолчав немного. – Это была самозащита. И я…

– Я понимаю, – сказала Маргарет. Понятно, что, задавая вопрос, она уже знала на него ответ, но в ее голосе было столько осуждения, как будто ее худшие страхи насчет Банни только что подтвердились. – Тот мужчина в аудитории на прошлой неделе узнал тебя и, как я слышала, сообщил об этом всем присутствующим. Позволь добавить, что в зале было сто пятьдесят два человека, если верить нашему организатору Сэлли.

– Да, – смиренно ответила Банни, обхватывая себя руками. Она прислонилась к кирпичной стене здания, в нос ей била вонь от стоящего неподалеку мусорного бака. Воздух был сырым, теплым и зловонным, Банни вдруг затрясло.

– Понятно. Что ж, прости мне мою прямоту, но это не та реклама, которая нужна нашему бренду, – заявила Маргарет. Ее голос теперь звучал очень холодно. Она злилась на Банни. – Тебе следовало рассказать нам об этих… об этих обстоятельствах, когда ты победила. Именно на такой случай. Боюсь, в сложившейся ситуации SlimmerYou больше не хочет, чтобы ты в будущем представляла компанию или участвовала в какой-либо рекламе бренда. Мы немедленно расторгаем с тобой контракт.

Банни ахнула.

– Но, Маргарет, я…

– Прошу прощения, ничего изменить нельзя, – последовал ответ. – Жаль, что нам приходится расставаться на такой ноте, но моя работа заключается в том, чтобы защищать наш бренд. Дай мне знать, если мы должны компенсировать тебе какие-то дополнительные расходы… Если таковых нет, то пока.

Банни захотелось закричать, ударить кулаком в стену, но Маргарет закончила разговор. Это было так несправедливо! И дело было не в том, что Маргарет отстранила ее от выступлений. Банни и сама не хотела больше этих глупых лекций; она покончила с дурацкими лекциями! Дело было в том, что эта женщина встала на сторону ее бывшего мужа, как сделала это пресса в Глостершире и – давайте смотреть правде в глаза – ее собственная семья. Родственники даже не делали попыток навестить ее, пока Банни жила в Йорке. Пусть Маргарет из старшего поколения и не слишком чувствительна, но после разговора с ней у Банни осталось ощущение, что она виновата в случившемся.

От несправедливости происходящего слезы жгли ей глаза. Что, неужели ей следовало позволить Марку забить ее до смерти прямо там, на полу в кухне? Она не должна была защищаться? Некоторые люди определенно думали именно так. Ее золовка с поджатыми губами, запретившая ей видеться с ее племянницей Хлоей. А теперь и Маргарет наказывала Банни, выкидывая из рекламной кампании программы похудения, напуганная тем, что их бренд запятнает ассоциация с Банни. Где понимание? Где женская солидарность?

Подавив рыдание, Банни попыталась взять эмоции под контроль. Она вспомнила, что через полчаса ей нужно вернуться на работу. Посетителям кафе едва ли захочется смотреть на ее заплаканное лицо и красные глаза. Но силы покинули ее, сила воли в том числе, поэтому Банни поплелась к пекарне, которая как будто магнитом притягивала ее, не в силах сопротивляться искушению. И да, она купила себе на ланч теплую сосиску в тесте и рассыпчатое шотландское песочное печенье. Именно так поступала Рэйчел в плохие дни, когда настроение у нее падало, когда она чувствовала себя слабой. Кого заботят калории? Какой смысл держать форму, когда прошлое догоняет тебя и похлопывает по плечу?

Вернувшись в маленькую комнату для персонала над кафе, Банни начала поглощать нарушающий диету ланч, от души наслаждаясь каждым проглоченным куском. Угощение из пекарни помогло ей почувствовать себя в миллион раз лучше, чем мог бы помочь контейнер с киноа и тертой морковкой. Так в прошлом ей помогала гигантская пицца с сыром и огромные куски молочного шоколада. Осознания этого оказалось достаточно, чтобы Банни тут же прекратила есть. Ее глаза расширились.

Неужели это еще один признак того, что ее жизнь ускользает от нее? Слабая сила воли. Желание съесть что-нибудь вкусное, только бы продержаться до конца дня. Все это было до ужаса знакомым. «Я не должна позволить этой воронке снова увлечь меня на дно, – подумала Банни, смахивая крошки печенья с юбки и сминая пустой бумажный пакет. – Я не должна. Потому что я стала сильнее, не так ли?»

– Банни? Ты здесь? Внизу опять много посетителей, – услышала она голос Жасмин.

– Иду, – откликнулась Банни, выбрасывая скомканный пакет в мусорную корзину. «Больше никакой выпечки, – сурово сказала она себе. – И никаких слез на людях. Рэйчел больше нет, и слава богу». Банни совершенно не собиралась впускать ее обратно.

Глава восемнадцатая

Тем временем на Мадейре Джини затаилась в своем номере. Был вечер понедельника, прошло уже почти сорок восемь часов после инцидента с Луисом, а она практически не вставала с постели. Она даже не была уверена в том, что когда-нибудь снова захочет предъявить себя миру. Потому что она выставила себя полной дурой.

Задним числом она понимала, что ей вообще не следовало бы пить тот последний коктейль в субботу вечером. Или все то игристое вино за ужином, или несколько порций ликера после него. Она так ликовала от перспективы продлить отпуск еще на неделю – или, возможно, даже дольше! – что просто не смогла сказать «нет». После ужина они нашли место в баре «Голливуд», где пианист играл джазовые версии мелодий из мюзиклов, и Джини, подбадриваемая Пэтси и Кейт, выпила еще один коктейль. Это было что-то отвратительное и обжигающее, с кусочками апельсина и вишнями в глазури. И после этого