Стрела Аримана. Антология российской фантастики - Сергей Михайлов

— Головной дозор пропустить. Взять, как только пройдут высшую точку перевала.

Им не дали ни взяться за короткие копья, ни натянуть луки. Двое упали, пробитые толстыми арбалетными стрелами, третьего сбросил на землю испуганный конь, и его добили мечом, прежде чем подоспевший Ис успел остановить воина. Они даже не вскрикнули, и скрытый за поворотом отряд ничего не заметил.

— Начали! — крикнул Улук, всадив с двадцати шагов стрелу в одноглазого предводителя. И — пошло. Десяток воинов древками копий подтолкнули висевший над дорогой обломок скалы. И он рухнул на головы храмовых стражей. Запершило в горле от едкой пыли. Ничего не было видно — только ржание коней, грохот камнепада да тупое стуканье стрел били в уши. И торжествующий крик с гор заглушил вопль ужаса снизу. Там никто не командовал. Но все храмовые стражи, кто мог, ничего не видя в одуряющей пыли, повернули на выход из ущелья, давя упавших и падая под копыта. Взбесившиеся верблюды грязно-коричневой массой вырвались из желтого облака и, осыпаемые стрелами, ринулись вниз, ломая голенастые ноги, разбрасывая полосатые тюки, топча сброшенных седоков. За ними скакали уцелевшие конники. Их встречал стрелами из-за камней начальник поста со своими людьми. Здесь образовался завал из вздрагивающих людских и конских тел. Страшно блестели в беспощадном солнечном свете оскаленные зубы уже затихшего рыжего жеребца. В пыльном облаке лязгали мечи — это сотня Куга сошла со склона довершать дело.

— Отбой! — срывая голос, с пылью выплюнул Улук. Ис спустил тетиву своего самострела, снял шлем и вытер вспотевший лоб, словно сам стрелял и работал мечом. Внизу за ноги оттаскивали убитых, добивали искалеченных лошадей. Воины в панцирях возбужденно кричали друг другу, хотя теперь было тихо, лишь изредка хрипела еще недобитая лошадь.

Учитель отвернулся, чтобы не видеть ног, торчащих из-под камней, и там, дальше, еще шевелящегося вала, перегородившего русло высохшего ручья. Оттуда четверо воинов на двух копьях, связанных, как носилки, плащами, несли десятника — начальника поста.

— Не стал парень сотником, — вздохнул Улук, салютуя носилкам.

И снова вошел в дело:

— Доложить потери, собрать оружие, лошадей и верблюдов! Понимаю, Учитель, грязное это дело, но кому-то нужно дерьмо выгребать, — добавил он, сочувственно посмотрев на Иса.

— Никогда не думал, что окажусь в ассенизационном обозе истории. Пошли в тень, там и доклады выслушаем.

— Наших убитых двое, раненых — пять, — доложил Куг, когда Улук с Учителем отошли от места побоища, — из храмовых стражей успели ускакать трое, одного, уже издали, сняли стрелой. Догонять бесполезно — кони хороши, да и скачут, обезумев от страха, как коням ноги не переломали — не пойму.

— Пленные?

— Нет. Дорвались ребята. Одного только вытащили из-под верблюда — ему повезло, был без оружия.

— Веди сюда.

— Эй, парни, того плюгавого в черном волоките сюда!

Приволокли. Увидев происшедшее с отрядом, он впал в какое-то странное состояние, в котором весь мир казался нереальным. Когда его волокли, он не сопротивлялся — смотрел и не видел, как за его голыми пятками оставались борозды на песке, и даже не вздрагивал, когда ноги натыкались на острые камни.

— Приволокли, — отпустили руки Луса двое потных парней, предварительно развернув лазутчика лицом к Учителю и Улуку. И не поддерживаемый более, он повадился перед ними. Но здесь он вышел из транса и сообразил, что уж коли его в горячке не прирезали за компанию с любезными сердцу храмовыми стражами, то теперь с ним будут говорить. И от того, как он будет отвечать, зависит, вздернут его или нет.

— Великий Учитель, — начал он, не поднимаясь из пыли и следя по-собачьи за лицом Иса — он уже оправился от испуга, и весь вид его выражал преданность и покорность. Однако ноги целовать не лез — соображения у него хватало.

— Довольно, Лус, садись и расскажи, с чем пожаловал. Только не говори, что ты здесь случайно или на увеселительной прогулке. Садись, садись, мы тоже присядем, — добавил он, выбирая камень поудобнее. Рядом устроился Улук.

— Ты его знаешь? — удивился тот.

— Как же, я ему руку лечил, которую сломали ему за доносы. Тогда, на базаре, свернули бы ему и шею, не окажись я там. Ну, продолжай, — вновь повернулся он к присевшему на корточки в пыль Лусу — пересесть ближе в тень тот не решился.

— Истинно так, как говоришь ты. Доброе семя дает добрый колос. И не в бесплодную землю упали слова твои, — тон его был подобострастным, он словно что-то разглядывал внутри себя. И взгляд его уже не был собачьим, ожидающим милости от Иса. — Истинно так, — снова повторил он, собираясь с мыслями, — не на прогулке я был, Учитель. А сам верховный жрец и нечестивец-наместник послали меня найти тебя, все высмотреть и донести: где ты, сколько у тебя силы и как лучше тебя взять.

— На сук его! — крикнул Нави и, шагнув вперед, оказался рядом с лазутчиком.

Ис поднял руку, успокаивая телохранителя:

— Садись, возьми лист и веди протокол. И в этом порядок нужен.

Лус даже не повернул головы — теперь он знал, так просто его не повесят.

— Продолжай, Лус, нам помешали.

— Это все, что мне поручили.

— Но я же тебя знаю!

— Я мог прозреть, Учитель. Представь — твои семена дали добрые всходы.

— Что же, ты хочешь сказать…

— Нет, нет, Учитель, еще нет, — вдруг заторопился Лус, понимая шаткость своей позиции, — но я бы мог быть полезным.

— Чем?

— Может быть, мы поговорим наедине? — начал наглеть Лус.

— Улук и Нави знают все, что и я.

— Если я передам верховному жрецу, что сила твоя велика и…

— Ты намекаешь на союз против Империи? Сначала — вместе против них, а потом — разберемся с домашними делами? У тебя что, такое поручение, или это вольная импровизация для спасения шкуры?

— Нет у меня такого поручения, никто не знал, как силен ты. Но когда узнают… Жрецы тоже недовольны Империей! — говоря так, Лус почти верил сказанному.

— Они тебя продадут при первом же случае!

— Спокойно, Нави, это я знаю. И не религиозная распря у нас.

— Правда твоя, Учитель. Верховный жрец, лишившись права казнить и миловать, лишится и доходов — осмелевшие инакомыслящие денег в храм не понесут. И в этом ты прав, — опять вступил в разговор Нави.

В речи Луса появилось достоинство, словно он и впрямь кого-то представлял

— Я о другом. Увидев, что ты карающий меч в деснице Божьей, не воспримет ли и тебя верховный жрец как пророка или даже — сына Божия? И поклонится он тебе. А ты станешь во главе. Не союзником — господином. И твои сторонники, — добавил он, покосившись на Улука и Нави. — Ив храме ничего не надо менять. И все будут равны, как учишь ты, перед тобой. А там, на небесах, ты воздашь всем за земные муки.