Домашняя готика - Софи Ханна

Саймон ухмыльнулся.

– Скоро получим зубные формулы и тогда все проясним.

– Надеюсь, они, – Комботекра кивнул в сторону сада, – смогут установить причину смерти. Зазубрины на костях от огромного ножа или… в общем, желательно, чтоб сразу стало понятно, от чего они умерли. И надеюсь, когда их закапывали, они были мертвы. – Он жалобно посмотрел на Саймона. – Только не говори, что тебе это не приходило в голову. Что их могли похоронить заживо.

Нет, таких мыслей у Саймона не было. У него имелась совсем иная идея. Отметина, да еще такая, чтоб сразу понятно от чего… Пелена непонимания медленно рассеивалась. Он почти нашел объяснение всем этим бессмысленным фактам. Нашел единственное разумное объяснение.

Ничего не сказав, Саймон кинулся из кухни, на ходу вынимая из кармана телефон.

Четверг, 9 августа 2007

Ник валяется на диване, но диван почему-то стоит на потолке. По лицу Ника размазан томатный соус. Зои сидит у него на коленях, пинает люстру. По телевизору новости, и звук включен на максимум. Телевизор, кстати, тоже вверх тормашками. Детские игрушки парят в воздухе. В комнате появляется Джейк, проходит по потолку и спрашивает: «А где мамуля? Лондон уехала, папа? Сково пвиедет?»

Я неожиданно просыпаюсь – и меня захлестывает волна ужаса. Тревога не нарастает постепенно, нет, – ужас обрушивается огромным валом. Я все еще здесь, заперта в комнате. Как я могла заснуть? Помню, как плакала и умоляла, чтобы меня отпустили, и в конце концов рухнула на пол, голодная, обессиленная…

Он накачал меня наркотиками. Наверняка. Бутылка воды. Она стояла на пассажирском сиденье машины, а не валялась под креслом, как обычно… И вода, которую он мне принес уже здесь…

Подхожу к двери. Заперта. Начинаю барабанить по ней, кричать. Бросаюсь на дверь всем телом. Если это и больно, я не замечаю. В голове есть место только для одной мысли: вырваться отсюда!

Моя сумка – она все еще здесь, на подоконнике. Высыпаю содержимое на пол. Телефон пропал. Часов тоже нет. Итак, он побывал здесь, пока я спала. Не знаю, сколько прошло времени, но, наверное, немало. Судя по свету за шторами, уже день.

Шторы. Рывком раздвигаю их. Снаружи маленький бетонированный дворик, заставленный самыми разными растениями в горшках. Заставленный так плотно, что будет нелегко, если кто-то захочет добраться до высокой и густой живой изгороди, обрамляющей двор с двух сторон. Прочностью она, судя по виду, не уступает кирпичной стене. Третьей стороны изгороди не разглядеть – двор, вероятно, углом огибает дом. Среди горшков с растениями, в центре дворика, затерялся небольшой фонтан – голова слона, из хобота струится вода. В углу притулилась кривая беседка с парой скамеек. Рядом – черные деревянные ворота, прочные и высокие. Заперты на навесной замок.

Не определить, где находится дом. С улицы меня никому не увидеть, сколько бы я ни торчала у окна. Возвращаюсь к двери, наваливаюсь всем телом и кричу как можно громче. Ничего. Прислушиваюсь. Его нет? Или он стоит с той стороны двери и наслаждается моими криками? Я уже не голодна, просто чувствую какую-то пустоту внутри. Каждый раз, как поворачиваю голову, перед глазами пробегает легкая рябь, точно вместо воздуха в комнате вязкая прозрачная жидкость.

– Салли?

– Открой дверь, выпусти меня!

Ненавижу себя за это, но я рада его слышать.

– Хорошо. Но… Салли, только не пугайся. У меня в руках пистолет. Когда я открою дверь, он будет наставлен на тебя.

– Пожалуйста, дай мне позвонить Нику. Верни мне телефон.

Дверь открывается. Он выглядит вполне обычно, все тот же взволнованно-заботливый взгляд. Необычно только одно – пистолет в руке.

Я раньше никогда не видела настоящего пистолета. В кино, по телевизору, но это совсем другое. Спокойно. Думай. Пистолет маленький, стальной и гладкий.

– Я не буду делать глупостей, но мне нужно позвонить Нику, как можно скорей. Я не хочу, чтобы он волновался.

– Он и не будет волноваться. Смотри.

Он достает из кармана мой телефон. На дисплее сообщение от Ника: «Да, черт, вовремя предупредили. Да, детей заберу. Возвращайся скорей. Позвони при первой возможности – дети захотят поговорить».

Потом я читаю сообщение, которое якобы отправила. Мол, срочная командировка в Венецию, вернусь, как только смогу.

Господи, Ник! Ну когда я писала так лаконично? Когда у меня были такие проблемы на работе, что я улетала за границу, даже не поговорив с тобой? И я же всегда подписываюсь тремя «С»!

Откашлявшись, собираюсь с духом и решаюсь заговорить.

– Это ты написал? За меня?

Он кивает:

– Не хочу, чтобы Ник волновался, несмотря ни на что.

– Когда ты отпустишь меня домой? – Едва сдерживаю слезы. – Когда?!

Он опускает пистолет и идет ко мне. Я вздрагиваю, но он не агрессивен. Обвивает меня руками, обнимает, прижимает к себе, отпускает.

– Думаю, у тебя много вопросов.

– Это ты убил Джеральдин и Люси? Тебя зовут Уильям Маркс?

Но меня волнует только одно: когда я снова увижу свою семью? Этот вопрос и возможные ответы на него занимают все мои мысли.

– Как? – Он напрягается и поднимает пистолет. Нас обволакивает вязкая тишина.

– Уильям Маркс, – повторяю я.

– Нет, – медленно отвечает он. – Меня зовут не Уильям Маркс.

– Ты сказал «несмотря ни на что»… Ты не хочешь, чтобы Ник волновался, несмотря ни на что. Несмотря на что?

– Несмотря на то, как он с тобой обращался.

– Ты о чем?..

– Он обращался с тобой, как с прислугой.

– Неправда!

– «Я хожу по дому и убираю за ним; не успею закончить, как Ник уже загадил все снова, и мне приходится начинать сначала». Помнишь, как ты мне рассказывала?

– Да, но…

– И к этому человеку ты хочешь вернуться?

– Ты сумасшедший. – Не будь у него пистолета, я бы выразилась грубее, гораздо грубее.

Он смеется:

– Я сумасшедший? Ты сама сказала, что сделала бы с деньгами, если бы выиграла в лотерею. Я все это узнал от тебя.

– Я никогда ничего не говорила о…

– Ты наняла бы прислугу. На семь дней в неделю, на круглые сутки. Объяснила бы, как прибираться в каждой комнате, чтобы тебе нравилось. И не пришлось бы больше бороться с беспорядком, который устраивает Ник. Ты могла бы просто зайти в комнату и присесть, не заботясь о ее чистоте.

Он прав. Про лотерею забыла, но остальное знакомо. Мои слова. Он издевается надо мной моими же словами.

– Я люблю Ника и детей! Пожалуйста, отпусти меня. Спрячь пистолет.

– Нику тяжело без тебя, правда? Ты вынуждена нанимать женщину, которая присматривает и за детьми, и за ним, иначе он не справляется.

Пэм Сениор. Пэм помогала Нику ту неделю, которую я провела с ним в Сэддон-Холл. Она-то как со всем этим связана?

– Но если он уезжает… а он довольно редко это делает, и тебе бы хотелось, чтобы он уезжал почаще. Если Ник уезжает, тебе легче. Да, за детьми присматривать все равно надо, но хотя бы не приходится убирать раскиданные повсюду газеты и банановую кожуру…

– Прекрати! – Меня трясет. Хочется лечь, свернуться клубочком прямо на полу, но нельзя. Надо попробовать отсюда выбраться. – Пожалуйста, хватит. Ты же не думаешь, что на самом деле…

– Как тебе комната? – Он забирает у меня телефон, кладет его в карман и направляет пистолет мне в грудь. – Достаточно чисто? Беспорядка вроде быть не должно. Тут ведь и нет ничего, кроме массажного стола, тебя и твоей сумочки. Не волнуйся, мебель скоро будет: книжный шкаф, лампа… Тебе не нравится, да? – Его голос подрагивает. – Тебе не терпится выбраться отсюда? Я ведь отделал ее специально для тебя. Массажный стол оказался дороговат, но я знаю, как ты любишь массаж. И ковер, и абажур. Я все подобрал специально для тебя.

– Включая замок на двери? – Впиваюсь ногтями в ладони, чтобы не завыть.

– Прости за это, – усмехается он. – И за мою группу поддержки.

– За что?

– Пистолет, – он взмахивает оружием. – Надеюсь, скоро необходимость в нем отпадет.

Я слишком напугана, чтобы понять, угроза ли это.

– Почему? Что произойдет?

– Это зависит от тебя. Знаешь, сколько раз я перекрашивал стены? Сперва выбрал бледно-абрикосовый цвет, но он выглядел как-то болезненно. Попробовал желтый – слишком ярко. А потом, всего пару недель назад, подумал о самом очевидном – белом. Идеально!

Этого просто не может быть. Не мог какой-то сумасшедший обустраивать комнату, чтобы запереть меня в ней. От мысли, что все это бред, почему-то становится легче. Пару недель назад? Две недели назад Джеральдин и Люси Бретерик были еще живы. Но… ковер новый, и пахнет в комнате краской. Он не мог заказать ковер после смерти Джеральдин и Люси. Его бы не успели привезти…

Как будто прочитав мои мысли, он говорит:

– Твое пребывание здесь никак не связано с убийствами, о которых говорили в новостях. Может, они немного ускорили дело, но…

– Я знаю, кто ты, – говорю я. – Ты отец Эми Оливар. Где Эми и ее мать? Их ты тоже убил?