Перуновы дети - Валентин Гнатюк

В то же мгновение из-за густой орешины возник Рябой со своим охотничьим самострелом, направленным в голову ратника, названного Микулой.

– Не двигайся! – велел охотник. – И соратникам своим скажи, чтоб не баловали! Самострел мой верный бьёт без промаха, а друзья, что в кустах да на деревьях хоронятся, концами калёных стрел жизнь каждого из вас стерегут!

Рябой напускал туману для острастки: самострел имелся только у него одного, и, хотя беглецы превосходили незнакомцев втрое, вооружены они были слабовато, о чём чужаки, конечно, знать не могли.

Микула никак не выказал беспокойства или растерянности. Он так же невозмутимо оглядел качающиеся ветки и кусты, где люди Рябого окружали незнакомцев тесным колом, потом обратился к охотнику:

– Хто такие будете, хлопцы, и шо вам од нас надо? – спросил он мягким южнорусским говором. – Коли вы лихие люди и грабить нас надумали, то у нас ни золота, ни серебра нету…

Так они впервые встретились с Микулой. Хорошо, что обе стороны проявили выдержку и сгоряча не пустили в ход оружие. Вскоре выяснилось, что Микула с тремя друзьями бежал из острога, куда они были брошены для ожидания наказания за невыполнение княжеского наказа сжечь дотла три деревни у Большого шляха. Охранявший их дружинник бежал вместе с ними.

– Мы с князем Святославом именем Перуна и хазар, и греков били, а теперь во имя греческой веры своих же людей класть должны? Не бывать сему, не пойдём против совести! – выразил общее мнение один из друзей Микулы.

Присутствие опытных воинов в отряде было неоценимым. Нынешняя беспокойная жизнь заставила каждого из них – будь он пахарь, скорняк, кузнец, гречкосей или плотник – становиться ещё и воином, как это случалось с их пращурами сотни и тысячи лет назад, когда перед лицом врага люди становились не просто вооружённой чем попало толпой, а стройными десятками, сотнями и тысячами, где каждый знал своё место в боевом строю. И не зря чужеземцы с завистью говаривали: «На Руси что ни мужчина, то воин!»

Дружинники занялись обучением людей.

Светозар быстро сдружился с малоразговорчивым Микулой. Сколько лет он имел от роду, было непонятно, может, три десятка, а может, и пять. Силой обладал недюжинной, но никогда ею не хвалился. Из-за немногословия, умения и рассудительности Микулу уважали и прислушивались к его вескому слову.

Беженцев всё прибывало, и скоро это был уже довольно большой отряд. Приходили семьями и поодиночке, вели скотину: коров, быков, коней, везли на повозках нехитрый скарб, детей и овец, которые не могут бегать быстро и далеко. Пришлось собрать на одной из стоянок общее Коло и выбрать старших и воеводу, потому как без порядка в таком походе не обойтись.

Воеводой единогласно выбрали Микулу. Он поделил людей не по десяткам, а по общинам – кто откуда пришёл, так было сподручнее, а каждая община выбрала себе старшего. Всего насчитывалось около двух сотен людей, из которых боеспособных мужчин было восемь десятков. Старшим кудесником, само собой, провозгласили отца Велимира. Также были утверждены костровые, конюшие, пастухи, молочницы, заготовители дров и сена, каждому была определена обязанность в общем деле. Так было намного легче, не создавало сутолоки и лишних хлопот.

Теперь уже разбойные шайки были не так страшны, как прежде. Микула организовал дозорную службу и оборону отряда по всем законам ратного дела. Как только представлялась возможность, мужчины совершенствовались во владении оружием, схватках в лесу и поле, в пешем и конном строю. Только надёжная служба охоронцев и разведчиков под зорким оком Микулы помогала им оставаться до поры до времени неуловимыми, поскольку ускользать от рыскавших повсюду княжеских отрядов становилось всё труднее. Не один их отряд-табор старался спастись бегством от грозной кары, но не все были столь удачливы, об этом рассказывали те, кто остался жив и примкнул к отряду Микулы.

Мужская дружба с Микулой, внутренне столь близким Мечиславу, да и внешне схожим с ним воинским чубом, оживила Светозара. А ещё дружба со сверстниками: Жилко и Ивицей, каждый из которых испил из реки полынной горечи, но тем не менее остался жив. Молодые ростки после того, как их пересадят на новую почву, при заботливом уходе быстро входят в силу, так и трое подлетков скоро освоились в кочевой жизни. Вечером, когда уходили дневные заботы и любопытствующие устраивались у костра поближе к отцу Велимиру слушать его удивительные сказания, Жилко придвигался поближе к огню, чтобы было светлее, открывал свой короб, доставал из него резцы по дереву с красивыми роговыми рукоятками и начинал чудодействовать. Фигурки людей и животных, замысловато переплетённые амулеты-обереги либо деревянные чаши-календари с символами каждого месяца возникали, как по волшебству, из-под его рук. Для Светозара это были счастливые мгновения: уши внимали рассказам старого Велимира, а глаза не менее зачарованно следили за ловкой работой Жилко. И ему казалось, а может, так оно и было, что образы, передаваемые волхвом, каким-то чудодейственным способом перетекают в изделия, творимые его другом.

Все дивились амулету, который Жилко вырезал первым и подарил Ивице. В сложном переплетении растительно-животного орнамента, состоящего из цветов, листьев, зверей и птиц, одновременно читались и буквы. В самом центре вырисовывалась «Ж», похожая на изогнутые веточки или жука, середина которой могла читаться как «I» – «Iвiца», «Iрiй», «Iстiна». Это вплеталось в «О», не имеющее начала и конца, – символ бесконечности Сварожьего мира и символ Кола – от самого великого до малого, от солнечного и небесного – до того кола, на которое они собираются, чтобы решать свои вопросы. Ещё «О» можно толковать как «Оберег», «Огонь», «Отчизна» – то, что ближе всего и дороже человеку, о чём он всегда хочет помнить и нести в своём сердце. «Ж», наложенное на «О», давало две буквы «В», глядящие в разные стороны, как два дозорных Витязя, стерегущие мир от Войны, или как два мудрых Ворона, напоминающие людям о Всевышнем и Вечности. Далее в скрещении линий проявлялось «Т» – Труд, Творец, Твердыня. И всё вместе читалось как «ЖIВОТ», то есть Жизнь, объединяющее все входящие в него понятия и значения.

Будучи вдалеке от дома, человек, имеющий такой амулет, владел магической силой родных мест, людей, животных, Богов и Пращуров, их заветов, обычаев, мироощущения, а по сути – и всей Руси. Это наполняло его силой и уверенностью, делало стойким и выносливым в любых тяжких испытаниях и оберегало от уныния, отчаяния, а порой и смерти.

Даже старый Велимир дивился мастерству Жилко, а тот отвечал, что режет по дереву, сколько себя помнит. Только дело не в нём, а в резцах, которыми владели отец его и дед, а тому они достались от прадеда, который был к тому же кудесник, и резцы эти заговорённые, потому когда он, Жилко, трудится, то часто сам не ведает, что у него выйдет, это отец и деды руки его направляют, вот и получается так складно.

– Сам я ни в жизнь такой красоты не мог бы сработать! – уверял Жилко.

Так ли это было на самом деле, кто знает, только Светозар каким-то подспудным чутьём, «третьим зраком» ощущал исходящую от оберега, сработанного его другом, такую же силу, какую источал Перунов знак Мечислава на его груди.

Ивице оберег, несомненно, тоже помог. Он вернул ей первую улыбку и благодарный взгляд, подаренный Жилко. Созерцая сложные переплетения, читая вплетённые в узор буквицы, она отрешалась на некоторое время от ужасного прошлого и начинала воспринимать себя частицей всеобщего единения, причастной к вечному движению Жизни. И тогда к ней приходило ощущение мира и покоя, даруя новые силы.

Глава седьмая

Посвящение в воины

Не перекладывайте, люди, на плечи богов свои каждодневные чаянья. Боги дали нам Покон Прави, и мы, дети их, сами должны решать, как нам быть. Как ведётся на Руси уже много тысяч лет, пусть Коло вынесет свой суд, и то, что будет решено, станет истинным…

Огонь, весело гудя, поглощал сухие ветки и коряги, время от времени выбрасывая в черноту ночи россыпи искр, что подобно стайкам светлячков носились в воздухе и угасали. Ветер запускал свои невидимые персты в кроны деревьев и шелестел ими вверху, а тут, в укромной лощине, было тихо, дым от костра уходил вверх и не лез в глаза сидящим вокруг мужчинам. Женщины хлопотали по своим делам и укладывали детей спать на возах, подстелив душистого сена и укрыв свиткой либо кожухом.

В этот вечер отец Велимир не рассказывал свои байки и Жилко не доставал с телеги заветный короб. Мужчины, собравшиеся у костра, молчали и думали тяжкую думу. Потрескивали сучья, иногда всхрапывали из темноты кони, да ещё время от времени голосами ночных птиц перекликались дозорные.

Нынче должна была решиться дальнейшая судьба отряда.