К югу от Вирджинии - Валерий Бочков

– Ну, так! Мне все это надоело! – истерично вскрикнула она. – Ты, урод, – повернулась она к Глине. – Будем жечь этот гадюшник! Дневник где-то здесь спрятан, так что сгорит вместе с ней. Поджигай!

Глина, радостно кивнув, нагнулся, чиркнул спичкой. Фитиль затрещал, заплясал рыжим языком по стеклу. Дно бутыли быстро почернело от копоти.

– Ну вот, – он потряс коробку спичек, сунул в карман. – Пятнадцать минут и… – Он изобразил руками взрыв.

– Поставь поближе… – Хильда мотнула головой, – к этой.

– А вдруг дневник в школе? – быстро спросила Полина. – В учительской?

– Правда? Спасибо за совет! – Хильда нервно засмеялась. – Мы отсюда прямиком туда и рванем.

Она наклонилась к Полине, ласково проговорила:

– Прощайте, мисс Рыжик! Нам будет вас не хватать. Очень.

Полина вжала затылок в спинку кресла, зажмурилась, рванулась вперед всем телом и, как тараном, изо всех сил хрястнула лбом Хильде в нос. Раздался хруст, Хильда выдохнула низкий утробный звук. Схватив лицо руками, она попятилась, оступилась и грохнулась на пол. Глина едва успел увернуться, он держал в руках керосиновую бомбу. Он очумело глядел на мычащую от боли Хильду, потом заметался, не зная, куда поставить склянку с горящим фитилем.

– Замри! – закричала Полина.

Здоровяк растерялся, она рванулась к камину. Связанными руками ей удалось ухватить с полу кочергу. Глина стоял в двух шагах. Полина сжала рукоятку и с размаху влепила кочергой по бутыли. Раздался звон стекла, и тут же вспыхнул керосин. Глина превратился в ослепительный, пылающий шар. Полина отскочила, горящий керосин потек по паркету. Глина взвыл. Полина увидела в ярком факеле страшный черный рот. Глина был похож на горящее чучело. Он орал и метался, натыкаясь на мебель и стены. Обои тут же занялись, рыжее пламя весело побежало вверх к потолку, загорелся диван. Полина не могла двинуться с места. Глина вышиб дверь, выкатился на веранду. За ним оставался горящий след, на ступенях, на асфальте. Он бросился в сторону кладбища, бежал, петляя, зигзагами, налетел на столб, упал. Тут же вскочил и побежал снова. Он кричал непрерывно, с невыносимым упорством на одной высокой ноте. Полина стояла на крыльце, завороженная, не в силах отвести взгляд. Глина вдруг замедлил шаг, остановился, задергался, словно сломанная кукла. Потом осел, медленно повалился на бок. Пламя сбилось, зачадило, ветер погнал по дороге жирный черный дым.

Полина, не сводя глаз с дыма, медленно спустилась по ступеням крыльца. Зубами распутала узел, отбросив веревку, стала тереть затекшие запястья.

Больше всего на свете ей хотелось бежать отсюда, бежать куда глаза глядят. Вместо этого, по непонятной причине, она поднялась на веранду, вошла в дом. Огонь внутри гудел и уже полыхал вовсю. Прикрыв лицо руками, Полина пробралась в гостиную, среди дыма разглядела Хильду. Та лежала на полу, неловко поджав под себя ноги. Полина ухватила ее за кожанку и поволокла к выходу.

34

– Удивительно теплая зима в этом году, – словно извиняясь, проговорил нотариус Фредэйбель, подумав, добавил: – У нас тут, в Данциге. Наверное, в какой-нибудь Лапландии сейчас – у-у-у – вьюга-пурга!

Он застенчиво улыбнулся, показав много мелких зубов. Было что-то крокодилье в его сухом желтоватом лице, но глаза, по-младенчески голубые и водянистые, портили картину. Да и манера говорить была совсем не крокодилья.

– Вот здесь еще, пожалуйста, – он придвинул к Полине десятую бумажку. – И вот здесь. И число там поставьте, да, первое февраля… А там не надо.

Полина неловко расписалась, спрятала руки под стол. Ладони были забинтованы, из бинтов торчали желтые от йода пальцы. Не к месту подумала – хорошо, что вся ее одежда сгорела, все равно она не смогла бы носить те вещи. Она натянула рукава кофты на ладони, остались видны лишь желтые ногти. Кофта, крупной домашней вязки, была отвратительно горчичного цвета, ее кто-то принес в больницу.

В окно глядело по-летнему синее небо с единственным облаком. Полина попыталась придумать, на что облако похоже, но в голове стоял глухой звук сырых комьев земли по голым доскам гроба.

Полина бросала лопату за лопатой. Бросала, как заводная, комки земли глухо стучали, кто-то сзади пугливо прошептал: «Ее надо остановить». Михаэль забрал у нее лопату, она вцепилась в него и заревела. Ей было наплевать, что там подумают эти два могильщика и толстый Альберт из похоронной конторы. Она кусала грубый драп куртки, соленый от ее слез и крови, рана на губе снова раскрылась. Михаэль поймал и сжал ее забинтованные руки, сунул вместе со своими в карманы горчичной кофты. Альберт вполголоса спросил могильщиков:

– Про директора слышали?

– Да-а, – тихо протянул один, – считай, с того света вытащили.

Другой сварливо заметил:

– Я бы в висок, а еще бы лучше, в рот стрелял. Кто ж в грудь стреляет?

– Вронский… – проглотив слезы, сказала Полина.

Облако доползло до края окна и уперлось в раму. Нотариус ворковал, перелистывая документы, иногда чему-то загадочно улыбался. Кабинет Фредэйбеля, тесный и душный, казалось, был составлен из книжных полок, корешки упирались в потолок, по ковру были разбросаны толстые тома, из которых торчали бумажные закладки, по дюжине в каждом томе.

– У вас будут какие-нибудь распоряжения по устройству могилы? – нотариус ласково наклонил голову набок. – Памятник, обелиск, камень. Военно-воздушная тематика, так сказать.

Полина, не глядя на него, глухо пробормотала:

– Не сейчас… Потом давайте…

В голове снова забарабанили комья земли.

– Да-да, конечно, – проговорил нотариус. – Разумеется.

Полина кивнула, облако уже почти скрылось, остался лишь белый хвост.

– В таком случае, – он, извиняясь, похрустел пальцами. – В таком случае, мисс Рыжик, мы, похоже, закончили. Завещание вступает в силу немедленно.

– Господин Фредэйбель? – спросила Полина.

Нотариус с готовностью насторожился.

– Мне нужен адрес его сына, он где-то в Сан-Франциско… Адрес и телефон.

Нотариус часто закивал, по-крокодильи ухмыльнулся.

– Мисс Рыжик, я понимаю ваше беспокойство. Но как юрист, я вам гарантирую, что закон на вашей стороне на… – он прикинул в уме, – на сто десять процентов. Как минимум! И земля в Калифорнии, и недвижимость на ней, и оба банковских счета – все теперь ваше. Вам не о чем беспокоиться…

– Я не беспокоюсь, – перебила она нотариуса. – Я хочу найти его сына. Это не мои деньги, это не моя земля. Мне нужно найти его сына…

– Прошу простить, я вас не так понял, – Фредэйбель страшно смутился, молитвенно сложил руки. – Конечно, конечно. Непременно найдем адрес. И телефон. Вы когда уезжаете?

35

Дверь в палату была приоткрыта. Полина замедлила шаг, остановилась.

– Только недолго, пожалуйста, – прошептала медсестра, тронув ее рукав. – Недолго.

Полина кивнула, тихо толкнула дверь.

Палата была заставлена цветами. Вазы и банки громоздились на тумбочке, стояли на подоконнике, теснились на полу у кровати. Букеты сочных роз, белые хищные лилии в целлофане, скучные астры, скромные гвоздики, фиолетовые орхидеи в кокетливых горшочках, пучки какой-то пестрой мелочи, похожей на петрушку, – от всего этого в палате стоял влажный оранжерейный дух. Полина, неслышно ступая, подошла к кровати.

Галль открыл глаза. Грудь его была туго забинтована, голые плечи и руки казались странно загорелыми, почти коричневыми, на белых простынях. На тумбочке кто-то оставил плюшевого медведя в тирольской шляпе и баварских шортах на бретельках, медведь печально смотрел на Полину. Ледерхозен – вспомнила она немецкое слово.

Директор едва заметно покачал головой, словно отказываясь от чего-то. Полина наклонилась, негромко произнесла:

– Прощайте.

Галль, прикрыв глаза, чуть кивнул.

– Я не знал… – прошептал он с трудом. – Ты мне веришь?

– Какая разница. Я уезжаю.

– Ты… – он запнулся. – Ты веришь мне?

– Я не знаю, кому верить. Особенно в Данциге. – Полина грустно усмехнулась. – Я не могу понять одного: каким образом так совпало, что я очутилась тут, и тоже из Нью-Йорка, и тоже после Колумбийского университета? Как такое совпадение возможно?

– Господи… – Галль улыбнулся глазами. – Неужели ты до сих пор так наивна, что веришь в случайные совпадения?

Он усмехнулся, потом, словно поперхнувшись, начал хрипло кашлять. Между губ появилась красная полоска, директор испуганно вдохнул. Изо рта хлынула кровь, алая, страшная, она тут же залила подушку, грудь, бинты. Полина застыла, она не могла отвести взгляд от этой яркой красноты. Она попятилась, потом распахнула дверь и закричала.

Полина быстро сбежала по ступеням. Не глядя под ноги, дошла до машины. Открыла дверь, плюхнулась на сиденье. Закрыв глаза, глубоко вдохнула.

– Эй… – на соседнем сиденье был Михаэль. – Ты опять забыла запереть замок.

Полина уставилась на него, пытаясь собраться с мыслями.