Шаг за шагом - Иннокентий Федоров-Омулевский

   -- Поезжай, Саша. Что бы ни случилось с нашей любовью,-- поезжай: есть на свете такие вещи, на которые никакая любовь посягать не в праве...

   -- Да,-- подтвердил от своего имени и Жилинский.-- И ты бы не была моей дочерью, если б посоветовала ему что-нибудь другое,-- горячо целуя ее, прибавил с величественным достоинством старик.

   Таким образом, между ними это было решенное дело, и юноша поспешил привести в исполнение свою оригинальную мысль. Он начал с того, что стал открыто появляться везде с Жилинской, точно хвастаясь близостью своих отношений к ней. Христина Казимировна отлично помогала ему в этом, зная его план и стараясь вести себя с ним, как невеста. Светлов, кроме того, сделал привычку все реже бывать дома, уходил иногда оттуда очень поздно ночью, а возвращался только на заре, с очевидными признаками ночного разгула, точно преступную связь завел. В действительности же он очень скромно проводил это время у Жилинских, но нарочно не спал там, чтоб показаться дома как можно в беспорядочном виде. А родня его между тем только ахала, пожимала плечами да руками разводила: "Уж лучше вы его, не то, отправьте: может, он остепенится, забудет Христинку-то",-- советовала она Светловым. Как утопающий хватается за соломинку, ухватились за эту мысль старики, когда у них, наконец, "терпения уж не стало", по выражению Ирины Васильевны. И вот ее первенец опять был потребован к допросу, в кабинет отца.

   -- Что же ты... докуда же ты будешь так шляться? -- спросил у него Василий Андреич, и никогда еще брови не хмурились так у старика, как в эту минуту.

   Сын молчал.

   -- Я тебя спрашиваю! -- грозно повторил старик.

   -- Тут на него и столбняк найдет, а как с подлой Христинкой по ночам таскаться, так это его дело! -- раздраженно вмешалась Ирина Васильевна.

   Сын побледнел, потом вспыхнул, опять побледнел, но все-таки молчал.

   -- Так ты еще и говорить с отцом не хочешь, шельма ты этакая! -- побагровел, в свою очередь, старик.-- Уж ты не жениться ли на этой поганой твари думаешь? -- продолжал он, все больше выходя из себя и задыхаясь, и поднес кулак к лицу сына.-- Ты знаешь, что я могу из тебя сделать... шельма!

   -- Порки хорошей в полиции, что ли, ты, батюшка, ждешь? -- снова вмешалась Ирина Васильевна.

   У юного Светлова так и засверкали глаза. Холодный, нехороший огонь блеснул в них, и все-таки он промолчал и на этот раз.

   -- Вон отсюда!.. подлец!! -- прохрипел Василий Андреич, совершенно побагровев от злости.-- Чтоб завтра же ты у меня был готов в дорогу!.. чтоб духу твоего не было!.. Слышишь?! -- крикнул он изо всей мочи сыну, даже не замечая, что того уже не было в комнате.

   Дней через десять после этой сцены почтовая тройка уносила юного Светлова вперед по московскому тракту. За ней, до второй станции, следовала другая такая же тройка с стариком Жилинским и его дочерью. У Христины Казимировны от слез были совсем красные глаза. До позднего вечера простояли обе тройки на этой станции, и только перед светом одна из них, не торопясь, вернулась в город, а другая лихорадочно понеслась вперед, то уныло, то звонко побрякивая колокольчиками и тревожа ими чуткое на рассвете деревенское ухо...

   Ровно через два месяца после того, как Александр Васильич скромно отпраздновал у себя, втроем, близкое осуществление одной из своих задушевных мыслей, а именно: в первых числах сентября он получил, наконец, разрешение открыть бесплатную школу для мальчиков и девочек и при ней воскресные вечерние уроки для чернорабочих обоего пола. Это причинило молодому человеку много хлопот и не обошлось без содействия той "веской" петербургской руки, о которой он намекнул в известный вечер Варгунину.

   Особенно немалого труда стоило Светлову уломать своих стариков переехать в большой дом; но в течение двух предшествовавших месяцев он исподволь, то шутками, то серьезными доводами, успел-таки победить их упрямство.

   В большом доме Светловых вот уже два года с лишком квартировало семейство некоего полковника Рябкова. Сам Рябков -- выживший из ума старик -- принадлежал, по своему общественному положению, к местной аристократии, а его молоденькая жена пользовалась особенным расположением представителя местной власти; злые языки уверяли даже, что единственная пятилетняя дочь этой милой дамы имела поразительное сходство с ним. Старики Светловы тем именно и мотивировали свое первоначальное несогласие на просьбу сына, что им "неловко отказать ни с того ни с сего таким почтенным и столько лет квартирующим жильцам". Теперь, когда дело останавливалось только из-за подобной неловкости и когда пятиться от своих слов уже не приходилось, Василий Андреич решительно объявил сыну:

   -- Пускай к ним мать идет: дом ее,-- она и распорядительница; а я, парень, ни за что не пойду страмиться, уж как ты там хошь!

   Но Ирина Васильевна, услыхав такой отзыв мужа, наотрез объявила ему, в свою очередь:

   -- Да ладно, батюшка! чего выдумал еще: тебе стыдно, а другим небось -- нет. Ни за что я не пойду... Пускай Санька и идет сам, коли ему так приспичило!

   -- Да я, мама, и не отказываюсь идти,-- сказал спокойно Александр Васильич, выслушав мнение стариков,-- только я думал, что это удобнее было бы сделать вам...

   -- Сам, батюшка, заварил кашу -- сам и расхлебывай ее, как знаешь,-- заметила ему мать.

   -- Я же, кстати, охотник до каши,-- весело ответил молодой Светлов и стал одеваться.

   Разговор этот происходил в его комнате, часов в десять утра, на другой день после того, как получилось разрешение на открытие школы.

   -- Да ты и в самом деле, что ли, идешь, парень? -- нахмурившись, осведомился Василий Андреич у сына, когда тот надел сюртук.

   -- Сейчас же, папа.

   -- Ужо вот тебе Рябков-то покажет!..-- постращала Ирина Васильевна своего первенца.

   -- Только бы что-нибудь новенькое показал, а уж я с удовольствием посмотрю,-- засмеялся Александр Васильич.

   -- Вот и толкуй с ним, прости господи, как Захар с пьяной бабой! -- обратилась старушка к мужу и не могла удержаться от улыбки.

   -- Пу-у-скай его идет! -- безнадежно махнул рукой Василий Андреич и ушел.

   Минут десять спустя молодой Светлов звонил уже у подъезда большого дома. Александр Васильич не был еще знаком с Рябковыми, только раза два видел их где-то мельком. Впрочем, и его старики особенного знакомства с ними не водили, а разменивались обыкновенно чопорными визитами в рождество и пасху.

   На звонок Светлова к нему вышла востроносая, чрезвычайно вертлявая молоденькая горничная, кокетливо одетая, и с лукавой ужимкой объявила, что "полковник теперь на службе, а полковница -- у себя". Александр Васильич попросил доложить о нем хозяйке и, раздевшись в передней, прошел в залу.

   Рябкова, питавшая большую наклонность к "молодым людям хорошего тона", уже давно интересовалась приезжим сыном своих квартирных хозяев, даже сердилась, что он до сих пор не делал ей визита, и потому, когда горничная назвала ей гостя, "полковница" вся встрепенулась, торопливо приказала просить его обождать минуту, а сама принялась одеваться, беспрестанно оглядывая себя в зеркале.

   -- Наконец-то, monsieur Светлов! -- с каким-то веселым торжеством сказала она гостю, выходя к нему минут через десять, чрезвычайно нарядная, и кокетливо прищуривая левый глаз; на правый -- "полковница" немного косила.

   Александр Васильич сухо, но вежливо пожал торопливо протянутую ему сдобную белую руку, блиставшую множеством перстней на безымянном пальце.

   -- Soyez le bien venu! {Добро пожаловать! (франц.).} -- повела его за собой Рябкова в гостиную.

   Она расположилась там на диване, а Светлова пригласила рукой сесть возле себя, но тот предпочел почему-то поместиться напротив ее, в кресле.

   -- Mieux tard que jamais {Лучше поздно, чем никогда (франц.).},-- любезно проговорила, снова прищуриваясь, Рябкова, когда они уселись, и при этом она поправила платье так, что из-под его оборки выставилась щегольская ботинка и слегка обнажился белый, как снег, чулок.-- Впрочем, я уверена, что вам просто хотелось пококетничать немного... N'est ce pas? {Не так ли? (франц.).}

   -- Извините меня, но я не понимаю, о чем вы говорите,-- заметил ей очень серьезно Александр Васильич.

   -- О-о-о, какой вы опасный человек! -- лукаво погрозила она ему пальцем,-- сейчас видно, что только что из столицы.

   -- Но я все-таки, сударыня...-- начал было нетерпеливо Светлов.

   -- Сударыня! -- передразнила его с забавной гримаской хозяйка, не дав ему договорить.-- Ах какой несносный! Mettez-vous donc ici a cote de moi, {Садитесь же рядом со мной (франц.).} -- заключила она, слегка отодвигаясь и снова указывая ему место возле себя на диване.

   -- Благодарю вас, мне очень удобно здесь,-- сказал Александр Васильич с заметной досадой в голосе и так выразительно оглянул Рябкову, что та даже сконфузилась немного.