Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой реальности - Дмитрий Леонтьев

Принимая за основу основную общую логику подходов А.Г.Асмолова и Б.С.Братуся к пониманию структуры личности, мы усматриваем в их теоретических моделях один принципиальный общий недостаток, который, впрочем, связан с общим состоянием психологии личности на сегодняшний день. Этот недостаток заключается в недифференцированном представлении о высшем, специфически человеческом уровне структурной организации личности. Нам представляется, что здесь необходимо выделять не один, а по меньшей мере два различных уровня, содержанием которых будут являться принципиально разные по своей природе структуры и механизмы. Поэтому мы считаем необходимым выделять три уровня структурной организации личности (см. Леонтьев Д.А., 1993): 1) уровень ядерных механизмов личности, которые образуют несущий психологический скелет или каркас, на который впоследствии нанизывается все остальное; 2) смысловой уровень – отношения личности с миром, взятые с их содержательной стороны, то есть, по сути, то, что обозначается понятием «внутренний мир человека»; 3) экспрессивно-инструментальный уровень – структуры, характеризующие типичные для личности формы или способы внешнего проявления, взаимодействия с миром, ее внешнюю оболочку. (Психофизиологический уровень – уровень телесных и мозговых механизмов – мы, вслед за А.Г.Асмоловым, склонны отнести к предпосылкам личности, а не к составным частям ее структуры).

Понимание нами экспрессивно-инструментального уровня принципиально не отличается от того понимания, которое А.Г.Асмолов вкладывал в понятие «план выражения», а Б.С.Братусь в понятие «уровень реализации», с тем лишь отличием, что в качестве структур этого уровня мы рассматриваем, наряду с чертами характера и способностями, также роли, включенные человеком в свой репертуар. Смысловой уровень мы понимаем также сходным образом – как пласт смысловых структур, в которых кристаллизованы конкретные содержательные отношения человека с миром, и которые регулируют его жизнедеятельность. Этот уровень будет подробно рассмотрен в последующих главах. На этом уровне действительно осуществляется «производство смысловых ориентаций», но лишь один его вид – производство смысловых ориентаций в процессе реальной жизнедеятельности человека, реализации его отношений с миром.

За критические же процессы изменения смысловых ориентаций путем свободного выбора или направленной на себя рефлексивной смыслотехники отвечают ядерные механизмы личности – механизмы высшего уровня. Эти ядерные механизмы – свобода и ответственность. Трудность их постижения вытекает из того, что в личности мы не найдем некой структуры, которую можно назвать «свобода», или «ответственность», или «выбор». Это не элементы или подструктуры личности как, скажем, способности, потребности, роли или отношения. Это именно способы, формы ее существования и самоосуществления, которые не имеют своего содержания. В процессе становления и формирования личности они занимают (или не занимают) центральное место в отношениях человека с миром, становятся (или не становятся) стержнем его жизнедеятельности и наполняются (или не наполняются) ценностным содержанием, которое придает смысл им самим. Наполняясь содержанием смыслового уровня они, в свою очередь, определяют линии развития смысловой сферы, создают то силовое поле, в котором она формируется (подробнее см. Леонтьев Д.А., 1993; Калитеевская, 1997).

2.8. Смысл и эмоция

Если несводимость смысловой реальности к познавательным процессам и механизмам очевидна и не требует специальных доказательств, то несводимость ее к механизмам эмоциональным не столь очевидна на первый взгляд и требует специального рассмотрения. Поэтому данный раздел мы посвятим соотношению между понятиями «смысл» и «эмоция».

Неоднократно подчеркивалось, что эмоции представляют собой механизм непосредственной презентации субъекту личностного смысла отражаемых им объектов, явлений и целостных ситуаций (Леонтьев А.Н., 1971; 1999; Вилюнас, 1976; 1983; 1986). Эта очевидная связь эмоциональных и смысловых явлений привела к тому, что в психологической литературе эмоциональные и смысловые явления и механизмы часто смешиваются, что нашло отражение даже в довольно распространенном прилагательном «эмоционально-смысловой», обе части которого зачастую мыслятся как синонимы. Специальный анализ соотношения смысла и эмоции, проведенный В.К.Вилюнасом, привел его к выводу, «что обе системы терминологии – “эмоциональная” и “смысловая” – описывают в психологии одни и те же явления и поэтому в большой степени взаимозаменяемы» (Вилюнас, 1976, с. 66). Различия между ними, согласно В.К.Вилюнасу, заключаются лишь в меньшей обобщенности и большей описательности понятия «эмоция». Утверждая, «что между смысловыми и эмоциональными явлениями не может быть прослежена отчетливая различительная грань, что эмоциональные отношения составляют основу смысловых образований, а понятие смысла служит лишь для специфической концептуальной интерпретации этих отношений, интерпретации, подчеркивающей прежде всего то особое развитие, которое явления эмоциональной природы получают в системе сознания» (Вилюнас, 1983, с. 199), автор в дальнейшем полностью отказывается от смысловой терминологии в своих работах.

Мы считаем неверными те выводы, к которым пришел В.К.Вилюнас, поскольку о принципиальном несовпадении эмоциональной и смысловой реальности говорит несколько разных групп аргументов.

Во-первых, понятие «эмоция» при его корректном употреблении относится лишь к субъективным переживаниям, в отличие от понятия смысла, допускающего более широкое употребление. Как констатирует, например, Ф.Е.Василюк (1984), среди разных авторов существует единодушие в понимании эмоции как своеобразной формы психического отражения, субъективной реальности. Ж.-П.Сартр подчеркивал свойство эмоции всегда обозначать (signifier) что-либо, отличное от нее самой. «Для психолога [классической традиции. – Д.Л. эмоция не означает ничего, поскольку он изучает ее как факт, т. е. изолировав от всего остального» (Sartre, 1960, р. 16). Полноценный же анализ эмоциональных явлений с позиций феноменологии исходит, согласно Сартру, из положения, что эмоция своеобразным образом означивает «…целостность сознания или, если брать в экзистенциальном плане, человеческую действительность» (там же, р. 17). Эта человеческая действительность, отличная от самой эмоции, и есть, как мы стремились показать, специфическая смысловая реальность. Этот аргумент, апеллирующий к онтологическому статусу самой эмоции, подкрепляется однозначными определениями эмоций в словарях и энциклопедиях и вряд ли может быть опровергнут стремлением некоторых авторов ( Эткинд, 1979; 1981; 1984; Вилюнас, 1986) к употреблению понятия «эмоция» в расширенном значении, охватывающем все отношения пристрастности и значимости, как субъективные, так и объективные, жизненные отношения, то есть собственно смысловые. Словами «эмоция», «эмоциональный» допустимо обозначать только реакцию, но не стимул, только переживание или репрезентацию, но не события или связи явлений в жизненном мире. Эмоции коренятся в сенсорике и обладают пространственно-временными, модальными и интенсивностными характеристиками (Веккер, 1998); характеристики же смысловых явлений совсем иные.

Во-вторых, в отличие от эмоций, которые всегда носят неспецифический характер, личностный смысл всегда конкретен и содержит явное или скрытое указание на те мотивы или другие смыслообразующие структуры, которые придают личностную значимость данному объекту или явлению, а также на содержательное отношение между ними. Смысл не только всегда смысл чего-то, но и всегда по отношению к чему-то (в отличие от эмоции), и это отношение всегда конкретно. Различные личностные смыслы могут вызывать одинаковые эмоции. В то же время специфическая качественная модальность – удовольствие, гнев, любопытство, горе, скука, волнение и др. – это характеристика собственно эмоции; личностный смысл сам по себе такой модальности не имеет. «Предмет, имеющий смысл боли, – пишет В.К.Вилюнас, – может вызвать как бегство, стремление от него удалиться, так и агрессивную реакцию, направленную на его уничтожение» (Вилюнас, 1976, с.91). Нам, однако, представляется, что в данном примере боль – это неспецифическая эмоциональная реакция, предмет же может иметь смысл либо угрозы, либо преграды, что и обусловливает различие поведенческих реакций.

В-третьих, эмоция является главной, но не единственной формой субъективной презентации в образе личностного смысла объектов и явлений. Смысл может находить выражение и в других, неэмоциональных формах, например, в эффектах пристрастного структурирования и искажения психического образа, а также в феноменах сгущения образа (в сновидениях), метафоры (в языке), монтажа (в кино), имеющих единую природу. И искажение в образе содержательных характеристик отражаемых объектов или явлений «в угоду» потребностям и ценностям субъекта, и возникновение нового смысла из неожиданного сочетания образов, взятых из разных контекстов, могут не сопровождаться каким-либо эмоциональным выделением и не замечаться субъектом. Более подробно феноменология подобных трансформаций образа будет рассмотрена ниже, в разделе 3.1.