Тени чёрного пламени - Алексей Колентьев

Серый задумался лишь на пару секунд, потом вынул свой ПДА и, что-то набрав в текстовик, с сомнением посмотрел на меня:

– Через полчаса выходит колонна на «Агропром», это миссия «Врачей без границ»[16].

Положение было не из приятных. Это наверняка хохлацкий конвой, а упомянутая Серым организация – это всем известная крыша американской военной разведки. Личность я в Зоне известная, поэтому, не привлекая к себе внимания, затесаться в толпу не получится. Но прямых столкновений у нас вроде бы не было. Открытой вражды между «Альфой» и сечевыми тоже нет. Но могут просто не взять, опасаясь засветить характер груза и кого-нибудь из своих.

На невысказанные возражения Серый ответил с удивительной прозорливостью:

– Если будешь готов через час, я смогу задержать выход обоза. Ведет конвой мой старый товарищ, с моей рекомендацией вас возьмут без лишних вопросов. До Развилки они вас подбросят.

Где-то внутри возникло ощущение, что запустился какой-то невидимый глазу таймер. Отсчитывающий мгновения до начала некоего важного события, он мерно щелкал, цифры стремились от ноля к шестидесяти. Иногда мы вынуждены просто следовать за обстоятельствами, подчиняясь ритму событий, не в силах оказать влияние на них. Поэтому я одобрил идею командира ополченцев замолвить за нас словечко перед водилой сечевых. Как поведут себя конкуренты альфовцев, увидев одного из своих противников в собственном обозе, оставалось только гадать.

Мы с Серым вышли из закусочной вместе и пошли по главной дороге в сторону КПП армейского фильтрационного пункта, через который в Зону попадали почти все, кто имел на то разрешение. После Исхода я несколько раз пользовался этим способом, чтобы съездить в Бреднянск. Само собой, делалось это по подложным документам, ибо в моих пометка о въезде на территорию особого чернобыльского района никогда не ставилась. Фальшивка была качественная. Но дальше единственного близкого к карантинной зоне городка их предъявлять не стоит. Украинский язык я знал очень плохо, поэтому сейчас и в прошлые визиты с охраной общался кто-то другой. Серый перебросился несколькими словами с дежурным офицером, и кривой шлагбаум пополз вверх, пропуская нас внутрь. По левой стороне дороги стояло восемь крытых фургонов, запряженных сытыми, ухоженными лошадками. В «державном» обозе все разительно отличалось от тех двух побитых повозок, на которых я почти что добрался к Кордону. Сами фургоны были трехосными, окрашенными в цифровой осенний камуфляж и изготовленными из каких-то легких материалов фабричным способом. На крыше каждого красовалась штыревая антенна связи, а два в середине колонны имели тарелки спутниковой связи. У головной повозки стояло трое сечевых, одетых в привычные уже «кондоры». Двое внимательно слушали высокого мужика средних лет с непокрытой головой. Короткая стрижка, седые светлые волосы и аккуратно подстриженная боцманская бородка. Кожа лица говорящего покрыта ровным, нездешним загаром, а в голубых внимательных глазах читалась тревожная сосредоточенность. Как только мы подошли, двое слушавших боцмана парней напряглись, и пожилой жестом велел им уйти. Скользнув безразличным взглядом по моей физиономии, он вдруг открыто и тепло улыбнулся, завидев Серого. Они обнялись как старые приятели, завязался какой-то свойский разговор, который из-за скудного знания языка я понимал с пятого на десятое. Серый время от времени указывал глазами на меня, и теплые нотки из голоса проводника сечевых мало-помалу испарились. Как я понял, водила не мог взять лишних людей без согласования с какой-то важной шишкой, и сейчас хохол виноватил приятеля за подставу. Но командир ополченцев что-то быстро заговорил, упомянув знакомое мне имя Тарас. Так звали того самого парня, которого мне довелось выручить почти год тому назад. Его схватили бандиты, а Серый попросил пацана вытащить. Дело обернулось круто, Тарас получил пулю в ногу, до деревни его пришлось буквально тащить. Не знаю, что было после, но хлопец клялся, что не забудет, и все такое. В тот момент я был слишком занят собственными ощущениями от новой обстановки, и чужие клятвы особо не волновали. Однако вот же тесен мир!

Боцман подошел ко мне и протянул узловатую, крепкую ладонь. Рукопожатие оказалось крепким, ощущения остались хорошие.

Проводник заговорил по-русски, с характерным легким акцентом:

– Добрый день, я Павел Мовчан. Спасибо за сына, Тарас говорил, кому обязан жизнью.

Я тоже представился, хотя при упоминании моей фамилии лицо сечевого слегка изменилось. Видимо, слава все-таки есть, и вряд ли это нечто лестное.

Но жизнь сына перевесила личную неприязнь, потому что Мовчан продолжил:

– Вражды меж нами нет, но… лучше будет, если вам двоим идти рядом со мной. В обозе идет отдельная группа, это ученые из какого-то германского института. Оборудование и охрана там своя, лучше не говорить с ними.

– Благодарю, что входите в наше положение. Накопилось много дел, а наш маршрут… намного длиннее.

В моих словах проводник почему-то услышал скрытый упрек, потому что помрачнел еще больше, но возразил:

– За свой мы платим, безопасность даром не дается.

Я постарался улыбнуться, но по тому, как еще больше напряглось лицо проводника, стало ясно, что добродушие изобразить не вышло.

Поэтому пришлось сказать не совсем то, о чем я вспоминал, когда мы рыли могилу умершему от ран альфовцу в непонятном месте, а потом рубили его останки на куски:

– «Альфа» – это не самый зажиточный отряд, Павел. Тем, кто живет своим умом, приходится платить за выбор очень дорого. И к вам у меня нет никаких претензий, мы с родственницей просто хотим побыстрее оказаться дома. Никакой политики, только необходимость.

Что-то в моем ответе не понравилось обоим. Серый нервно перебирал ремень висящего на плече «чебурашки», а Мовчан полез в карман и, вынув оттуда пачку сигарет, закурил, втянув за одну затяжку треть сигареты.

Добив ее за рекордные две затяжки, сечевой махнул рукой и тихо проговорил, не глядя мне в глаза:

– Не понял ты меня, парень. Но добре, через полчаса мы остановимся у блокпоста ополченцев, жди нас там. С нашим старшиной я договорюсь, только ни слова по-русски. Идите рядом, что спросят – отправляй ко мне.

Мы попрощались, Серый как-то вдруг замолчал, и весь обратный путь прошел в давящей неловкой тишине. Не знаю чем, однако мои давешние слова задели обоих, хотя причины у Мовчана и моего давнего приятеля Серого, скорее всего, не схожи. Ополченец надулся за свое, а хохла грызла совесть, что уже неплохо. Если чувствуешь вину за других, значит, душа еще цела. У закусочной мы попрощались, Серый старался держаться дружелюбно, но досада нет-нет да и мелькала во взглядах, которые он бросал украдкой.

В гостинице ничего не изменилось. Ксения спала, отвернувшись лицом к облупленной стенке, я от порога слышал совершенно человеческое сопение. Подходить вплотную не решился, кто знает, каким фокусам учат в иных измерениях тамошнюю разведку?

– Вставай, на сборы у тебя десять минут.

Репликант сел на кровати почти мгновенно, таращась на меня сонными, ничего не понимающими глазами:

– О, боги!.. Как долго я спала?

– Полтора часа.

– Мало, я…

– Что-то большое произойдет, и очень скоро. Механизм уже запущен, я чувствую, как уходит время. Обоз уходит через полчаса. Провизию я собрал, вода в бутылках на столе. Если пьешь, наполни флягу. Отстанешь, ждать не буду.

Караван состоял из восьми фургонов, но только четыре из них несли на себе эмблему «Державы». Четыре других, с нанесенным на борта логотипом «MSF», разместились в середине колонны и смотрелись как бы особняком. Каждая повозка охранялась четверкой бойцов, вооруженных ручными пулеметами и экипированных в германские «кондоры» военного образца с усиленной бронезащитой. Державники старались к немцам не подходить, концентрируясь в хвосте и головной части конвоя. Экипированные схожим с немцами образом, бывшие «свободные» производили смешанное впечатление. Вооружение их, очень пестрое, отличалось меньшим единообразием. Лишь у троих бойцов «Державы» были американские карабины М4, что удивило. Большинство же ходило с советскими АК74М, увешанными разного рода улучшениями типа ствольных накладок, тактических фонарей и разнообразных прицелов. Никогда не был фанатом обвеса, единственное, что пригодилось лично мне, – мэджпуловская рукоять на цевье «ковруши»[17]. Хотя сейчас от нее тоже пришлось отказаться по вполне понятным причинам.

Мы с репликантом дождались, пока колонна остановится для формальной проверки документов у блокпоста ополченцев.

Обменявшись с Серым рукопожатием, я спросил:

– Все без изменений?

Командир ополченцев смотрел большей частью в сторону виадука, откуда наползал густой туман, первый предвестник волнового выброса, за которым всегда идет перетасовка территорий «белого шума».