Отрок. Богам — божье, людям — людское - Евгений Красницкий

Вот я и опасаюсь: мне завтра в церковь на исповедь идти… а вдруг отец Михаил меня тоже укорять начнет, а я, как со свекром, начну ему объяснять, что я женщина слабая, беззащитная… подсвечником, там, или еще чем, что под руку подвернется… а потом… а потом, вдруг он мне тоже завлекательным мужчиной покажется? Во-первых, зашибить могу — отец Михаил-то хлипкий совсем, а во-вторых… грех-то какой!».

Илья подождал, пока опричники отсмеются, потом строго оглядел их всех по очереди и вывел мораль своей басни:

— Так, вот, и вы, ребятушки, с даденными вам мечами, наподобие той бабешки со скалкой — всякие пределы и приличия позабыли, а воевода Корней Агеич, вас, как свекр-батюшка ту дуру, поучил. И он прав! Потому, что: во-первых, зашибить кого-нибудь с дуру можете, а во-вторых, грех-то какой! Гордыня, мать вашу в маковку!

Вечером Мишка собрал личный состав в трапезной на «вечернюю сказку». В последнее время это мероприятие перестало быть ежедневным — то после занятий с Алексеем Мишка иногда не мог ни ногой, ни рукой пошевелить, то еще что-то мешало, но, хотя бы трижды в неделю, Мишка «лекцию» устраивал, очень уж любили эти мероприятия «курсанты». Напряженки с темами не было — для «нинеиного контингента» можно было повторять уже рассказанное «первому набору», ребята слушали повторы с не меньшим удовольствием.

Сегодня, после утренней экзекуции, визита к Нинее и «воспитательного избиения» опричников Корнеем, настроение было, мягко говоря, пасмурным, да еще и мать, приведшая в трапезную девок, шепнула, чтобы рассказал «что-нибудь душевное». Плюс ко всему, среди слушателей впервые присутствовали: дед, Бурей и Аристарх.

«Душевное ей… и это — после всего, что сегодня произошло! Именно, сэр, именно: очистите-ка душу классикой! Какая, к черту, классика? Нет, ну просто охренеть можно — прямо-таки пресловутая многопартийность: Христос, Перун, Велес, Макошь! И все, блин, нацелились на монопольное право руководить «перспективным кадром» Мишкой Лисовином, заделаться через это в будущем партией власти, а остальных, разумеется, к ногтю! Да еще Аристарх — едрен дрищ со своим мужским шовинизмом нарисовался — индикатор, блин, формирования жестко патриархального общества на могиле пережитков матриархата, туды его в архетип, папочку Юнга, дедушку Фрейда и мать их Шизофрению фон Паранойя с племянничком Ницше!».

Курсанты повесили на стену коровью шкуру с «картой мира», в зале наступила тишина, а Мишка все еще не знал, что будет рассказывать. Дверь отворилась и тихо проскользнув в трапезную, рядом с девичьей компанией пристроилась Юлька. И сразу же тема для «вечерней сказки» пришла сама, словно подсказанная кем-то со стороны.

«Душевное вам? Ну, так полюбуйтесь, что с детьми бывает, когда взрослые и умные промеж себя грызутся!».

Две равно уважаемых семьиВ Вероне, где встречают нас событья,Ведут междоусобные боиИ не хотят унять кровопролитья.Друг друга любят дети главарей,Но им судьба подстраивает козни,И гибель их у гробовых дверейКладёт конец непримиримой розни.

Мишка повернулся к карте и ткнул пальцем в «сапог» Апеннинского полуострова.

— Верона находится здесь!

Можно было, конечно, и не указывать географическое место событий, но Мишке нужна была пауза, потому, что наизусть он трагедию «Ромео и Джульетта» не знал. Дальше пошла проза пересказа «своими словами», но публика внимала, нимало не беспокоясь по поводу стиля изложения. В очередной раз подтверждалось ранее сделанное открытие: классика есть классика, Шекспир, как выяснилось, захватывает воображение слушателей XII века так же, как и Пушкин.

Некоторое время Мишка вообще не смотрел в зал, углубившись в процесс воспроизведения сюжета в собственном изложении, потом пошло легче и он начал поглядывать на слушателей, убеждаясь, что слушают его внимательно, только в тот угол, где сидела Юлька он смотреть избегал. Во-первых, в поле зрения, в этом случае, обязательно попал бы Бурей, что запросто могло сбить с настроя, во-вторых… Мишка и сам не знал, почему.

Впервые он глянул на лекарку, когда дошел до сцены в саду Капулетти, и стихи вспомнились сами собой:

…Но что за блеск я вижу на балконе?Там брезжит свет. Джульетта, ты как день!Стань у окна, убей луну соседством;Она и так от зависти больна,Что ты ее затмила белизною.

И сразу же исчезла куда-то злость на «многопартийцев», рассказываемое вдруг приобрело совсем иной смысл, а аудитория куда-то исчезла — осталась только ОНА!

Как она слушала! Не имея ни малейшего понятия ни об Италии, ни о роскошных дворцах итальянской знати, она всем своим существом была там — под бархатным южным небом, среди пышной зелени дворцового сада. Это она стояла на балконе, это к ней были обращены слова:

О милая! О жизнь моя! О радость!Стоит, сама не зная, кто она.Губами шевелит, но слов не слышно.Пустое, существует взглядов речь!Стоит одна, прижав ладонь к щеке.О чем она задумалась украдкой?О, быть бы на ее руке перчаткой,Перчаткой на руке!

Мишка готов был поклясться, что еще несколько секунд назад он не помнил ни одной из произносимых сейчас строк и смог бы лишь пересказать их смысл своими словами, неизвестно с какой степенью достоверности, но сейчас…

Проговорила что-то. Светлый ангел,Во мраке над моею головойТы реешь, как крылатый вестник неба

Кажется, он пропускал реплики Джульетты, но «существует взглядов речь», какая Джульетта, когда на него смотрела Юлька!

Меня перенесла сюда любовь,Ее не останавливают стены.В нужде она решается на все,И потому — что мне твои родные!Они тебя увидят и убьют.Твой взгляд опасней двадцати кинжалов.Была бы ты тепла со мной. А если нет,Предпочитаю смерть от их ударов,Чем долгий век без нежности твоей

Сбоку от Юльки раздалось громкое сопение — Бурей дрых. Волшебство пропало, Мишка вздохнул, матюгнулся про себя и снова перешел на прозу пересказа.

«Нет, дед прав: именно я этого урода и грохну. Не знаю как, не знаю когда, но… сей зверь премерзкий, порожденье темных сил, подобный образам ужасным Босха, повергнут будет мною без пощады, и мой клинок упьется его кровью! Прости мне, Господи, столь кровожадные намеренья… блин!».

Слушали хорошо: Аристарх пригорюнился, подперев щеку кулаком, дед, время от времени, разглаживал усы, заметно для глаза сдерживаясь, чтобы не прерывать Мишку своим «Кхе!», мать, возможно из-за того, что на нее все время косился Алексей, смотрела в пол, а Анька рдела под пламенными взорами Николы. Кто-то из «курсантов» сидел, приоткрыв рот, а кто-то не менее пламенно, чем Никола поглядывал на девок. Поначалу эти взгляды не оставались без внимания, но в конце повествования «дамский контингент» дружно принялся утирать слезы и хлюпать носами.

Отец Лоренцо тайно венчал Ромео и Джульетту, кормилица клялась былой невинностью, Тибальт убивал Меркуцио, а Ромео Тибальта, Джульетта сначала закидывалась наркотой, а потом закалывалась кинжалом… Зараза Бурей дрых так сладко, что даже становилось завидно — столь безмятежно может спать только обладатель кристально чистой совести и непоколебимого душевного спокойствия. Хорошо, хоть не храпел.

А повесть о Ромео и ДжульеттеОстанется печальнейшей на свете[28]…

Произнеся последние слова Мишка умолк, а в трапезной еще некоторое время висела тишина. Очень не хотелось орать: «Встать! Выходи строиться на вечернюю поверку!». Раньше — еще в ТОЙ жизни — сцена свидания Штирлица с женой в «Семнадцати мгновениях весны» казалась Мишке чрезмерно сентиментальной и затянутой, но сейчас, после того, как он смотрел на Юльку, а она на него… действительно: «существует взглядов речь».

— Митя, командуй.

— Школа! Встать! Выходи строиться на вечернюю поверку!

Говор, шарканье ног, звук отодвигаемых лавок… Юльки на прежнем месте уже не было, она сидела у самого выхода и ушла одной из первых. Неожиданно рядом раздался голос сестры Машки:

— Минь, ты видел, как Никола на Аньку пялился? И она на него, а мама хочет нас в Туров везти — за бояр замуж выдавать. Как же они тогда?

— Откуда я знаю? — Мишка пожал плечами. — А ты-то чего так волнуешься?

— Но ты же сейчас сам рассказал! А вдруг они тоже…

— Вот и рассказывай вам сказки! Глупости это все. Отец Михаил — не отец Лоренцо, он на Николу епитимью наложил, так что, ничего, кроме взглядов… Иди, на построение опоздаешь.

Машка засеменила к выходу, по пути испуганно шарахнувшись от вскинувшегося со сна Бурея.