Через Великий лес - Катерина Камышина

— Да на этой вашей пищалке такое не сыграть, — проворчал он. — Вот на свирели бы, может…

— Ты просто не умеешь ещё, — перебила девочка с беззастенчивым самодовольством. — Дай мне.

Она по-беличьи ловко соскользнула с дерева, села рядом со Скаем, выхватила дудочку у него из рук, откинула за спину волосы, вздохнула… и — у Ская мурашки поползли по спине — мелодия зазвучала, безошибочно узнаваемая, та самая. Казалось, ещё немного — и раздастся голос Белой Госпожи.

Скай вздрогнул: ему показалось, что из-за деревьев и правда подхватили напев — но тут песня оборвалась. Девочка-зеленоволосая опустила свою глиняную свирель и хмурилась.

Скай против воли вскочил. Ужасное беспокойство накрыло его, будто волной, и в голове заметались тёмные мысли. Надо ведь куда-то спешить…

— Откуда ты знаешь эту песню? Кто тебя научил?

— Слушающие иногда её поют. Они разные песни поют, бывает — очень старые. Эта — очень старая, но мне она не нравится. Непонятная, и от неё большая тоска на сердце. Мне больше другие нравятся, такие, как поют в крепости, — весёлые.

Скай похолодел. Словно бы стылым ветром подуло, и запахло ржавчиной и пылью.

— В какой… крепости?

— Ты сам знаешь, в какой, — ответила девочка сердито. — На берегу, конечно. Ты же сам там был.

— Откуда ты знаешь?

Она громко фыркнула.

— А ты думал, что пришёл в Хиллодор незамеченным? Хиллодор знают обо всех, кто идёт через лес. Ты три поприща, а трава уже донесла до наших деревьев шум твоих шагов, и листья шепчут о тебе.

Она погладила траву, как кошку, поднялась и зашагала куда-то, наигрывая на ходу.

Скай в смятении поспешил за ней.

— Ты бывала в той крепости?

— Да, несколько раз, не очень часто.

Скай помедлил, прежде чем задать следующий вопрос.

— И… ты их видела? Тех… кто…

Лицо девочки омрачилось.

— Они — живущие-под-крышей, но не такие, как вы. И не такие, как Хиллодор. Днём они очень весёлые. Думают, что всё ещё Прежние Времена, песни поют. А ночью — как… ну вот как туман тает, и память к ним возвращается. И так уже много, много смен листьев подряд.

Так вот в чём дело, подумал Скай с раскаянием. Верно, ведь тот воин, которого я повстречал у крепости, был со мной приветлив, помог мне найти дорогу. Он ведь не виноват, что выглядит… мертвецом. А я-то перепугался, как курица. Убежал… ещё вопил по дороге… Хорошая получилась благодарность.

— Ты тоже Слушаешь? — спросила девочка с любопытством, и он вздохнул.

— Нет. Просто думаю.

— А про Хиллодор ты тоже думаешь? Тебе у нас нравится?

— Да, — честно ответил Скай, — очень.

— Ты останешься? Я научу тебя Слушать. И нашим песням. И в крепость можем пойти, если ты хочешь, но это лучше в солнечный день…

Эта мысль была такой радостной, только что-то мешало ему согласиться, он никак не мог понять, что. Какое-то смутное воспоминание, докучливое и болезненное, как старая заноза. Скаю казалось, что он вот-вот поймёт — но тут он наткнулся взглядом на старика. Он стоял совершенно неподвижно. За массой спутанных, как стебельки, длинных волос и бороды, было не разглядеть ни рук, ни ног, даже его одежда позеленела от мха. Но Скай мог разглядеть сморщенное коричневое лицо с закрытыми глазами. Безмятежное? безучастное? Глубоко задумался? спит? Или…

— Почему тот старик не двигается с места? — вполголоса спросил Скай у девочки.

— Так происходит.

Он оглянулся на голос и узнал женщину, которая привела его сюда. Она знаком показала девочке уйти, и объяснила Скаю с улыбкой:

— Все мы стараемся расслышать дыхание Ирконхер-под-Землёй. Чем лучше мы слышим его, тем сильнее наш разум срастается со всем живым, а потом и тело тоже. Ты человек со светлой кожей, всю жизнь проживший под крышей. Нет ничего удивительного, что тебе сложно это понять.

— Вы… превращаетесь в деревья?

— Мы не перестаём быть одним и не начинаем быть другим. Наш облик мало что значит для Ирконхер, это лишь сосуд для живой крови. Наше дыхание сливается с Дыханием Ирконхер, наша кровь становится единой с кровью земли, но мы не перестаём быть Хиллодор.

Холодок пробежал у Ская по спине. Он совсем другими глазами посмотрел на деревья, шелестящие кронами в вышине.

— Так все эти деревья — это ваши предки?

Женщина улыбнулась.

— Я отвечу так, чтобы тебе было понятно. Не все. Но здесь и вокруг Колодцев — многие.

Скай попробовал представить себе, что все его родичи не умерли, а превратились в деревья. И мать, и Вайсмор, и дядя Гхайт…

Но как бы они тогда вернулись к Имлору? И чем бы мы топили печи? И как…

— Ох, теперь я понимаю, почему она заплакала из-за свирели…

— Хочешь остаться здесь?

— Да, только…

Точно уголёк ожёг его под сартой. Скай вскрикнул и вытащил из-под ворота висящую на шнурке Звезду.

Солнечный день вокруг него разом померк, разлетелся трухой. Глупец! в отчаянии подумал Скай. Какой же я болван! Мне-то здесь хорошо — а Колдун как же? Мне ведь нужно в Канойдин, как можно скорее! Я должен торопиться, а не тратить попусту время! Я потерял почти два дня! На два дня дольше Колдуну придётся лежать в доме без двери и очага, в городе из белых камней, как в склепе!

— Мне надо идти. Прости, госпожа, но я должен торопиться.

Он заметался между деревьями в поисках своих вещей. В спешке накинул плащ на плечи, забросил сумку за спину и повернулся к женщине-зеленоволосой. Она следила за ним с любопытством, но не делала попыток ничем помочь.

— Мне нужно к реке, — жалобно сказал Скай. — К ручью. Тут где-то должна быть дорога от крепости, я… сбился с неё в грозу. Но вы ведь знаете тут все тропы, верно? Ты… покажешь, в какой она стороне?

Женщина покачала головой.

— К дороге ты сегодня не выйдешь.

— Почему? Мне не нужно, чтоб провожали, просто скажи, в какую сторону мне идти, госпожа… Пожалуйста! Я очень спешу!

— Мне жаль, — мягко сказала зеленоволосая, — но к дороге ты сегодня не выйдешь.

— Почему? — воскликнул Скай, растерянный и злой. — Что это значит?

— О, в этом нет ничего необычного. Просто все тропы сокрылись перед дождём. Хиллодор никого не впускает и не выпускает. Тебе придётся подождать до утра. Не тревожься, завтра мы проводим тебя коротким путём.

Скай не собирался сдаваться так легко. Он готов был требовать, бесноваться, если придётся — прорубать дорогу мечом… Но он уже заметил, что чувства в этом лесу угасают