Рожденная пламенем - Эбби-Линн Норр

Сначала жар усиливался постепенно. Потом я стала ощущать сильную лихорадку. Голова стучала и кружилась, все суставы ныли. Боль стихала, пока я не двигалась. И я легла на кровать. Запах лаванды от подушки перекрывал вонь застарелой мочи, пока я согревала головой мягкую ткань.

Я думала о Феди, единственной живой душе, знавшей, где я нахожусь. Интересно, что она сейчас делает. Попыталась ли убежать от Данте? Или посмеялась вместе с ним над глупой девчонкой, которую они так ловко заперли в тесной камере?

Я отбросила надежду, что Феди будет действовать в моих интересах. Она уже показала, что героиня из нее никакая. Если есть хоть малейший шанс выбраться отсюда, надо поторопиться, потому что боль и дальше будет усиливаться.

Стиснув зубы, я поднялась, перед глазами все плыло. Суставы одеревенели, и я шла к дверям камеры как старушка без палочки.

Прохлада металлической двери подарила облегчение ладоням, но вскоре поверхность раскалилась от моего прикосновения. Я глубоко вдохнула и отправила огонь в руку, разогревая металл. Струя расплавившейся лавы выстрелила из руки. С моих губ сорвался сдавленный крик, но я не прекратила нагревать дверь. Камера засияла от света, исходившего из моей ладони. Дверь медленно порозовела, потом покраснела. Красное свечение сконцентрировалось вокруг ладони и просочилось наружу. Оно двигалось медленнее, чем мне бы хотелось, а жжение в руке усиливалось. Стало невыносимым. Я вскрикнула и отдернула руку, тяжело дыша. По идее, я должна была вспотеть, но лоб оставался сухим, как пустыня, и раскалился, словно мостовая в знойный летний день.

Я шагнула назад. И, размахнувшись, как бейсбольный питчер, со всей силы метнула в дверь огненный шар. Яркая белая полоса прошипела в воздухе и ударилась о металл. Послышался глухой стук. Полетели искры. С моих губ сорвался крик, и я скорчилась от боли. Огонь разодрал мне руку изнутри, как кусок колючей проволоки. Горло так пересохло и охрипло, что крик напоминал скорее сдавленный писк.

Огненный шар оставил лишь небольшую вмятину. Смогу ли я повторить это снова? И снова? При мысли о раздирающей боли подкашивались колени. Невозможно. Если б попить воды, я смогла бы сделать это без труда. Но внутри все пересохло… Как в пустыне. Губы запеклись, а язык словно распух во рту, став раза в три больше обычного. Я села на камень, оперлась на руки и опустила подбородок на грудь. Стон вырвался из легких, когда огонь стал расширяться под ребрами.

Я легла на бок на холодный камень и замерла. Как скоро вернется Данте? Сколько еще у меня времени, чтобы постараться выбраться отсюда? И сколько я уже находилась здесь?

Надо было продолжать попытки. Ни один из вариантов, предложенных Данте, меня не устраивал. Я не знала, солгал ли он о его людях в Галлиполи, Но не могла позволить себе рисковать.

Мысли мои постоянно крутились вокруг Энцо. Загадочного патриарха. Чутье подсказывало, что ему не известно о замыслах сынка. Может, он, узнав, кто я, тоже предложил бы мне работу. Но почему-то верилось, что в случае моего отказа он не стал бы прибегать к угрозам убить дорогое мне невинное существо. Это было так противно. Так мерзко. Данте был примитивным ублюдком, не имевшим стратегического мышления своего отца, не говоря уже о моральных принципах, которые упоминал Раф. Я пообещала себе: если выберусь живой, нанесу визит Энцо. Это единственный способ поразить Данте в уязвимое место. Энцо – один в целом свете, кого Данте боялся. Конечно, Раф уже много лет не общался с их семьей. Все могло измениться. Но в данный момент это единственное, что я могла сделать, если не умру.

Сжав зубы, я поднялась на ноги. Закашлялась, и угли выскочили у меня изо рта. Я метнула еще один огненный шар, но он оказался слабым и неточным. Я послала его недостаточно метко, и он ударился о дверной косяк. Беззвучный крик сдавил горло. Этот шар буквально сжег меня изнутри. Я выставила руку перед лицом: она тряслась. Кончики пальцев почернели и дымились. Меня чуть не вытошнило от запаха горелой плоти. В морской воде вспышки огня приносили мне целительное облегчение. Сейчас же, когда воды вокруг не было, они разрушали мое тело.

Колени подогнулись, и я боком рухнула на толчок. Меня тошнило. Огонь поднялся по пищеводу в горло. Дым шел изо рта, и мне показалось, что я чую запах паленых волос. Я прижала обожженную руку к груди.

Я пыталась позвать Данте по имени, но голоса не осталось. Изо рта вырывался только дым. Я боком сползла по стене. Сухие всхлипывания непроизвольно вырывались, когда языки пламени пронизывали мое туловище, обжигая каждый нерв и все внутренние ткани на своем пути. Потом внезапно стало темно и сладостно.

Глава 35

Боль в шее вернула меня в сознание. Я открыла глаза и оттолкнулась от стены. Из горла вырвался свист, звук был хриплый, с придыханием. Колечко дыма поднялось изо рта и проплыло перед глазами. Двигаясь так, словно продиралась сквозь грязную жижу, я поползла на локтях к двери. Осталось ли во мне еще сил на последнюю попытку?

Я впилась взглядом в дверь, зрение затуманилось, тьма надвигалась по краям. Вмятина, которую мне удалось проделать, находилась как раз позади дверной ручки. Может, получится добавить к ней еще одну? В том месте, где располагалась задвижка.

Я перекатилась на спину, закинула назад правую руку и собрала последние силы. Челюсти мои сомкнулись, когда я метнула огненный шар прямо в точку возле дверной ручки. Раздалось шипение, треск, появилась вспышка. Спина моя изогнулась в агонии, а перед глазами потемнело. Я услышала лязг железа, ударившегося о земляной пол. Повернула голову к двери – перед глазами все плыло – и замерла. Так, оставаясь неподвижной, я не была уверена, способна ли еще пошевелиться. Тело было слишком разбито. Я ощущала лишь боль и жар.

Единственное, что сейчас имело значение, – прекратить агонию. Если бы пришел Данте, я согласилась бы выйти за него замуж за глоток воды. И я готова была сжечь Ватикан и забросать огненными шарами Пизанскую башню, чтобы та наконец упала на землю, и даже разрушить базилику Сан-Марко с ее мраморными конями. Сделала бы все, что прикажут, и поклялась на крови в чем угодно, только бы прекратить это мучительное горение внутри.

Я была не в состоянии издать ни одного членораздельного звука – ни слова, ни даже визга. В целом мире существовали только жар и пламя. Кровь пузырилась и густела у меня в венах. Сердце словно съежилось наполовину: оно шипело,