Знамена над штыками - Иван Петрович Шамякин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты сперва, гад, скажи, почему хотел половину комитета на фронт отправить? Кто составлял список маршевой роты?
— Моей подписи не было. Нет! — завизжал Свирский.
— Не было. Но без тебя, паразита, не обошлось.
— Это оскорбление! Это черт знает что такое! Я не позволю…
— А кто у тебя позволения спрашивает? — гудел Липатов.
— Товарищи, до чего мы дожили? За что мы кровь проливали? Чтобы нас, революционеров, называли паразитами? Боже мой! — Свирский схватился за голову — казалось, он вот-вот заплачет. Его дружки подняли шум — протестовали:
— Почему вы так боитесь фронта? На фронте — наши товарищи.
— Мы потому и называемся запасным полком, что должны заменять, пополнять фронтовые части!
— Я боюсь фронта? — переспросил Липатов и засмеялся. — Сучьи вы дети. Ох и хитрюги же, гады! Но и мы не дураки. Не думайте!
Кончилось тем, что возмущенные сторонники Свирского покинули заседание.
Тогда Иван Свиридович сказал:
— Что ж, так, пожалуй, лучше. Но долго митинговать ни к чему. Надо браться за работу. Первейшая задача: вырвать боевые роты из-под влияния эсеров.
Иван Свиридович ходил по казармам, беседовал с солдатами. Я иногда выполнял его поручения, в свободное время старался быть рядом. Солдаты смотрели на меня недоуменно. Видно, думали по-разному — кто не понимал, кто одобрял, а кто, может, и так подумал: вот, мол, пролаза. Был денщиком у командира, а теперь вертится возле комиссара. Один солдат — Иван Свиридович потом рассказывал — даже предупредил его: не шпион ли я офицерский? Иван Свиридович, между прочим, спросил, обойдется ли подполковник без меня.
— Пускай обходится. Я не раб ему.
— Правильно! Всякое лакейство народ отменил навеки. Но пока что, брат Филипп, нам полезно было бы знать, чем занимается командир, где бывает, с кем встречается. Послужи ему еще немного. Недолго уже.
Второй раз он отсылал меня назад, в денщики. Если в первый раз, на позиции, я принял это как должное, то на этот раз почувствовал обиду и страх — подумал, что не верит мне Иван Свиридович, избавиться хочет. Но он, видно, догадался, что мне в голову пришло, потому что взял за плечи, сказал дружески:
— Это боевое задание, Филипп. Шпионить мы не будем, но глаз спускать с офицеров нельзя.
Залонский был рад, что я вернулся и, по-прежнему покорный и тихий, прислуживал за столом. И поручения его выполнял, иной раз удивляя солдат. Имея такое задание, я, понятно, старался шевелить мозгами и внимательнее, чем обычно, приглядывался не только к Залонскому, но и к другим офицерам, и к тому, что делалось в штабе. И не зря. Заглянул, между прочим, через плечо знакомого писаря в его бумаги и увидел, что он переписывает приказ о посылке второй роты первого батальона — той самой, о которой говорил унтер-офицер, — на охрану моста. Зная настроение этой роты, я сразу смекнул что к чему и пулей полетел искать Ивана Свиридовича.
Он похвалил меня за это важное известие и тут же сказал Липатову, чтоб послал взвод к складу боеприпасов с приказом: без подписи председателя комитета и и председателя ВРК ни одного патрона не выдавать. Вдвоем с Липатовым они тут же пошли к Залонскому. О чем они говорили, я, к сожалению, не слышал. Рота выступила, но не в полном составе, не более половины, с пустыми патронташами и без единого пулемета.
А ночью новое событие.
Постелил я подполковнику в кабинете на диване, пожелал ему доброй ночи и пошел к себе в каморку, чтоб поскорей нырнуть в постель, так как устал за день и завтра — знал — рано вставать. По соседству с нами жили добровольцы-телефонисты, из гимназистов; двое из них, непризывного возраста, были, как и я, лет шестнадцати-семнадцати. С денщиком они особой дружбы не заводили, но и не чурались: не те времена, все считали себя демократами, кроме того, от денщика можно узнать пикантные подробности о жизни офицеров, а гимназисты во сне видели себя офицерами; к тому же существует, верно, закон единства возраста — люди тянутся к однолеткам. Но политических симпатий моих телефонисты не знали. Наученный с детства, я никогда с господами особенно не откровенничал. Один из них затащил меня в свою каморку и по секрету сообщил:
— А я принял шифровочку. Приказ Керенского. Арестовать этой ночью комиссаров Советов и большевистские комитеты. Так что большевикам сегодня будет устроена варфоломеевская ночь. Давно пора! — радовался телефонист.
Что такое «варфоломеевская ночь», я не знал, но все остальное понял: хотят арестовать Ивана Свиридовича! Сердце мое забило тревогу. Скорей предупредить! Не помню уже, какой придумал предлог, кинулся из каморки телефонистов в казарму. Солдаты спали. Я не знал, где находится Иван Свиридович, но знал, где спит Липатов. Его место на нарах было пусто. Много мест пустовало. А те из пулеметчиков, что остались в казарме, не спали, как бы к чему-то прислушивались, ждали чего-то. Но никто из них не ответил на мой вопрос: где Липатов, где другие члены комитета? Я носился по всей казарме. Другие роты беззаботно спали. Не спали во второй роте те, что не пошли на охрану моста. Они тоже настороженно ждали чего-то. Не найдя никого, кому можно было бы сообщить услышанную от телефониста тайну, я кинулся в штаб. И еще больше испугался, когда увидел, что почти все офицеры собрались в кабинете командира полка, одетые, с пистолетами, при шашках. Где найти Ивана Свиридовича? Как ему помочь?
Беспомощный, растерянный, носился я из конца в конец, чтоб найти хоть одного человека, которому можно довериться и спросить совета. Не знаю, как я снова оказался в штабе. К офицерам меня не звали, и я, конечно, не решался войти, делал вид перед адъютантами, что нахожусь здесь по приказу подполковника. И вдруг дверь в писарскую широко распахнулась и вошел… Иван Свиридович, с ним — три солдата.
Я бросился к нему:
— Иван Свиридович!..
Он отстранил меня:
— Погоди, Филипп.
И так же широко распахнул дверь кабинета.
Для господ офицеров это было, видно, такой неожиданностью, что некоторые из них вскочили, точно не рабочий вошел, а генерал. Иван Свиридович, не переступая порога, сказал:
— Господа офицеры! Приказ, который собрал вас в такой
