Перекрёстки Эгредеума - Эмпирика Аттонита

танцевала с юными сыновьями столичных вельмож, не сводившими с неё восхищённых взглядов.

А на следующий день началась война.

ГЛАВА 11. ФЕСТИВАЛЬ ДРЕВНИХ

Стремление изучать окружающий мир и систематизировать знания о нём было присуще обитателям Эгредеума испокон веков. Говорят — в шутку ли, всерьёз, — что первый разумный эгредеумец был учёным. Совет Эгидиумов, конечно, был основана позднее появления разума на планете, хотя, как считается, ненамного.

Это величайшая научно-исследовательская организация, объединившая под своим началом мудрецов всех мастей, занималась образованием и просвещением населения объединённых островов. Эгидиумы были естествоиспытателями и учителями, инженерами и лекарями, они исследовали законы небесной механики, силясь проникнуть в тайны космических глубин, и природу материи, дробя её до мельчайших частиц. Они изучали всё, что их окружало: мёртвое и живое, несмышлёное и разумное, — ничто не ускользало от их зорких глаз и пытливых умов, от остроты скальпелей, режущих плоть, и мыслей, безжалостно расчленяющих целое до исчезающе малых долей.

Большинство жителей Королевства считали Знание — Эгрэ — высшим благом и в то же время первоначалом всего сущего. Эгрэ — свет разума во тьме холодного бескрайнего космоса. Изучение окружающего мира и самих себя, познание различных аспектов Эгрэ — вот смысл и цель существования эгредеумцев. В эгидиумском понимании, по крайней мере.

Наука являла собой единственно верный путь к Эгрэ. Фактически, наука была официальной религией Королевства, а Эгидиумы — носители истинного Знания, отважные первопроходцы, смело ступающие во тьме неизведанного и освещающие дорогу идущим вслед, — были её жрецами. Каждый крупный город объединённых островов изобиловал её величественными храмами: огромными библиотеками, школами, университетами, двери которых были открыты для всех. А главным святилищем Эгрэ был величественный Агранисский университет, жемчужина столицы — Янтарного сердца мира.

Культ Эгрэ, исповедуемый большинством обитателей планеты, не прижился только на мятежной Галахии да на Уфтабийских болотах. Впрочем, на Рат-Уббо вследствие крайней примитивности мышления местного населения, занятого в основном добычей солнечной энергии для Пояса Феоссы в глубоких шахтах, сохранялись архаичные формы культа.

Рат-уббианцы истово почитали Радоша — провозвестника Эгрэ, якобы сотворившего мир. Эгидиумы относились к этим верованиям, не чуждым, впрочем, и простому населению других островов, с высокомерной терпимостью: ну не укладываются, мол, в неотёсанных головах законы мироздания, всё им нужен какой-то Всемогущий Управитель, запредельный и в то же время похожий на обычных смертных, — что ж поделать? Пусть тешатся красивыми сказками, лишь бы с мостами и догмами всё было в порядке.

На самом деле, конечно, никакого Радоша никогда не существовало: это легендарный образ, выдуманный великим Теотекри, основателем Совета и Агранисского университета.

Теотекри с острова Тазг, чьи сородичи, под натиском непримиримых галахийцев некогда бежавшие на остров Агранис под защиту короля Феоссы, построили чарующий янтарный город на месте прибрежной деревянной крепости.

Теотекри, который в юности странствовал по миру и, влекомый запретными тайнами, по слухам, бывал даже на Игнавии.

Теотекри, который, остепенившись и став вернейшим соратником короля Феоссы, не без помощи его мудрости объединившего острова, получил титул герцога Галахийского вместо безвременно погибшего принца Ландамара, а заодно и честно отвоёванный у голубокожих дикарей остров Тазг с замком Картреф, что сделался домом для многих поколений его потомков.

Он, этот почтенный учёный муж, прожил удивительную и долгую жизнь, а потом бесследно и беспричинно исчез — отправился, как говорят, на Игнавию…

* * *

Услышав шаги за спиной, Эмпирика вздрогнула, но не двинулась с места, продолжив созерцать из окна читальной комнаты сонный Адарис, выползающий из-за стены тусклых облаков на горизонте в призрачном бледно-лиловом ореоле. Слуги и стражники в библиотеку почти не заходили — особенно в такую рань, — а больше во дворце никого не осталось. Король с Хранителем ещё не вернулись с Канума, Эвментара, раздосадованная внезапной болезнью любимого трага, спешно отбыла в королевский питомник, а остальные сёстры отправились на юг, в родовой Варагнийский замок.

Оказалось, не все.

Эмпирика удивилась, но не подала виду: Эмеградара остановилась за её спиной, и некоторое время сёстры молча смотрели друг на друга в отражении оконного стекла.

Непослушные соломенные волосы с озорной чёлкой, лукавая полуулыбка, лёгкий прищур внимательных глаз.

— Смотришь на луну? — наконец спросила Эмеградара. — Так пристально, словно боишься, что она исчезнет, если ты отвернёшься.

Невольный тихий вздох. Возвращение к безмятежному созерцанию облаков стало невозможным. Эмпирика внутренне приготовилась к болезненному соприкосновению с внешним миром — особенно болезненному, если в нём участвовали её сёстры.

— Да брось, — рассмеялась, наконец, Эмеградара, — у меня к тебе дело.

Это было крайне необычно. Нет, это было нечто совершенно выходящее из ряда вон. Хотя Эмеградара относилась к младшей сестре терпимее, чем остальные, — по крайней мере, никогда не задирала и не унижала, как Эвментара, и не выказывала открытого презрения, как близнецы, — но сказать, что они общались, было бы огромным преувеличением.

В душе Эмпирика симпатизировала Эмеградаре: их объединяло стремление к познанию мира, но если Эмпирику больше привлекали скрытые стороны бытия, где примитивная логика и общепринятый здравый смысл теряют силу, то Эмеградара предпочитала не отдаляться от известной реальности и описывающих её надёжных теорий, рождённых наблюдением и проверяемых экспериментом.

Она училась в университете и хотела стать Эгидиумом. Эмпирика лелеяла ту же мечту — до того, как уверилась в беспомощности традиционной науки. Эмеградару привлекали опыты с преобразованием материи, в то время как младшая дочь короля с годами всё более углублялась в изучение тайн сознания.

Эмпирика медленно обернулась, но не взглянула на сестру и не проронила ни слова.

— Ладно, — сказала та, — я знаю этот рассеянный взгляд и каменное лицо, а ещё, хоть мы особо и не общаемся, я знаю, что на самом деле ты душка.

Улыбка и смех Эмеградары были такими искренними и располагающими, что у Эмпирики невольно дёрнулся уголок рта.

Эмеградара отправлялась на Фестиваль Древних. И приглашала — нет, решительно настаивала на том, чтобы Эмпирика поехала с ней. Поскольку Фестиваль организовали её знакомые, она устроила так, чтобы в этот раз празднество совпало с отъездом короля на остров Канум для инспекции недавно восстановленной подземной крепости.

— То есть отец не знает? — недоверчиво спросила Эмпирика. — Он против твоей задумки?

Эмеградара покачала головой.

— Университетские Эгидиумы порицают подобные сборища, а отец предпочитает не вмешиваться в их дела. Ему лучше не знать, что мы там были, хотя сам он не видит в Фестивале ничего дурного. Мы смешаемся с толпой. Нас никто не узнает.

— Но я не хочу его обманывать.

— Разве это обман? — усмехнулась Эмеградара. — Просто не будем говорить ему, если он не поинтересуется. Спроси я разрешения