Трансвааль, Трансвааль - Иван Гаврилович Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Миколай Матвеич, што ты задумал – пустая затея. От этой лядащей животины ждать приплода, все едино, как от вербы яблок…
И верно, чагривая, темно-пепельной крапленой масти вскоре, после покрытия жеребцом Циклоном, понеслась выкидышом. И вся вина за эту ущербную для колхоза пагубу легла на молодого завконефермы Николая Никитина – за его «родственные связи» с производителем Циклоном. Ясное дело, что тут таился какой-то враждебный кулацкий подвох.
И укатали новинского красавца-лошадника его благие помыслы – вывести Особую колхозную породу лошадей – по вымощенной дороге в ад… Переворачиватели мира не посчитались, что жена Николая Матвеевича, как порука мужу, была деревенской учительницей, вразумляла начальной грамоте их же нечесанных неслухов. Нет, не посчитались! Это случилось летом – на Казанскую. А после Покрова, темной ночью, укатали из деревни и его медвежатого отца.
Матвей-Молчун всегда слыл в деревне справным мужиком, хотя бы потому, что ел свой хлеб до нови. В доколхозное время он с зари до зари «зверюгой» все корчевал на вырубках пни, готовил пашню. Через это, летом, экономя время, даже не ходил в «байню» – обходился рекой. На уговоры же вступить в колхоз, чтоб уже ломить сообща стократной силой, на него находило какое-то затмение. Временами, казалось, мужика вот-вот хватят столбняк – мычал что-то невразумительное: «Знаш-понимаш, понимаш-знаш, обченаш…» Вот и весь был его ответ на «обчественное» ведение хозяйства. Собрание хохотало и с миром отпускало тугодума домой: ступай, мол, и покумекай еще раз у родной печки, может, она что-то и присоветует тебе, как дальше быть… Так и жил мужик в неизбывной тревоге.
Но вот на державном олимпе новые боги мудро и решительно начертали: «Кто не с нами, тот против нас!» А как только раскаты их громов докатились до берегов Бегучей Реки, не стало на новинских холодных белых подзолах трудяги-Молчуна. Да, пропал земляной червь Матвей Никитин. И если б в свое время Сим Грачев по молодости, шутки ради, не перенял его любимое присловие – «знаш-понимаш-обченаш», – так бы и забылся в Новинах Матвей-Молчун, будто бы его никогда и на свете-то не было…
Вот в какое, видно, спосланное самим нечистым время, взвалил на свои могутные плечи бремя забот новинский «беспартейный большевик», по местному прозванию – Мастак, пока выдвиженец райкома, срочно принятый в ряды ВКП(б), проходил председательскую выучку в областной совпартшколе.
Но как бы там ни было, жизнь в деревне на этом не остановилась. Плохо, хорошо ли, весной отсеялись в сроки. Помятуя о прошедшей зимней бескормице, и к сенокосу подошли серьезно. Тут, видно, сказалась заслуга нового председателя, столяра-плотника, который готовясь к луговой страде, сделал перенасадку своей косы на литовку самого большого размера – № 7 и само косовище пустил длиннее обычного. А когда подоспела пора отбивать на заулках звонкие литовки, он не стал созывать «обчее» собрание, а пошел по подворьям, где хозяевам напомнил их крестьянскую заповедь, уже напрочь забытую в колхозное время: «Коси, коса, пока роса: роса долой – косарь домой». И от себя добавлял: «Да и косить по холодку, под задорные наигрыши дергачей – азартнее выйдет!»
А на восходе солнца он встал впереди косарей и пошел враскорячь махать литовкой двойным прокосом, благо силушкой не был обижен самим Господом. Ну, а для общего делового настроя у него, запевалы деревни, всегда имелась про запас нужная песня. А без нее – какой же сенокос на крестьянской Руси?
В то памятное для Новин лето на удивление не подкачал и лен. Когда его поля разлились голубыми озерами цветения, Мастаку-председателю втемяшилась в голову непростая затея – замахнуться на деревянную машину. Да не на какую-то там самоделку-безделицу, что-то вроде б «вечного двигателя». А на самый что ни есть настоящий агрегат-льнотрепалку от конного привода, чертеж которой был напечатан во всесоюзной газете «Социалистическое земледелие».
Помимо всего прочего, что мог сделать столяр-плотник, нужны были крепежные болты, скользящие торцовые деревянные подшипники и простейшая ременная трансмиссия для передачи вращения от конного привода к двум брусам-валам с посаженными на них по четыре маховых деревянных двухслойных колеса – врасшив, крест на крест, в расщеп которых вставлялись на крепежные деревянные нагеля по восемь тонких изящных кленовых трепал. И вся машина!
Так в Новинской начальной школе родился живой пример «на засыпку» по таблице умножения: «сколько будет восемью восемь?» Далеко не каждый третьеклассник мог бы ответить наотмашь на такой каверзный вопрос. А вот: «сколько трепал на новой льнотрепалке новинского Мастака?» – и все первоклашки тянули вверх руки.
Тут хоть имей семь пядей во лбу, а без кузнеца в непростой задумке столяру было – ну, никак не обойтись! С такой вот непростой заботушкой в разгар лета, ближе к вечеру, и пожаловал в Заречье с поллитровкой-«медведем» (такая была художественная расфасовка) в кармане новинский председатель – столяр, плотник, косарь – на бывший столыпинский отруб «Новинка», ставший потом, на этапах большого пути, «коммунией», ТОЗ-ом – товариществом по совместной обработке земли, а ныне – обыкновенной полеводческой бригадой, в двух верстах от деревни вниз по течению реки. К известному всей округе, как и он, мастаку, но уже железных дел Ивану-Кузнецу. И там у них за хлебосольным столом состоялась «тайная вечеря». На то был свой резон.
В том, зело крутом году им, уважаемым селянам, настрого было заказано что-либо делать помимо конкретной колхозной работы: одному – строгать, другому – ковать, чтобы, Боже, упаси, не возродили частного промысла. Закоперщики новой «жисти», во хмелю вседозволенности, уже зарились и на своих селянских умельцев, замысливая по второму кругу, если не раскулачить, то «обобчествить их струмент для обчего пользования».
Открываться же новинским мастакам до поры до времени не с руки было: а вдруг их дерзостная затея обернется пшиком на радость местным зубоскалам? Да на том они и ударили по рукам, порешив: творить свою задумку будут на свой страх и риск – ранними да поздними упрягами, чтобы не вышло в ущерб колхозной работе.
И что немаловажно, а это и было для них главное: строгать и ковать будут, пока их унюхчиво-пронырливые соглядатаи-лежебоки валяются у себя в постелях под кисейными пологами от докучливого комарья, строгая на зорьке в усладу со своими беззаботными задасто-толстопятыми Марьюшками себе подобных, конопатых «пестухов». И так как столяр-председатель жил на юру лесного ручья, делившего деревню на два края – Козляевский и Аристовский, то и строгать-пилить ему пришлось у себя в столярне за занавешенными
