Война никогда не кончается (Рассказы, документальная проза, стихи) - Ион Деген

- Да. Я начал думать. Самостоятельно, а не переваривать чужие мысли. Раньше я просто смотрел. А сейчас - видел. И то, что я увидел... В общем, жизнь потеряла всякий смысл. Единственное, что меня удерживало, это желание отправить на тот свет как можно больше немцев. А тут внезапно закончились бои. Мою батарею загнали на захудалый фольварк. Ты у меня там был.

- Да. Меня отправили в Вену. А когда я вернулся в батарею, то узнал, что ты погиб. Говорили, что тебя убили "вольфы". Ходили, правда, слухи, что ты дезертировал. Но ты и дезертирство были настолько несовместимы, что никто этому не верил.

- А ты?

- Я? Я не хотел верить, что ты погиб.

- Не финти, Гоша.

- Понимаешь, Исачок, еще в училище я привык к тому, что ты все делаешь правильно. И, даже допуская возможность твоего дезертирства, я пытался доказать себе, что у тебя для этого есть веские основания. Но я отбрасывал этот вариант, потому что, если ты не предупредил меня, на свете вообще не существует дружбы. Я не мог представить себе, что ты - ненастоящий друг.

- Не стану уверять тебя, что предупредил бы. Не знаю. Но все произошло до того внезапно, что даже у меня не было времени на раздумье. Приехал к нам помпострой. Помнишь, он и в трезвом виде был изрядным дерьмом. А тут, на подпитии, его понесло. Стал придираться к моим офицерам. Обматюкал и их и меня в присутствии всей батареи. Я сдерживался. А когда мы зашли в дом, наедине я сказал ему, что в бою никогда не замечал в нем такой прыти. Он обозвал меня вонючим жидом. Пистолет он не успел вытащить. В жизни я никого так не бил. Он еще был в сознании, когда я потащил его к выгребной яме, но сопротивляться

он уже не мог. Пару раз я окунул его головой в дерьмо, а потом утопил.

- И никто этого не видел?

- Видел. Был у меня в батарее наводчик-сибиряк Куликов, маленький такой. Он видел.

- Куликова допрашивали в особом отделе. Он последний видел подполковника и тебя.

- В чем же дело? Все должно было быть абсолютно ясным.

- Куликов сказал, что подполковник сел на свой мотоцикл, усадил тебя на заднее сидение, и вы покатили к штабу бригады. Мотоцикл подполковника действительно нашли в километре от фольварка. Особисты знали твою любовь к подполковнику и допрашивали Куликова по всем правилам. Но он стоял на своем. Тогда и решили, что вас убили "вольфы". Особистам тоже хотелось закрыть дело.

- Давай выпьем за Куликова. Не все в России так плохо, если есть еще такие люди.

- Есть. Только как их распознаешь... За Куликовых! Давай дальше.

- Дальше? Через два часа я уже был в американской зоне. В Вене разыскал синагогу. Вышел из нее уже в гражданском. А дальше - Италия. Там я стал бойцом еврейского подполья против англичан. Артиллерией, как ты понимаешь, там даже не пахло. Моим командиром была девушка. Вот уже скоро тридцать лет как мы женаты, а для меня она все та же девушка. При первой встрече я увидел только глаза и пятизначный номер вот здесь, на левом предплечье. У нее очень красивые руки. А этот номер... Да. Под носом у англичан мы привозили в Палестину уцелевших

евреев. И снова возвращались в Италию. Рут чудом спаслась в Дахау. Единственная из большой семьи кенигсбергских евреев. Повенчали нас уже в Палестине - можно сказать, за пять минут до рождения нашего первенца. Потом война за освобождение. Мой боевой опыт пригодился. Вот только с артиллерией у нас и тогда было туго. Посмотрел бы ты, какие фокусы мы придумывали вместо орудий. Рут уже не воевала. Она нянчила младенца. У нас три сына. Хорошие ребята. А у тебя?

- Женился я поздновато. Окончил Институт внешней торговли. Меня оставили в аспирантуре. Банальная история - женился на своей студентке. У нас одна дочь. Ей скоро восемнадцать.

- Эх, знал бы я раньше!

- Что, могли бы породниться?

- Я - за милую душу. Не в этом дело. Были у меня разные там - как тебе объяснить? - комплексы.

- Комплексы?

- Ты ведь знаешь, недавно наши ребята в воздушном бою сбили четыре советских самолета. Сбивали и раньше. Но в советских самолетах были арабские летчики. А тут - русские. Один из наших самолетов пилотировал мой первенец. Конечно, я горжусь им. Но иногда меня одолевала горькая мысль: а что, если

советский летчик - Гошкин сын? Знал бы я, что у тебя нет сыновей, как-то было бы спокойнее.

- Значит, думал? Не забыл?

- Иди ты... У меня даже проблемы в семье из-за тебя.

- Поблемы?

- Понимаешь, по памяти я написал маслом твой портрет. У меня ведь даже не было твоей фотографии. Портрет по всем правилам социалистического реализма. Бравый старший лейтенант при всем параде.

- Так ты все-таки не бросил рисовать?

- Не бросил. Правда, сейчас не совсем социалистический реализм. Портрет висит дома в моем кабинете. После всех подлостей, которые твоя партия и правительство делают Израилю, - ты уж не обижайся на меня, Игорек, - мои ребята не очень жалуют все советское.

- Чудак ты, Исачок, с чего бы мне обижаться? Ты ведь еще не забыл нашу систему? Думаем одно, говорим другое, делаем третье. У нас даже ходит сейчас анекдот. Цитируют Маяковского: "Мы говорим Ленин - подразумеваем партия, мы говорим партия - подразумеваем Ленин". Вот так пятьдесят восем лет мы говорим одно, а подразумеваем другое. У меня тоже проблемы в семье. В прошлом году мы жили в Канаде. Вдруг Люда заявила, что не хочет возвращаться в Москву. Девчонка толковая, но трудная. Дед в ней души не чает. А больше пяти минут их нельзя оставлять вместе. Политические противники.

- Ну, а твои симпатии на чьей стороне?

- Трудно мне. Все прогнило. Все фальшь. Надо было остановиться на февральской революции. Но ведь это моя родина. У меня нет другой. Так что, сыновья требуют снять портрет?

- Да. Или замазать советскую военную форму. Не хотят советской экспансии.

- Во всем мире не хотят. Ладно, к черту политику. Тошно от нее.

- Слушай, Игорек, мы сейчас в нескольких минутах лета от Тель-Авива. Махнули ко мне? Салон открывается через неделю. Я распоряжусь. Все, что тебе предстоит сделать, сделают без тебя. Махнули, а? Ты даже не представляешь себе, как обрадуется Рут.

- Чокнулся ты, Исак. У меня ведь советский паспорт.

- Ну и что?

- А виза? Ты представляешь себе, что произойдет, когда в моем паспорте обнаружат израильскую визу?

- Никаких виз. Я все устрою. Твой паспорт останется девственным. Полетели, Игорек.

Включили электричество. Официант зажег свечу в цветном стеклянном колпаке. Они и не заметили, как подступили сумерки...

... Игорь смотрел, как огонь свечи преломляется в дивном орнаменте резьбы на стеклянном колпаке.

- Господин губернатор, сорок один миллион долларов не вызывает ни малейших возражений. Очень логичная сумма. Несколько меньше цены американской электростанции и на миллион больше предлагаемой вами цены. Я имею в виду честно заработайный вами один миллион долларов. Что касается меня, я не могу сообщить вам номер моего несуществующего счета.