Повседневная жизнь советской коммуналки - Алексей Геннадиевич Митрофанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
А ведь мы еще упоминали керосинки, и притом неоднократно. Это что был за зверь? Актриса Елена Владимировна Юнгер писала: «Два широких, плоских фитиля, опущенные в резервуар с керосином, зажигались и закрывались чем-то вроде сплющенного металлического цилиндра со слюдяным окошечком. Сверху помещалась чугунная решетка, на которую и ставились чайник или кастрюля. Глядя через слюду, можно было регулировать огонь специальным винтиком, чтобы не коптило».
Точную и емкую характеристику этого коммунального девайса дал Даниил Гранин: «А были еще тихие керосинки. Они горели, как керосиновые лампы, но пламя их шло не столько на свет, сколько на подогрев. Керосинки вели себя смиренно. Примус, тот мог взорваться, керосинка только виновато коптила и пахла керосином».
Борис Маркус писал:
«Некоторые хозяйки заменяли примус керосинками. Правда, она работала медленнее, чем примус, но была более безопасной. Керосинки были двух типов: высокие плоские одно- или двухфитильные и низкие круглые трехфитильные. Какие из них были лучше, не знаю. Мне больше нравились пузатенькие низкие. Какой-то у них был более надежный вид. Однако ровный и спокойный огонь керосинки совсем не вдохновлял. Ничего похожего на бурное и веселое пламя примуса. Высота пламени регулируется специальными колесиками на тонких спицах, выдвинутых своими концами наружу и снабженных круглыми ручками. Чтобы отрегулировать огонь, надо было поворотом ручки выдвигать или задвигать фитили. А зажигать их можно было лишь тогда, когда с баллона снимался основной цилиндр, на котором устанавливались кастрюли или чайники и сковородки. Когда фитили чересчур обгорали, их надо было подрезать, для чего тоже надо было снимать цилиндр… В длинных керосинках ничего не снималось, а просто весь ее короб, имеющий сбоку специальную ось, откидывался на бок и после зажигания фитилей возвращался на свое место, закрепляясь специальной удерживающей корпус пружиной. Через слюдяные окошки можно было рассматривать пламя и регулировать его, выдвигая или задвигая фитили, делая огонь сильнее или слабее. Гасить керосинку можно было поворотом ручки, полностью задвигая фитиль вовнутрь, лишая его доступа воздуха. Задувать ее ни в коем случае нельзя.
Все это удовольствие – и керосин для заправки, и иголочки, и фитили, и сами примусы или керосинки покупались в керосиновых лавках. Вроде той, что была на нашей Кудринской площади».
Если примус технологически был аналогом паяльной лампы, то керосинка – керосиновой лампы. Отсюда и разница – как в безопасности, так и в эксплуатации. Керосинка отличалась меньшей пожароопасностью, чем примус и керогаз, зато готовила медленно и сильно коптила. Многие доморощенные психологи судили по кухонным девайсам о личности их владельцев. Как нетрудно догадаться, керосинка была уделом трусливых и занудливых перестраховщиков, не способных ни пороха непромокаемого выдумать, ни королеву полюбить.
Так что не будем надолго задерживаться возле этого жалкого недоразумения. Лишь процитируем – на прощание – Вильяма Похлебкина, куда ж без него:
«Керосинки появились раньше примусов, но исчезли гораздо позже, активно просуществовав половину или чуть больше половины XX века. Так, керосинки были известны в России в крупных городах еще до Русско-японской войны. В 1900 году автор поваренной книги для армии М. Б. Плешкова как потрясающую “новинку” рекомендовала для офицеров “керосиновые кухни”, то есть керосинки, называемые “Триумф”.
На них можно было готовить пищу в походных условиях. На другой, более дорогой керосинке “Чемпион” – можно было готовить одновременно два блюда, так как она имела соответствующее оборудование в виде двухъярусного таганчика. Как сенсация сообщалось, что литр воды закипает на этих керосинках аж через 20 минут, то есть по меркам того времени – сверхбыстро!
Как известно, керосинки из быта советских людей исчезли лишь после Второй мировой войны, дожив в небольших провинциальных городах, отстоящих далеко от линий газопроводов, почти до 1960 года. Их “смерть” была обусловлена прежде всего тем, что из продажи исчез керосин и были вообще ликвидированы столь распространенные в нашей стране в период между двумя мировыми войнами так называемые нефтелавки.
Время наибольшего “расцвета” керосинок – 1930-е годы. Керосинка была примитивным “техническим прибором”, но зато простым в обращении, доступным самому примитивному пониманию. Она представляла собой настольное, а иногда и напольное “сооружение”, состоящее из резервуара для керосина и горелки, над которым возвышалась конфорка для установки посуды. Горелка представляла собой фитиль (он мог быть асбестовым или хлопчатобумажным), а иногда – два, три фитиля в ряд, опущенных в резервуар с керосином, которые вывинчивались вверх и вниз и служили для всасывания керосина. Достаточно было поджечь спичкой выступивший над поверхностью горелки фитиль, и керосинка начинала “действовать”, причем силу огня, то есть высоту пламени, можно было легко регулировать при помощи выдвижения или опускания фитиля.
На практике, однако, керосинки всегда “капризничали”, фитили плохо двигались, коптили, их надо было часто обрезать, особенно по углам, а кроме того, от керосинки всегда несло керосином, что непосредственным образом отражалось на вкусе и запахе пищи. Керосинки были “тихоходны”, то есть варили и кипятили медленно. Требовалось, например, более получаса, чтобы вскипятить на керосинке полтора-два литра воды, в то время как на примусе двухлитровый чайник закипал за четверть часа.
При этом керосинка “жрала” почти вдвое больше керосина, чем примус. Но простота приведения ее в действие привлекала к ней симпатии людей простоватых, невзыскательных или осторожных.
В то время как примусы на коммунальных кухнях агрессивно шумели, керосинки тихо, исподтишка чадили, коптили и воняли».
И, уж конечно, тут нельзя не вспомнить отрывок из главы «Конец “Вороньей слободки”» романа Ильфа и Петрова «Золотой теленок»:
«В длинной цепи приключений, которые предшествовали пожару в квартире номер три, первым звеном была ничья бабушка. Она, как известно, жгла на своей антресоли керосин, так как не доверяла электричеству. После порки Васисуалия Андреевича в квартире давно уже не происходило никаких интересных событий, и беспокойный ум камергера Митрича томился от вынужденного безделья. Поразмыслив хорошенько о бабушкиных привычках, он встревожился.
– Сожжет, старая, всю квартиру, – бормотал он, – ей что, а у меня один рояль, может быть, две тысячи стоит.
Придя к такому заключению, Митрич застраховал
