Дары инопланетных Богов - Лариса Кольцова

Они встретились уже на Троле, куда и вызвал Арсения отец. Встреча была пронзительно-больной для отца, а со стороны сына была явлена неловкость и глубинный холод, прикрытый деликатной улыбчивостью. Какое-то время отец вводил его в курс дел, предстоящих сыну на прекрасной и трагически искривившей свой путь развития планете, но недолго. Он вернулся на Землю, где, спустившись со звёзд, точно также не обнаружил покинутого некогда Рая, поскольку в горах, как и в его старом персиковом саду уже не было светловолосого мальчика с сине-зелёными чистейшими глазами. Арсений постепенно простил отца, а отец себя нет, поняв, какой ущерб нанесло сиротство характеру его сына. Образован-то он был блестяще, а внутри тусклый и зыбкий сам в себе. Он так ни разу и не послал отцу ни единого послания, а послания отца просматривал без всякого душевного трепета, только как инструкции и советы старшего и больше знающего коллеги.

Всё это Рудольф узнал от Рудольфа Горациевича, и рассказы эти как-то приблизили к нему Рахманова и даже затеплили жалость к нему, жалость не унижающую, а подлинно человеческую, ту, что эквивалентна пониманию. Заменой утраченного, так и не обретённого отца для Арсения стал Разумов. И хотя всем молодым и оторванным от Земли он был почти родным отцом, к Арсению отношение было особенным. Мягкий и тихий парень вызывал в нём подлинно отеческие чувства, — чуткий Разумов догадывался о его внутреннем и тотальном одиночестве. Здесь же на Троле Арсений впервые полюбил девушку любовью безответной и тайной для всех, исключая Рудольфа. Девушкой той была Гелия, да и не один Арсений очаровался ею, когда она возникла на базе землян. Но соперником Арсений не был, поскольку соперничество всегда выражает себя в активных действиях при уверенности в своей победе. Арсений же боевых действий не вёл, уверенности ни в чём не имел, как и надежды на внимание с её стороны. А напрасно, поскольку Гелия проявляла к нему любопытство как к тому, кто на Рудольфа-избранника похож, и при быстро наступившем разочаровании в этом избраннике она могла бы и ответить Арсению. Гелия была пассивна в своём поведении, когда дело касалось мужчин, и прояви Арсений ту страстную настырность, какую в своё время проявлял Рудольф, а потом и Нэиль, весь дальнейший сюжет был бы иным. Не исключено, что настолько же и трагичным.

Как и положено зеркальному отражению, Арсений стал управлять «ЗОНТом» — закрытым объектом наземного типа в то самое время, как Рудольф стал ответственным за подземный объект. Для местных же они оба, Арсений и Рудольф, возглавляли по видимости два разных сектора в «Зеркальном Лабиринте», а секторов там было много, и возглавляющих их тоже много, но все остальные были уже местные люди. Постепенно, нелюбимое Рудольфом, живое и как бы зеркальное его отражение перестало ему во всём соответствовать. Рахманов изменился даже внешне, — его оформившееся и уже зрелое внутреннее содержание было настолько противоположным во всём шефу космодесантников, что их не связывали даже приятельские отношения. Полная отчуждённость, без вражды, без мыслей друг о друге, и они даже взаимно забывали, что обитают часто в одном и том же здании «Зеркального Лабиринта», не встречаясь месяцами. Настолько отшельник Рахманов умел быть невидимым, неуловимым для того, с кем его деятельность не соприкасалась. А когда соприкасалась, существовал целый штат посредников из его младших коллег. Поэтому Рудольф ничего и не знал о его личной жизни. Может, и были у него контакты с местными женщинами, поверхностные, краткосрочные и не задевающие его сокровенных глубин, запрятанных надёжно, как и у всех замкнутых людей. Кому было до этого дело. Пока не возникла эта Ола. Упрекая несчастного Арсения в морализаторстве, Рудольф, глядя в спину уходящего коллеги, думал: «Как же несносен я сам в роли нравственного перста указующего». К тому же при ходьбе Арсений как-то и скособочился, будто над его головой совсем низко пролетает стая крыланов.

«Имею право»! — сказал себе Рудольф. Ведь и сам он, без вины виноватый, вполне мог бы покоиться сейчас хладной тушкой в морозильном боксе подземного морга из-за этого длиннорукого, длинноногого мужика-ребёнка. Пусть его Надмирный Отец жалеет. А если кто и достоин сожаления, то это надломленная гибкая веточка — девушка Ола. А ещё… Нэя. Неотрывно уже родная, подбитая белая голубка. Был бы он Арсением, застонал бы вслух.

Забытая встреча праздничной ночью на тёмном берегу

И вдруг возникло то, что когда-то по неясной уже причине было выметено из памяти вон, наружу. Но, возможно, причина крылась как раз в жгучей обиде, возникшей после весьма странного события. Да и какое событие? Никакого события и не произошло как раз.

…После праздничного пиршества они отправились бродить с Ласкирой по освещённому и беснующемуся городу, крутясь в довольно бессмысленной толчее, заполонившей столичную центральную площадь. И там, где хотелось как раз укрыться от изобилия галдящих и распаренных тел, — в узких улочках, — их было особенно много. Или же так казалось от узости каменных и причудливо изломанных коридоров. Они вышли к реке, там было свежо и повеяло отрадным освобождением от нагромождения зданий и галдежа, воплей и хохота троллей, использующих редкий праздник на полную катушку, что называется. Тут можно было только позавидовать их ничуть не задавленной жизненной энергетике. Чапос не отставал. Он-то и был одной из причин, из-за которых ту встречу и то внезапное унижение было необходимо стереть, выбросить из активной памяти. Чапос брёл позади как телохранитель, уверяя Рудольфа, что тот просто не представляет, что такое народные гуляния. Как много после них остаётся на улицах и прочих тупичках, а также в парках убитых людей. На самом деле Чапос никак не мог заставить себя отлипнуть из-за того поражающего эффекта, что произвела на него маленькая Ласкира. Он всё пытался пронюхать, что за отношения были у Рудольфа с нею, как-то интуитивно улавливая его безразличие к ней. Нет, чувства были, но мягкие и заботливые, как к поначалу навязанной, а вдруг оказавшейся настолько и очаровательной, трогательной родственнице, в устроении которой просто необходимо принять участие. Чапос обнюхивал пространство вокруг них обоих, что-то решая для себя, ища возможность каким-то образом втиснуться на место Рудольфа. Но такого понимания в тот момент и не было у Рудольфа, иначе участь Ласкиры была бы иной.

И вот тогда перед ними возникла молодая женщина с молодым же мужчиной. Они появились на набережной аллее, почти безлюдной и мало освещённой. Но казалось, что сама река излучала свет,