Расстрельный список - Сергей Иванович Зверев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Подняли руки! – резко приказал он.
– Так, значит, тут дорогих гостей встречают? – поинтересовался я спокойно, хотя в груди все сжалось.
– Руки! – гаркнул Шрам, как я его прозвал про себя.
Мы с Петлюровцем пожали плечами и повиновались. Нас тщательно обыскали. И Шрам резко кинул:
– В холодную!
А ведь я его узнал. Изучая документацию по КСУ, обратил внимание на эту приметную личность. Белогвардеец, потом был у Петлюры в контрразведке. И здесь отвечал за нее же.
Да, оказанный нам прием теплым не назовешь. Вопрос вопросов – имеют ли хозяева «виллы» против нас нечто конкретное или просто давят на нервы?
Скоро все выяснится. Если первый вариант, то положение у нас незавидное. И жизнь нам предстоит недолгая, но очень содержательная…
Глава 7
Нас отвели в длинное, казарменного вида одноэтажное строение, где закрыли в весьма похожей на каземат крошечной комнате. Вот и сбылась заветная мечта сотрудника ОГПУ – побывать на «вилле Потоцких».
После Гражданской и советско-польской войн в Польше окопалось огромное количество эмигрантов. Петлюровцы, гетманы, белогвардейцы, эсеры и кадеты, просто беглая из России разношерстная шушера. Некоторые стояли целыми вооруженными войсковыми подразделениями. И все были одержимы маниакальной идеей – вернуться и забрать обратно страну у большевиков. Пусть от России останется лишь жалкий клочок, но они на нем будут главные и станут вершить страшную месть. У них тогда еще была иллюзия, будто из этого что-то может получиться. Но они уже были отбросами истории, хотя отбросами и вонючими, ядовитыми, способными отравить вокруг себя все живое.
Они добросовестно готовили широкомасштабные боевые действия против СССР. Совершали на нашу территорию террористические рейды. Вели военное обучение. Вот только постепенно изначальный пыл угасал. Война с Советами все оттягивалась. Войско разлагалось. Да еще и дипломатически СССР сильно нажимал. В результате все эти вооруженные формирования польское правительство в середине двадцатых годов разогнало. Притом не последнюю роль сыграло то, что у скатившейся в жестокий кризис Польши просто не было материальных ресурсов содержать весь это сброд.
Но вот только идея использовать эту силу в войне против Страны Советов никуда не делась. Весь Генштаб Польши жил сладкими мечтами о конфедерации Междуморья в границах Адриатического, Балтийского и Черного морей. В ее состав просто обязаны войти Югославия, Чехословакия, Венгрия, Польша, Литва, Латвия, Эстония, Белоруссия, Украина и Румыния. То есть будет учреждена Великая Польша в границах 1772 года. Вот и оставили для этой цели КСУ под видом благотворительной организации, занимающейся трудоустройством и помощью эмигрантам. К ней примкнули наиболее ярые и не навоевавшиеся контрики из других структур. По сигналу «сбор» КСУ мог мобилизовать тысячи сабель.
Нас продержали в тесном каземате где-то с час. А потом меня повели в комнату в этом же здании, но в подвальном помещении. Там Шрам принялся за меня обстоятельно. Задавал вопросы, о том, кто мы, откуда и как здесь очутились. При этом за моей спиной маячил его помощник – здоровенный и злобный, с выступающими вперед зубами, он напоминал аллигатора и создавал большой неуют в доме.
– Как я должен реагировать на столь нескромный интерес к моей персоне? – интеллигентно поинтересовался я.
– Как к допросу, – не стал юлить Шрам.
– Но…
– К сожалению, это необходимость.
Ответил я ему – честно и искренне – на ряд вопросов. Тут главное – строго очень следить за своим языком, который враг мой похлеще иного контрреволюционера. Контрразведчик был мастером цепляться к словам и выкручивать их на свой лад.
На некоторые вопросы отвечать я отказался категорически:
– Вы пока не заслужили доверие, чтобы я скидывал вам в рукав свои карты, – хмыкнул я.
– В рукавах карты обычно у шулеров, – буркнул Шрам.
Я только развел руками, ничего не ответив, однако всем своим видом сигнализируя: «Ну мы же понимаем». И заработал злой взгляд. Хотя Шрам должен был давно привыкнуть к тому, что не любят людей его профессии, а в среде военных так и презирают.
Постепенно вопросы кончались. Но ежу и его ежихе понятно, что это только прелюдия. Серьезный разговор впереди.
Меня вернули в «каземат», зато увели Петлюровца. Он пробыл в лапах контрразведки часа полтора и вернулся вполне умиротворенный.
А еще через полчаса нас повели по коридору. Сопровождали нас немолодой, спокойный, как буйвол, предельно корректный офицер и двое солдат. Мы оказались в длинном помещении с рядом железных коек, весьма походившем на казарму. На окнах – решетки, массивная дверь закрывалась снаружи на крепкий засов.
– Извините, но вынуждены вас запереть, – произнес офицер извиняющимся тоном. – Это фактически военный объект, а статус ваш пока не ясен.
– Нам обещали встречу с Морозом, – подал голос Петлюровец.
– Если обещали, то будет. Но не сегодня.
Там мы промаялись два дня в безделье и ожидании. Спасибо, кормили хоть сытно.
– Так жить можно, – сказал Петлюровец, листая найденную на полке дореволюционную книжку на русском языке – Рафаил Зотов, «Таинственный монах». – Еще бы библиотеку получше.
Как напророчил. В библиотеку получше в главном корпусе нас отконвоировали сразу после завтрака. И оставили там в одиночестве.
Просторное помещение со стрельчатыми окнами, хрустальная люстра, тяжелые портьеры и стеллажи с книгами. Золотые корешки так и притягивали мой взор заправского книголюба.
На низком столике лежали стопка номеров эмигрантского журнала «Тризуб», издающегося в Париже, и книга в серой мягкой обложке «Украина и современность».
В книжке была закладка, и я открыл для интереса на этой странице. Подчеркнута была красным жирным карандашом цитата из Деникина: «Ни о каком украинском государстве не может идти речи. Их лидеры, вчерашние батраки у малоросских сахарозаводчиков и польских магнатов, считают, что государство – это село и они могут его построить будто вскопать огород после пляшки горилки. Украинство – эталон бахвальства и местечковой ограниченности, не видящей ничего дальше канавы своего хутора».
– В точку генерал попал, – оценил Петлюровец, ознакомившись с отрывком.
Тут наше одиночество прервали. Двустворчатые двери растворились, и в библиотеку быстрой энергичной походкой зашел невысокий мужчина, немножко полноватый, с прямой офицерской выправкой, солидными усами и густыми бакенбардами. Несмотря на неказистую внешность, он искрился силой и уверенностью. Сердце невольно сжалось. А вот и наш лепший враг – Дмитрий Станиславович Мороз – собственной персоной.
– Борис Александрович? – протянул он руку Петлюровцу. – Наслышан о вас как о неординарном философе и историке. А также об очень достойном офицере.
– Благодарю, – ответил на рукопожатие Петлюровец.
– Здесь есть люди, которые вас хорошо знают и которые отрекомендовали лучшим образом. Вскоре вы получите возможность
