Королева в раковине - Ципора Кохави-Рейни

В последнее время адвокат стал реже ее посещать, и влюбленные взгляды, обращенные к ней, стали редкостью. С тех пор, как нацисты вышли из подполья и их партия получила на выборах в 1930 году 107 мест в рейхстаге, став второй по величине партией, он оставил все свои дела, сосредоточившись на юридической защите еврейской общины. С обеда и послеполуденного кофе в семье Френкелей он торопится в свой офис, чтобы заняться делами, громоздящимися на его столе.

— Филипп, ты видишь ситуацию словно через увеличительное стекло, — говорит Артур, считая, что его друг преувеличивает опасность.

Зря он связал свою жизнь с общественной деятельностью и сократил юридическую помощь, как советник металлургической фабрики Френкелей. Филипп очень серьезно относится к обещаниям нацистского лидера уничтожить внутренних врагов, окаменевшую Веймарскую республику, подписавшую унизительный Версальский договор и ввергшую Германию в экономический коллапс.

Филипп уверен в том, что Гитлер способен увести страну из просвещенного мира в жестокость средневековья. А причина этому — инфляция, приведшая миллионы немцев к безработице, голоду, унижению, болезням. Сброд объединяется вокруг Гитлера.

— Но это безумие пройдет, — успокаивает его Артур, поглядывая на портрет покойной жены, висящий над письменным столом.

Филипп же видит все в черном свете. Всяческими уловками и откровенной ложью нацисты пестуют невероятную жесткость к евреям.

Толпа слушает вопли Гитлера: «Версаль был преступлением евреев. Следует уничтожить марксизм, и Германия воспрянет!» Вспоминают мюнхенскую трагедию 1919 года, оставшуюся в памяти граждан Германии, и обвиняют в ней евреев и большевиков. В тот короткий период, когда столица Баварии оказалась в руках немецких коммунистов, среди которых были евреи, тысячи людей умирали от эпидемии туберкулеза. Переворот, приведший к власти в Мюнхене Советы баварских коммунистов, сформировавших правительство, произошел в апреле и провалился в мае. Но социал-демократическое правительство установило там «белый террор», который привел к тысячам и тысячам жертв, намного большим, чем умеренный террор красных.

В лжи и преувеличениях варварской пропаганды Филипп видит черное пророчество.

Он удивляется, что такой просвещенный человек, как Артур, не желает этого видеть. Гитлер и его подручные раздают обещания сброду, считающему себя униженным и оскорбленным, алчущему национальной гордости. Эта агрессивная масса собирается на площадях и в залах вокруг своего кумира, который перехватил лозунг левых: «весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем … мы свой, мы новый мир построим».

В рабочем кабинете Артура ощущается напряжение. Он погружается в молчание и с удивлением думает о том, что такой умный человек, как Филипп, верит в силу слов этого крикуна и клоуна Гитлера, чья книга «Майн кампф» — «Моя борьба» наделала много шума. Особенно эта фраза: «Мы строим тысячелетнюю империю». Нацисты навязывают новую мораль будущему человечеству. Могут ли нормальные люди отнестись серьезно к шуту, объявившему себя «сверхчеловеком, чистейшей крови арийцем, представляющим высшую расу»?

— Артур, Германия катится в пропасть.

— Глупости. Суета сует.

— Увози детей из Германии.

При всем уважении к своему другу-юристу Артур уверен, что восточноевропейский еврей, сионист и социалист, не понимает глубинную связь евреев с германским обществом. Филипп родился и воспитывался в Польше. После Мировой войны эмигрировал в Германию с аттестатом зрелости, полученным по окончанию русской гимназии. Еврейская община обратилась к богатым берлинским евреям с просьбой поддержать еврейскую эмиграцию. Так молодой беженец попал в богатый дом Френкелей. Артур сказал юноше, что он должен проявить себя. Артуру не хотелось играть роль простого филантропа. Он предложил Филиппу получить образование юриста или инженера и тем самым обеспечить себе приличные средства существования. Только так он сможет отдать свой долг. Филипп выбрал юриспруденцию. Еще во время учебы он стал выполнять обязанности юридического советника литейной фабрики Френкелей.

Нацисты вышли из подполья, и спор между друзьями становится все острее. Как диалектик, опирающийся на философию Гегеля, Артур придерживается закономерностей, на которых зиждется мир.

— В реальности существует постоянная динамика, — равнодушным тоном говорит Артур, — даже представить себе невозможно, что мы вернемся к мрачному средневековью. Не может антисемитизм расцвести в современный период развития технологии и науки.

Артур морщит лоб, и очки его сползают на кончик носа. По мнению Филиппа, реакция его друга характерна для представителя еврейской крупной буржуазии.

Каждый раз, когда спор сползает на еврейскую тему, Артур, человек рациональный, остается на позиции большей части почтенных членов еврейской общины, которые произносят патетические речи об укоренении евреев в германской культуре. Они внесли значительный вклад во все области жизни страны. Германия нуждается в евреях, чьи экономические связи охватывают весь мир. Палец Филиппа подталкивают очки вверх, на переносицу, взгляд его смущен. Нацисты воспринимаются евреями Германии, как искусственное явление, которое их, евреев, не касается! Лицо Филиппа мрачнеет от этих мыслей.

Агрессивные нацисты захватывают Германию. Не пропускают ни одного питейного заведения, пропагандируют среди безработных рабочих, затягивая их в ловушку. Агитаторы нацистского движения угощают их выпивкой, и когда те погружаются в пьяный угар, начинают настраивать их против социал-демократов, против коммунистов, против евреев, короче, против всех, кто стоит на их пути к овладению рейхстагом в Берлине.

За зеленой шелковой портьерой Бертель затаила дыхание. В ее воображении возникает картина ее бегства от преследователей в глубины темного леса. Она находит укрытие в каких-то мрачных погребах. Девочка, побледнев, выглядывает из-за портьеры. Она смотрит на мрачное лицо Филиппа.

— Есть закон и порядок в государстве, — Артур устремляет пытливый взгляд на своего друга.

— Закон и порядок?! — Филипп поднимает плечи и нервным движением опускает их. Его палец, снова поднятый к носу, дрожит, отправляя оправу очков с кончика носа на переносицу. Ведь никто из его собеседников не видит его письменного стола, заваленного делами, свидетельствующими о вздымающемся вале антисемитизма. Как обвинитель от имени евреев, он-то отлично знает о бесчисленных актах насилия в селах Пруссии. Напуганные евреи приезжают к нему из небольших прусских городов за помощью против пьяных погромщиков, которые нападают на беззащитные еврейские общины.