Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дадим отпор душителям
Всех пламенных идей, Насильникам, грабителям, Мучителям людей!
Подобным же образом охарактеризован профессор-ихтиолог, ставящий опыты над дельфинами в повести «Дельфины и психи»: «Все дельфины-белобочки сбились в кучу и, громко жестикулируя, нет, жестикулировать, собственно, им нечем, громко крича, на чистом человеческом языке, ругали его, профессора, страшными словами, обзывали “мучителем людей”, то есть дельфинов, а кто-то даже вспомнил Освенцим и крикнул: “Это не должно повториться!”». Эту же характеристику применит лирический герой к тем, кто ставит опыты над ним и другими людьми в «Гербарии»: «Но нас свобода вылечит. / Мучители хитры! / Сорвемся же со шпилечек, / Сограждане жуки!» (АР-3-14).
Не смеют крылья черные
Над Родиной летать…
Возникает параллель с «Балладой о ненависти» (1975), где речь идет уже о современной Высоцкому действительности: «Торопись! Тощий гриф над страною кружит. / Лес, обитель твою, по весне навести!»; с «Чужим домом» (1974): «Никого! Только тень промелькнула в сенях / Да стервятник спустился и сузил круги»; с посвящением Юрию Любимову «Ах, как тебе родиться пофартило…» (1977): «Лиха беда, настырна и глазаста, / Устанет ли кружить над головой?»; со стихотворением «Мой черный человек в костюме сером!..» (1979): «И лопнула во мне терпенья жила, /Ия со смертью перешел на ты. / Она давно возле меня кружила, / Побаивалась только хрипоты»; и с «Песней о вещей Кассандре» (1967): «И в ночь, когда из чрева лошади на Трою / Спустилась смерть — как и положено, крылата…». Кроме того, крылья черные напоминают частушки (1971), написанные Высоцким для спектакля «Живой»: «Воронку бы власть — любого / Он бы прятал в “воронки”[2202], / А особенно — Живого, — / Только руки коротки! / Черный Ворон, что ты вьешься / Над живою головой?!», и одно из последних стихотворений: «…Чтоб я не ждал, чтоб вороны не реяли…» («Две просьбы», 1980).
Некоторые из этих образов могли быть заимствованы Высоцким из гимна «Интернационал»: «Напившись крови до отвала, / Стервятник пьян, и ворон сыт. / Добьемся, чтобы их не стало, / И вновь мир солнце озарит!». Впервые же вороны появились в его песнях «.Дайте собакам мяса…» (1965) и «Аисты» (1967): «Чтоб не жиреть воронам, / Ставьте побольше пугал», «Певчих птиц больше нет — / Вороны!». А позднее — также в переносном значении (как олицетворение власти) — этот образ встретится в «Белом безмолвии» (1972) и в «Балладе о борьбе» (1975): «Воронье нам не выклюет глаз из глазниц, / Потому что не водится здесь воронья», «Ложь и Зло — погляди, как их лица грубы, / И всегда позади — воронье и гробы». Да и в песне «Ошибка вышла» (1976) ворон окажется спутником главврача, подвергающего пыткам лирического героя: «Шабаш калился и лысел, / Пот лился горячо, — / Раздался звон, и ворон сел / На белое плечо. / И ворон крикнул: “Nevermore!” — / Проворен он и прыток, — / Напоминает: прямо в морг / Выходит зал для пыток».
Интересно, что глагол «навести» в «Балладе о ненависти» используется в двух значениях: 1) «Зло решило порядок в стране навести» (инфинитив — «наводить»); 2) «Лес, обитель твою, по весне навести!» (инфинитив — «навестить» или «навещать»; процитируем черновой вариант: «Лес — твой дом, и надежней домов не бывает. / Ты однажды свой дом по весне навести»; АР-2-202).
Поля ее просторные Не смеет враг топтать!
Эти же «поля» упоминаются в «Балладе о ненависти»: «Видишь — плотный туман над полями лежит? / Это росы вскипают от ненависти». А в стихотворении «Набат» (1972) упоминается враг, который их топчет: «Нет, звонарь не болен! — / Видно с колоколен, / Как печатает шаги / Судьба, / И чернеют угли / Там, где были джунгли, / Тупо топчут сапоги / Хлеба», — что восходит к «Солдатам группы “Центр”» (1965): «…Сияют наши лица, сверкают сапоги! По выжженной равнине / За метром метр / Идут по Украине / Солдаты группы “Центр”». Как видим, сапоги — это атрибут любого тоталитарного режима: «Не один так другой упадет <…> И затопчут его сапогами» («Гололед», 1966), «Взвод вспотел раза три, / Пока я куковал. / Он на мне до зари / Сапогами ковал» («Побег на рывок», 1977; АР-4-10).
С «Балладой о ненависти» перекликается также рефрен «Священной войны»: «Пусть ярость благородная / Вскипает, как волна!» ~ «Но благородная ненависть наша / Рядом с любовью живет!». И даже сравнительный оборот «вскипает, как волна» находит аналогию в балладе: «Ненависть в нас затаенно бурлит». Впервые же этот мотив возник в «Интернационале»: «Вставай, проклятьем заклейменный, / Весь мир голодных и рабов! / Кипит наш разум возмущенный /Ив смертный бой вести готов».
Гнилой фашистской нечисти
Загоним пулю в лоб.
Эпитет гнилой и характеристика гниль (гнилье) часто применяются Высоцким либо к властям: «Гнилье / Ваше сердце и предсердие!» («Мистерия хиппи», 1973), «Гниль и болото / Произвели его на свет» («Вооружен и очень опасен», 1976); либо к ситуации в стране в целом: «А урод на уроде / Уродом погоняет. / Лужи высохли вроде, / А гнилью воняет» («Схлынули вешние воды…», 1966), «Но рано нас равнять с болотной слизью — / Мы гнезд себе на гнили не совьем!» («Приговоренные к жизни», 1973), «Шипит и испаряется, чадит гнилая прелость» («Пожары», 1977 /5; 519/), «А мы живем в мертвящей пустоте — / Попробуй надави, так брызнет гноем» (1979).
Разумеется, в такой ситуации всё загнивает: «Под илом сгнили сказочные струги, / И могикан последних замели» («Я не успел», 1973); в том числе и сам поэт: «Задыхаюсь, гнию — так бывает» («Баллада о брошенном корабле», 1970; кстати, сгнившие струги из стихотворения «Я не успел» — это те же самые корабли; а в образе загнивающего корабля автор выведет себя еще раз в первом варианте песни «Жили-были на море…», 1974: «У черного красавца борт подгнил, / Забарахлили мощные машины» /4; 440/, и в основной редакции: «И подтеки синие / Возле ватерлинии, / И когда на смокинге левый борт подгнил»), «Мой лук валяется со сгнившей тетивой, / Все стрелы сломаны —
