Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кроме того, намерение героя-рассказчика покончить с собой: «Завтра я повешусь, если оно будет — это “завтра!”», — повторится в черновиках стихотворения «Снег скрипел подо мной…» (1977): «Да и сам я обман — завтра в прорубъ» /5; 501/. В свою очередь, основная редакция последнего стихотворения: «…Отраженье свое / Увидал в полынье, / И взяла меня оторопь: впору б / Оборвать житие» /5; 165/, -повторяет черновые варианты «Разбойничьей» и «Гербария»: «На удачу не надейся — / Впору лечь да помереть» (АР-13-114), «Мне впору хоть повеситься» (АР-3-6).
А герой-рассказчик повести тоже хотел повеситься, в связи с чем задавался вопросом: «Зачем, зачем я жил до сих пор? Чтобы убедиться в черствости и духовной ядовитости обслуживающего персонала моей родной психиатрической лечебницы» (АР-14-72). И такая же горькая ирония появится в «Гербарии»: «В моем родном гербарии / Клопы кишат — нет роздыха» (АР-3-18). В обоих случаях герои собираются свести счеты с жизнью, так как не в силах терпеть произвол властей и отношение к ним со стороны окружающих. Кроме того, аналог моего родного гербария и моей родной психиатрической лечебницы упоминается в песне «Переворот в мозгах из края в край…» (1970), где черти кричат: «Мы рай в родной построим преисподней!».
Существуют и другие сходства между повестью и «Гербарием».
В первом случае дельфины помещены в океанариум, а во втором лирический герой причислен к насекомым и помещен в гербарий. Власти же (профессор-ихтиолог и главный зоолог) относятся к ним как к неразумным существам: «Только здесь оскорбленный профессор вспомнил, что дельфины, еще не умеют говорить…» /6; 24/ = «А гид брезгливо ткнул в меня / И вывел резюме: <.. > “Иречь его неразвита, / С ним вечные ЧП”» (АР-3-16) (поэтому власти не считают лирического героя человеком, что также имело в место в «Дельфинах и психах», где герой-рассказчик говорил: «Почему вы никогда не отвечаете мне? Что я, не человек, что ли?» /6; 33/). Но одновременно с этим и ихтиологи, и зоологи хотят установить контакт с дельфинами и лирическим героем, подвергая их истязаниям: «“После войны вы построили океанариум, и Дж. Лилли с приспешниками начал свои мерзкие опыта. Контакта захотели. Извините, я буду прохаживаться”, - заволновался дельфин и действительно начал прохаживаться» /6; 42/ = «Мы все живьем приколоты / Калеными иголками» (АР-3-14), «“Контакты не налажены, / Хоть жаждем их и ждем их. / Вот потому он, гражданы, / В разряде насекомых”» (АР-3-16).
А не налажены они потому, что дельфины провозгласили: «Долой общение, никаких контактов» /6; 29/, «В случае выполнения — Союз больше ничего не требует от человечества и прекращает всякие контакты впредь до лучших времен» /6; 43/. Как сказал однажды Высоцкий перед исполнением «Пожаров»: «Я ее написал для фильма “Забудьте слово смерть” Одесской киностудии. И у меня было обязательство перед ними, что я ее не буду петь, пока не выйдет фильм на экраны. Но так как они ее из фильма пока убрали до лучших времен — значит, они свои обязательства не выполнили, и я тоже, как говорится, сжигаю мосты и рву контакты»[2177]. Да и хиппи действовали точно так же, включая призыв «.долой общение»: «Мы рвем — и найти концов. <…> Мы не вернемся, видит бог, / Ни государству под крыло <…> Все ваши сказки богомерзкие — долой!» («Мистерия хиппи»).
Как написал первый заместитель заведующего Международным отделом ЦК КПСС Карен Брутенц: «В моем понимании реальное диссидентство — это идейный разрыв с властью и открытый публичный протест против нее»[2178].
Под это определение полностью подходят и хиппи, и дельфины, и антиподы, и многие другие персонажи, являющиеся авторскими масками.
А что касается американского физиолога Джона Лилли, написавшего книгу «Человек и дельфин» (русский перевод был опубликован в Москве в 1965 году), то он упоминается и в стихотворении «Хоть нас в наш век ничем не удивить…» (1968): «Сам Лилли в воду спрятал все концы, / Но в прессе крик про мрачные картины. / Что есть среди дельфинов мудрецы / И есть среди дельфинов хунвейбины». Сравним с повестью: «…профессор по радио и телевидению <…> рисовал жуткие картины и радужные перспективы…» /6; 43/. А почерк советской власти — «прятать все концы» и подметать следы: «Чтоб не было следов — повсюду подмели» («Горизонт»).
Но вернемся к сопоставлению повести с «Гербарием», в которых главный герой подвергается насмешкам со стороны окружающих: «…все кругом смеются, что я
— без кефира» /6; 27/ = «Все надо мной хихикают» (АР-3-20) (ср. еще в «Масках», 1970: «Смеются злые маски надо мной» /2; 548/).
Обратим внимание и на одинаковые характеристики представителей власти: «Все дельфины-белобочки <.. > ругали его, профессора, страшными словами, обзывали мучителем людей, т. е. дельфинов» /6; 29/ = «Мучители хитры» (АР-3-14), — поскольку те подвергают героев насилию: «Искололи всего, сволочи, иголку некуда сунуть» /6; 22/ = «Все проткнуты иголками!» /5; 74/.
Еще одна важная перекличка с «Гербарием: «Вы, мол, идете вверх по лестнице
— к выздоровлению то есть. А наш удел — катиться дальше вниз? Шиш вам» /6; 33/ = «Навек гербарий мне в удел?! / Расчет у них таков» /5; 369/. А словосочетание «шиш вам» возвращает нас к мотиву «фиги в кармане» (с. 467 — 471), который встречается и при обращении лирического героя к Мао Цзедуну: «Теперь вам шиш, но пасаран, товарищ Мао!» («Как-то раз, цитаты Мао прочитав…», 1969).
В «Гербарии» герои были уверены: «Но нас свобода вылечит» (АР-3-14). И это повторяет ситуацию из концовки повести, где дельфины и киты освободили узников психбольницы, включая героя-рассказчика: «Мы свободны. <…> Как хорошо всё-таки чувствовать себя здоровым человеком, и чтобы все это знали» /6; 47/ (в «Гербарии» революция названа скандалом: «Скандал потом уляжется», — а в «.Дельфинах и психах» — катастрофой: «Мир остальные два дня успокаивался, а потом она разразилась. Катастрофа!»; АР-14-88).
Позднее данный мотив повторится в киносценарии Высоцкого и Володарского «Венские каникулы» (1979), где Владимир после побега никак не
