Конфиденциальный источник - Йен Броган

Повернувшись, я откровенно уставилась на них. Медсестра в приемной поднялась и открыла перед ними дверь. Газета подождет, решила я и уселась на ближайший стул. Через десять минут они вышли, обе в слезах, обнимая друг друга.

Мне знакомо было это выражение: дважды оно искажало и мое лицо. Я не смогла подойти к ним, задать ужасный вопрос, выразить соболезнования. Но я и так все поняла. Мое сердце тоже болело. Однако не было смысла ни надеяться, ни молиться. Все кончено. Леонард мертв.

Я вернулась к машине, села за руль и замерла. Через парковку мне был виден вход в приемный покой. К нему подъехали четыре «скорые». Сейчас из них достанут людей на носилках. Возможно, у них тяжелейшие травмы, сердечный приступ, сильная кровопотеря. Их заберут в больницу, компетентные доктора с плаката окажут им помощь, и они выживут. Они, но не Леонард.

Медсестра не пожелала отвечать на мои вопросы. Однако по выражению ее лица, нервным жестам и нежеланию говорить со мной я поняла, что смерть Леонардо показалась ей странной, необъяснимой с медицинской точки зрения, как было и с моим братом Шоном. Минуты растворялись, возвращая меня в плотное серое прошлое. Я почувствовала, как холодно стало в салоне, и, подняв голову, обнаружила, что день сменился мрачным вечером. Пальцы занемели, прилипнув к рулю.

Я завела мотор и включила обогрев, ожидая, когда к кончикам пальцев прильет кровь. Шок начал постепенно сменяться гневом. Смерть Леонарда не случайность. Его убили. Вероятно, это сделал тот самый человек, который преследовал его в серебристом седане, тот самый, что обыскал квартиру. И угрожал расправиться со мной.

На Эдди-стрит я остановилась у первой же заправочной с телефонной будкой. Вскоре меня соединили с Дороти. Она сказала, что журналист из бюро Восточного залива уже узнал в полиции подробности несчастного случая.

— Это не был несчастный случай, — заявила я.

— Откуда ты знаешь?

Я вкратце изложила, что брала у Леонарда Марианни интервью на митинге в Наррагансете и он сообщил мне об аудиозаписи, полученной от Дрю Мазурски. На пленке были изложены причины убийства Барри.

На пару секунд Дороти затихла.

— Знаешь, Хэлли, Леонард всегда пытался раздуть из мухи слона, повлиять на общественное мнение и объективность журналистов.

— Знаю, знаю, но это не все. — И я рассказала ей о фальшивых лотерейных билетах, купленных у Барри, о своих подозрениях, что Мэтт уже давно ведет расследование этого дела.

— Почему ты не сообщила обо всем сегодня при встрече?

Я объяснила, что хотела собрать факты и раздобыть доказательства. Что как раз ехала к Леонарду, когда случилась эта авария. Добавила, что была в его квартире и увидела там явные следы обыска.

— Ты сказала что-нибудь полиции? — спросила Дороти.

— Пока нет.

Опять повисла тишина. Редактор не стала советовать мне быстренько ехать в участок Бэррингтона, хотя наверняка подумала об этом. Вместо этого она вздохнула и сменила тон.

— Не хочу откладывать историю с поддельными билетами на завтра. Насколько ты уверена, что между событиями есть связь?

— На сто процентов, — ответила я.

— Боже! Может ли существовать копия той кассеты? И где?

Я вспомнила коричневую картонную коробку в студии Леонарда, его архив.

— Возможно.

— Что именно, по словам Леонарда, на пленке?

— Он сказал, там излагается настоящая причина убийства Барри. Полицейские с самого начала знали, что это не вооруженное ограбление.

— Ясно. Будь осторожна. Не делай глупостей. Не подвергай себя опасности. Однако если ты считаешь, что сможешь, не рискуя, достать запись, если найдешь подтверждение, получится сенсация. Боже, это вытеснит с первой страницы даже чертов референдум!

Когда я приехала на радиостанцию, было почти семь вечера. Дул сухой, ледяной ветер из Канады, завывал прямо в моей «хонде», будто в окнах не было стекол. На парковке стояло всего лишь три автомобиля. Хорошо бы, один из них принадлежал Робин.

Борясь с ветром по пути к входу, я вконец устала и онемела. Вверху горел свет, внизу никого не было. На столе — пара чашек с недопитым кофе и развернутый номер «Кроникл». Я выкрикнула: «Здравствуйте!» — но не получила ответа. Медленно я направилась вдоль длинного узкого коридора в студию Леонарда. Заплаканная Робин сидела за столом.

— Ты уже в курсе? — спросила она.

Я кивнула. Мы почти не знали друг друга и все же обнялись. Холод переместился от конечностей к сердцу, и я ощущала себя так, будто нахожусь далеко отсюда и слышу свой голос со стороны. Я рассказываю о трагедии, о смятом велосипеде, и мне казалось, что я пишу статью о каком-то другом человеке, не о Леонарде.

Робин сказала, что у него были проблемы с сердцем. При аварии он получил серьезную черепно-мозговую травму, и даже если бы выжил, уже никогда бы не оправился. Мне продолжало казаться, будто речь идет о ком-то другом, о человеке старше, или слабее, или живущем в соседнем штате.

Я смотрела через стеклянное окно в студию. Вдруг мне привиделся Леонард в наушниках, как он стоит, не желая садиться, барабанит пальцами от нетерпения, отсоединяет дозвонившихся. Наушники до сих пор лежали на столе. Меня точно ножом полоснуло по сердцу. Он так отчаянно пытался заслужить мое прощение, искупить свою вину.

Мы сели: Робин за стол, я в кресло. Она случайно слышала, как Леонард звонил мне, чтобы предупредить о седане на парковке, однако там часто стоят странные машины.

— В автомобилях подростки курят марихуану и занимаются сексом, — сказала Робин. Она не могла поверить, что Леонарда больше нет, и снова заплакала. — По крайней мере он умер за любимым занятием.

— Верно.

Я хотела утешить ее, но у самой в груди словно перевернулось лезвие. У убийства не может быть положительных моментов. И особенно жестоко лишать человека жизни за его любимым занятием.

Было очень холодно. Я пошла на кухоньку заварить чай. Вернувшись с чашками, снова посмотрела в студию и заметила на полу коричневую коробку — архив Леонарда.

Я поставила на стол чай и попросила разрешения поискать то, что Леонард хотел мне отдать.

— Конечно. Вчера ему кровь из носу надо было с тобой поговорить, — сказала Робин. — Он был сам не свой.

Оставив чашку на столе, я зашла в студию, разминая занемевшие пальцы. Опустилась на колени и просмотрела содержимое коробки. Леонард хотел, чтобы я нашла кассету. Он был сам не свой. Именно этого он хотел. И это все, что я могу для него сделать. Я внимательно читала каждую надпись. Везде даты и тема передачи. Вот та, на которую пригласили меня. Пусть угрозу и убрали из эфира, ее скорее всего записали, подумала я и положила кассету в рюкзак.

Я стала просматривать оставшиеся кассеты во второй раз — одни записи передач, — как вдруг заметила мужчину в конце коридора. Он стоял и наблюдал за мной.

Я застыла.

Робин высунулась из кабинета в коридор:

— Ой! Совсем забыла вам позвонить.

Я встала и подошла ближе. Оказалось, это Грегори Айерс. На нем был деловой костюм и галстук, кейс в руке придавал официальный вид. Робин вскочила со стула и встала между нами.

— Извините, я должна была позвонить вам и отменить встречу, — сказала она. — Забыла, что вас пригласили на передачу. Я… — Робин беспомощно посмотрела на меня.

Я подошла поближе.

— Вы не слышали? — спросила я Айерса.

Он покачал головой.

— Произошел несчастный случай, — сообщила Робин.

Айерс окаменел, однако не удивился. В его возрасте людей перестает шокировать смерть. Робин снова залилась слезами. Грегори достал платок, отглаженный, старомодный, вероятно, с монограммой. Она уставилась на расшитый кусочек ткани, не зная, что с ним делать.

Айерс велел ей оставить платок у себя. Взял меня за руку и сказал, что очень опечален. Я вспомнила вечер в ресторане «Рафаэль», когда мы все встретились у барной стойки и я потерла руку Грегори Айерса на удачу. Тогда Леонард был полон жизни. Такие люди не должны покидать нас. Только не Леонард. Только не брат Шон. Сердце кольнуло, и к глазам подступили слезы. Я заморгала и быстро покинула студию.

Глава 20

Я припарковала машину у дома, выключила мотор и взглянула на окно квартиры. Представила, как поднимаюсь по темным ступенькам в пустое жилище, а там не могу сомкнуть глаз всю ночь, прислушиваясь к каждому шороху. Повернула ключ зажигания и снова завела машину. Больше всего мне хотелось поехать в казино, где ярко и шумно, где толпа народа.

Стрелка топливомера опять приближалась к нулю. О чем я думаю? У меня нет денег даже на бензин, не то что на блэк-джек. Я вырубила двигатель и открыла дверцу. В памяти мелькнул образ смятого велосипеда, и я захлопнула дверь.

Достала из кармана смятую бумажку, найденную на полу у Леонарда: «Хэлли, прослушай все внимательно и прости меня. Если это не пригвоздит…»