Тёмные туннели - Сергей Антонов

Мертвый город застыл в пугающем безмолвии. Но плывущие по небу облака как-то нехорошо, неестественно оживляли его. Будто у безголового трупа нога подергивалась.

Анатолий почему-то представил себе ангела Апокалипсиса на фоне этих руин: ему, наверное, не страшна была бы никакая радиация. Ведь это временное, не имеющее для вечности никакого значения, явление. Мир, созданный для того, чтобы им любоваться, был погублен гордыней человеческой, когда кто-то из жалких людишек вообразил себя всемогущим Господом Богом.

Наверное, сказал себе Толя, жизнь на поверхности обязательно возродится, и главным в ней снова станут живые существа, у которых будет достаточно мудрости, чтобы собирать и накапливать, а не тратить и уничтожать.

Аршинов вел группу мимо здания, на котором Анатолий прочел надпись «Известия». Даже не прочел, а расшифровал по остаткам текста на фоне частично осыпавшейся стены. Лунный свет беспрепятственно проникал в здание через выбитые окна. Перед внутренним взором Анатолия вдруг предстали перевернутые столы в комнатах, перекошенные параллелепипеды книжных шкафов, пустые коридоры. По странной прихоти ветров и дождей в доме уцелели два из четырех круглых окон-иллюминаторов. Они напоминали глаза каменного исполина, который пришел на кладбище таких же гигантов, сел и глядит на них. И просидит так целую вечность, потому что спешить некуда.

Толя не сразу заметил, что с Крабом происходит что-то неладное. Он отстал от товарищей на несколько десятков метров, а затем и вовсе остановился на середине улицы. Анатолий помахал ему рукой. Никакого эффекта. Краб стоял, широко расставив ноги, и вертел головой во все стороны, словно отмахивался от невидимого насекомого. Анатолий жестом попросил Аршинова остановиться и бросился к Крабу:

— Ты чего?

— Город… Страшный… Пусто… Сил нет терпеть, — глухо произнес Краб, обхватив себя руками. — Не ожидал, что все здесь будет таким… открытым. Глазу не за что зацепиться. Я не могу идти по центру улицы. Можно, там пойду, вдоль домов?

— Ни в коем случае! — отрезал подоспевший Аршинов. — Кончай трясти хоботом, возьми себя в руки. Эта фигня называется боязнь открытого пространства. Агорафобия, слышал такое слово? Ты справишься, Краб.

Легче сказать, чем сделать: Краб дышал так часто, будто у него фильтры противогаза забились и воздуха не хватало.

— Вы чувствуете, как пустота давит? — оттянув резину, крикнул он. — Негде спрятаться! Не могу больше, пристрелите меня.

Неожиданно сорвавшись с места, Краб помчался к ближайшему дому, прикрывая голову руками. Такой прыти от него никто не ожидал. Аршинов растерялся, зато Анатолий решил действовать без промедления. Через некоторое время он таки нагнал Краба, повалил его и прижал к асфальту всем своим весом. Сначала Краб отчаянно сопротивлялся, но вскоре затих. Прошло долгих десять минут, прежде чем Анатолию удалось успокоить его и помочь ему встать. Аршинов все это время прочесывал взглядом темные руины города, держа автомат наизготовку.

— Все, можно идти. Приступ обычно длится минут пятнадцать, не больше, — сообщил прапорщик, похлопывая Краба по плечу. — Ты как себя имеешь?

— Нормально. Не знаю, что это на меня нашло, но сейчас все в ажуре. Потопали, дождь начинается.

Краб был прав. Начинался дождь. Луна почти скрылась в пелене окутавших ее облаков. Стало значительно темнее, и контуры домов стремительно теряли свою четкость.

На асфальт упали первые капли. Поначалу они были мелкими и почти сразу же бесследно исчезали. Однако дождь быстро усиливался. На мостовой начали появляться первые лужи. Они росли на глазах, сливались в одно целое, а местами превращались в бурные потоки, вскоре затопившие всю улицу.

Лужи пузырились, на глазах превращаясь в бурлящие потоки. Аршинов включил фонарь: синеватый луч заплясал по косым струям. Отряд двинулся через площадь. Приходилось постоянно протирать стекла противогазов. За стеной дождя с трудом можно было различить развороченные внутренности автомобилей, брошенных на середине дороги или припаркованных у тротуара. Вскоре Анатолий разглядел во тьме памятник мужчине с круглым брюшком. Судя но шевелюре и бакенбардам, это был Пушкин. Он застыл на пьедестале в позе Наполеона, заложив руку за борт сюртука и зачем-то прикрывая низ спины шляпой.

Толя вдруг вспомнил примету, о которой рассказала когда-то мать: если на лужах появляются пузыри, то дождь должен скоро закончиться. Где это все было, где осталось? Мама, папа, пузыри на лужах, странные приметы сгинувшего мира, скрипка…

Все он правильно запомнил.

Все трое, задрав головы, остановились под разбитым плафоном с остатками надписи «Твер… …лица». Пока брели по выщербленной, перепаханной и поглоданной временем Тверской, дождь и вправду кончился.

— Там Кремль впереди! — загудел Аршинов. — На него смотреть ни в коем случае нельзя! Тут переулками пробежим, иначе пропадем!

Они нырнули в темную арку. Аршинов проверил подствольник.

— А тут раньше Государственная Дума была. Днем тут не погуляешь… Депутанты просыпаются… Да и сейчас лучше бы проскочить побыстрее!

Хоть Толе и было страшно интересно, кто такие депутанты (во второй половине слышался отголосок безобидного слова «мутанты», но Аршинов, похоже, знал, что говорил), расспрашивать времени не оставалось.

Пройдя мимо безликого серого здания, гнезда депутантов, товарищи свернули на следующую улицу. Никаких указателей на ней Толя не увидел, но, припомнив карту Аршинова, понял, что находится на Театральном проезде. Дома здесь пострадали значительно больше, чем предыдущие. Их разрушили не время и непогода. Анатолий увидел оплавившиеся края кирпичной кладки, вывороченные фонарные столбы.

Они миновали три или четыре боковых переулка, как вдруг Аршинов резко вскинул руку с раскрытой ладонью. Он что-то увидел в глубине очередного переулка. Быстро отступил назад, перебежал на тротуар и, высунув голову из-за угла дома, принялся всматриваться в темноту. Анатолий и Краб присоединились к прапорщику, который потушил фонарик и передернул затвор автомата. Вот оно! Город вовсе не так мертв, как кажется, а три человека не были единственными живыми существами в нем.

Анатолий проследил за взглядом Аршинова. В темном переулке кроме обычных кустов густо разрослись кусты невиданной породы. Толстые, лоснящиеся в лунном свете стебли толщиной в человеческую руку, выползали из трещин в асфальте, вились вдоль бордюров, сворачиваясь кое-где в огромные клубки. Их мясистые остроконечные листья тянулись к выступившей из-за туч луне и раскачивались, будто пытались стряхнуть с себя капли дождя. На фоне безлюдного разрушенного города они выглядели страшновато. Но никакого другого движения в переулке не наблюдалось, и Анатолий не видел ничего, что могло бы насторожить Аршинова.

Внезапно то, что Анатолий принял за клубок, пошевелилось и одним прыжком перемахнуло с одной стороны переулка на противоположную. Как ни напрягал Толя зрение, рассмотреть детали строения тела монстра ему не удалось. Вроде, похоже на жабу из книжек… Раздалось чмоканье. Огромное существо пило воду из лужи. Чавканье стихло. Тварь утолила жажду и приподнялась над землей на задних лапах, осматриваясь. В свете фонарей зажглись два зеленых глаза с узкими черными вертикалями зрачков. Люди замерли в напряженном ожидании. Спустя несколько секунд, показавшихся вечностью, «жаба» оттолкнулась от земли и, прыгнув на стену дома, с поразительной ловкостью вскарабкалась к ощерившемуся выломанными кирпичами отверстию в стене, перевалилась через край дыры и исчезла из поля зрения. Послышался тяжелый шлепок.

Аршинов жестом показал, что можно продолжать движение. Вскоре пришлось остановиться еще раз. В конце Театрального проезда дорогу перебегала стая существ, на первый взгляд похожих на собак. Однако впечатление оказалось обманчивым. Выглянувшая из-за облаков луна осветила развороченный автомобиль. Чтобы сократить путь, одна из собак прыгнула в салон, выбралась из него с другой стороны и скрылась за следующей машиной. Анатолий видел существо всего несколько секунд, но этого было достаточно, чтобы понять: к собакам этих тварей можно было отнести только с большой натяжкой. Массивная голова, чрезмерно развитые челюсти и раскачивающийся при каждом движении мясистый гребень на спине делали чудище непохожим ни на одно знакомое Толе животное. Отвращение, которое вызывала эта «собака», усиливалось полным отсутствием шерсти на бело-розовом теле и странными, виляющими движениями. Казалось, что тварь теряет равновесие и при следующем прыжке может рухнуть на асфальт.

Стая скрылась из виду, но через минуту напомнила о себе мерзким лаем. Звуки, издаваемые псами-мутантами, были чем-то средним между кряхтением человека, передвигавшего тяжелый предмет, и плачем ребенка.