Хозяйка Фалкохерста - Ланс Хорнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мем сперва задрал нос, гордясь тем, что родил близнецов, однако почти не принимал участия в их воспитании, хотя и проводил с ними вместе почти целый день. В этом он не нарушал традицию, установившуюся у всех папаш на плантации: они рвались произвести посев, но отказывались культивировать всходы. Если бы не здоровенный максвелловский гроссбух, в котором он записывал всех новорожденных Фалконхерста и их родословную, вряд ли кто-либо из малышни, гонявшей по плантации в чем мать родила почти без присмотра, смог бы указать на свою мать, тем более на отца. На других плантациях, где дети жили при своих матерях, они тоже зачастую не знали отцов.
Лукреция Борджиа рожала на кухне, остальные же невольницы Фалконхерста производили потомство в так называемом родильном доме, под надзором одной из редких на этой плантации престарелых негритянок. Максвелл не продавал ее из-за акушерского искусства; теперь, когда та совсем одряхлела, он приставил к ней молодую рабыню, ей тоже надлежало усвоить методы приема новорожденного. Новорожденным позволяли находиться с матерями считанные дни, реже недели – в это время они кормились материнским молоком; по истечении этого срока их неизменно отнимали у рожениц. Молоко роженицы не пропадало зря: им вскармливали население родильного дома – малышей, содержавшихся там до завершения вскармливания, однако мамаша не могла быть уверена, кого кормит – своего или чужого. Так Максвеллы мешали установлению семейных связей, препятствующих сбыту урожая.
Затем молодую мать отправляли в одну из многочисленных хижин позади конюшни. В этих хижинах распоряжались женщины, прожившие в Фалконхерсте больше обычного. Чаще им было около или чуть больше тридцати – возраст, в котором их еще можно было продать и одновременно уже можно было рассчитывать, что они будут пользоваться авторитетом у более молодых подруг. Под началом у каждой из них находились по три-четыре пары, обитавшие в одной хижине. Эти женщины готовили завтраки и ужины, следили за чистотой и за тем, чтобы по ночам мужчины не отлынивали от своих основных обязанностей.
Ни одна женщина не могла выбрать себе партнера по собственному усмотрению. Это делал за нее Максвелл-старший. Он изучал свои племенные книги, подбирая мужчин и женщин, обещающих наилучшее потомство. Составив пару, он помещал ее в хижину и ждал, пока женщина забеременеет. Затем мужчину возвращали обратно в холостяцкий барак, где он томился, пока не наступало время снова спарить его – опять-таки с новой женщиной, подобранной Максвеллом.
Подобная технология по производству потомства была причиной частых споров супругов Максвелл. Миссис Максвелл отличалась религиозностью и полагала, что рабов надо женить, что каждая пара должна представлять собой семью. Она даже выстроила в конце невольничьего поселка маленькую часовню с колоколенкой и колоколом. Там она проводила воскресные богослужения, если не подворачивался бродячий чернокожий проповедник; Максвелл же считал, что рабов нельзя смущать религией.
Богослужения пользовались популярностью, хотя присутствие на них оставалось добровольным. Однако согласившись скрипя сердце на возведение часовни, Максвелл категорически возражал против бракосочетания своих рабов. Запрет был наложен даже на примитивную брачную церемонию, привезенную из Африки. Ему не требовались семьи на плантации и взаимная привязанность невольников: их растили на продажу, следовательно, они относились совсем к иной категории, чем рабы, которые рождались, проживали всю жизнь и умирали у одних и тех же хозяев.
Считая малолетних детей, подростков и взрослых мужчин и женщин, в Фалконхерсте набиралось сотни три рабов. Уоррен Максвелл практиковал ежегодный сбыт крупных партий товара. Выбор падал прежде всего на женщин, дававших потомство от одного до трех раз. Так как он запускал в воспроизводство девушек начиная с пятнадцатилетнего возраста, идеальный возраст для продажи наступал в восемнадцать лет, причем Максвелл предпочитал продавать матерей с детьми на руках. Это не только сильно повышало цену, но и служило доказательством их плодовитости. Зачастую ребенок принадлежал не самой женщине; однако у Максвелла не было привычки обманывать покупателей, то есть продавать бесплодную женщину, сунув ей чужого младенца. Максвелл работал честно. Мужчин он держал на плантации дольше, продавая их в возрасте между двадцатью и двадцатью двумя годами. Каждый успевал за это время покрыть по нескольку женщин и дать жизнь нескольким отпрыскам.
Итак, рабы из Фалконхерста поступали в продажу ежегодно. Максвелл возил свой товар либо в Новый Орлеан, либо на знаменитую Развилку в Нашвилле. Он избегал продавать своих питомцев разъездным работорговцам, которые, перемещаясь на телегах, гроздьями таскали скованных рабов от плантации к плантации, тут и там подбирая двуногую заваль. Одни эти презренные дельцы и могли польститься на несчастных, не отвечавших высоким стандартам качества, принятым в Фалконхерсте. Потому только увечные, уроды и больные покидали плантацию таким способом. Это помогало Максвеллу избавляться от брака и поддерживать свою высокую репутацию: Фалконхерст предлагал на аукционах только видных, сильных, плодовитых и умных рабов.
Иногда в Фалконхерсте объявлялся плантатор, который, желая пополнить свое поголовье, решался прикупить рабов без торга. По такому случаю Максвелл выставлял самый лучший товар и позволял покупателю совершить покупку по своему вкусу.
Именно в один из таких визитов Лукреция Борджиа лупила по привычке Альфа и Мега по их ягодицам табачного цвета, а те вопили так, что было слышно в гостиной, где Уоррен и Хаммонд принимали некоего мистера Бегли, чья плантация Хай Пайнз считалась одной из богатейших в штате. Бегли прибыл в Фалконхерст днем раньше в коляске с кучером и лакеем и объявил о намерении приобрести, по меньшей мере, двух-трех фалконхерстских невольников. Прежде он пользовался для таких покупок аукционными торгами, поэтому Максвелл был с ним знаком; благодаря своей репутации одного из состоятельнейших людей во всей Алабаме Бегли был принят в Фалконхерсте как самый дорогой гость.
Внимая пронзительным голосам, доносившимся из кухни, Максвелл заметил:
– Эти близнецы отлично заменяют гонг. – Он встал и пригласил Бегли в столовую. – Крики свидетельствуют об утренней экзекуции, которой Лукреция Борджиа регулярно подвергает своих близнецов непосредственно перед подачей завтрака. Для нас это стало привычным сигналом.
Мистер Бегли, мельком видевший Лукрецию Борджиа накануне вечером (он опоздал на ужин) и не встречавший пока ее близнецов, которые рано ложились спать, первым вошел в столовую. За ним последовали Максвелл и Хаммонд.