Механик её Величества - Валерий Иващенко

Победа! И наконец-то можно со спокойной совестью отволочь непослушные ноги в разрисованную фигурами древних героев комнату, где наконец-то благородному дону позволительно уснуть на кровати. И снова увидеть хотя бы во сне полыхающие тёмным огнём глаза загадочной Лючике…

Кстати, неугомонная Тиль, наказанная за кое-какие каверзы, маялась с изучением азбуки, чтения и письма. А коль скоро соображалка у девчонки работала на удивление здорово, то вовсе и не удивительно, что через две недели, когда Строители, Кузнецы и Воины уже почти в открытую молились Беору о здравии дона Александра - настолько впечатляющими оказались успехи - Тиль под диктовку хозяина записала несколько слов. И, запинаясь и мило смущаясь, прочла написанное своей рукой:

Сотри случайные черты,

И ты увидишь - мир прекрасен

Тем не менее, каким образом здесь говорят на почти правильном русском, оставалось только гадать. Но по здравому размышлению старлей удержался от расспросов, справедливо рассудив, что знать этого тут попросту никто не может. Не у тех спрашивать-то надо… да и вообще надо ли? Работать - вот что надо!

Пока Александр, коего от досужих глаз охраняли два надёжных сержанта, возился с местной пародией на американский Кольт, пытаясь восстановить насквозь проржавевший механизм поворота барабана, истекающие едким потом, закопчёные и пропахшие окалиной кузнецы по его методе науглероживали железо, без устали проковывая и складывая. Пока оружейники возились с конструкцией жутко сложного для них арбалета, механик занимал их место у плывущего от жара горна и чеканил клейма на клинках и навершиях - а свой, собственноручно выкованный древнерусский боевой топор, на удивление всем украсил простой алой звездой.

Он уже почти с блеском проделывал все окаянные приёмы въедливого дедка и стал наряду со ставшим почти родным топором осваивать оказавшуюся куда более мудрёной утреннюю звезду. Благо лорд Эрлик согласился с учителем, что меч в лапе этого здоровенного дона Александра - это как-то несерьёзно, навроде зубочистки. Надо что-то посерьёзнее. Ага, понимай - потяжелее.

Однако, на еженедельном собрании городских старшин благородный дон Александр высказался кратко:

– Я не накормлю вас рыбой - но дам удочку и научу ею пользоваться…

Закончив под пытливыми взорами учеников выводить у эфеса обещанного лорду Эрлику меча затейливый узор, в середине которого вставший на дыбы лев грозил врагам всей своей яростью, Александр ухмыльнулся, некстати припомнив насчёт искусства одну историю трёхлетней давности.

Тогда его и лейтенанта Юрку Гольдина откомандировали в дальний леспромхоз N, дабы выбрать дерево для обшивки и оформления офицерской сауны-парилки да прочих предбанников. Юрку-радарщика как натуру тонкую и творческую, а авиамеханика - как водителя, мастера на все руки и вообще, крепкого парня, для коего стокилограммовое бревно не ахти какая тяжесть. И двое молодых оболтусов учудили такое, что до сих пор оставалось неясным - то ли продолжать прятаться, то ли впору гордиться собой…

Сразу по приезде в ту поразившую очаровательной тишиной и патриархальностью глухомань, в каморке лохматого и как бы не совсем тверёзого Кузьмича - сторожа и бригадира в одном лице - они выяснили, что нужная партия дерева прибудет по реке только завтра. Баржа где-то задерживается, видите ли. Для виду сокрушённо повздыхав сивушным перегаром, страдалец Кузьмич тонко намекнул на обретающееся неподалёку сельпо. И оба офицера с ещё необмятыми погонами с удовольствием затоварились в покосившемся магазинчике, сами знаете чем. Ну, и заодно на местном базарчике у станции всякой всячиной насчёт пожевать.

А ближе к вечеру, когда местные работяги разбрелись с территории лесопилки, парни, вконец одурев от безделья и того неимоверного пойла, что разливают на местном ликёро-водочном, да и устроили то самое. Шатаясь по пропитанной ещё не приевшимися запахами дерева территории и обнаружив в углу возле самого забора толстенное дубовое бревно такой неимоверной толщины, что не смогли бы обхватить и втроём, они решили увековечить здесь своё пребывание…

Юрка уселся за рычаги и джойстики тридцатитонного "Катерпиллера" и запросто, соломинкой выдернул слегка вросшее в землю бревно. Как он в хмельном угаре там орудовал, да ещё и впервые в своей жизни, никто так и не понял. Но философски чадящий цигаркой щуплый Кузьмич признал, что управляется парень на удивление ловко. А две обретающиеся тут же фемины, учёные крыски откуда-то из Лесной Академии, высчитывавшие что-то жутко научное по годовым кольцам деревьев, даже захлопали от восторга в ладошки.

Так вот - здоровенное бревно было плавно перевезено к въезду у самого шоссе и установленно в заранее вырытую яму - стоймя. Подпёрли камнями, засыпали, а Юрка даже притрамбовал ковшом. Затем обошли вокруг получившегося то ли толстенного пятиметрового столба, то ли деревянной колонны - и переглянулись. Не сговариваясь, потянулись под дощатый навес у каморки Кузьмича и ухватились за ручки инструментов.

Если вам скажут, что два советских парня, вооружённые замечательными ГДРовскими бензопилами и слегка разогретые хмельным куражом да восхищёнными женскими взглядами, не могут сотворить чудо - смело плюйте в глаза. А потом ещё и ножками, ножками по брехуну потопчитесь. Ибо молодые офицеры изощрялись, вырезая из толстенного бревна то ли тотем североамериканских индейцев с диковинными зверушками, то ли капище всех древних славянских богов с их страшными и пронзительными взглядами - наутро не смогли вспомнить даже они сами.

Заинтересованные женщины и бригадир немного поскучали над бутылочкой Токайского, пока воздух сотрясал оглашенный визг инструментов, а бензиновый чад уносило лёгким ветерком. Но затем, когда оба обнажённых до пояса и усыпанных опилками молодца, победно усмехаясь, спустились со своих стремянок и заботливо притащенных бригадиром козел - вот тут-то Александр впервые и прочувствовал, какова она, сила искусства.

Ибо подошедшие полюбопытствовать поближе зрители обошли пару раз вокруг, приглядываясь, а затем повели себя в высшей степени неадекватно.

Кузьмич сначала разинул рот, не замечая, что только что раскуренная, прямо-таки драгоценная в этой глухомани сигарета выпала наземь. Не будучи в состоянии что-то сказать, как бы позевал немного, словно выброшенная на берег рыба - и упал как стоял. "Приму" старательно затоптали, впавшего в прострацию бригадира усадили на чурбачок, заботливо прислонили к заборчику. И даже залили вовнутрь болезного полстаканчика чернил из бутыли - с плодово-ягодной, кривовато наклеенной этикеткой.