Древняя Москва. XII-XV вв. - М.Н. Тихомиров

Приведенная нами цифра в 10 тыс. погибших москвичей только косвенно говорит о количестве населения в 1382 г. В это число входили не одни горожане, но и беглецы из окрестных сел и деревень. В то же время нельзя забывать о многочисленных пленных, уведенных татарами, ведь Тохтамыш «…полона поведе в Орду множество бещисленое». Кроме того, многие москвичи, особенно бояре и купцы, со своими семьями покинули город до прихода татар. Цифра в 10 тыс. жителей для Москвы кажется скорее преуменьшенной, чем преувеличенной. Напрашивается вывод, что московское население в 1382 г. можно исчислять примерно вдвое против названной цифры, в 15-20 тыс. человек. Такая цифра очень высока, как показывают исследования о численности населения в крупных западноевропейских городах.

Наши предположения подтверждаются другими летописными известиями о Москве конца XIV столетия. В пожар 1390 г. на посаде сгорело несколько тысяч дворов. Хотя количество уничтоженных дворов измерялось тысячами, пострадала только часть городского посада. Более точные сведения дает нам летописное известие о пожаре 1488 г., охватившем примерно полгорода, без Кремля и значительной части Великого посада. Пожар начался от церкви Благовещения на Болоте, и погорели «…дворы всех богатых гостей и людей всех с пять тысячь». Значит, на посаде находилось не менее 5 тыс. дворов. Полагая на каждый двор минимальную цифру в 2 человека, получим до 10 тыс. жителей. Прибавив население Кремля и уцелевших дворов на посаде, смело можно говорить о том, что Москва в целом насчитывала 8-10 тыс. дворов, т. е. имела никак не менее 20 тыс. жителей, а вероятно, значительно больше, так как обычно во дворах жило не по 2, а по 3-4 человека.

Конечно, численность московского населения не оставалась неизменной на протяжении двух столетий и имела тенденцию к непрерывному росту. Особенно большой скачок в увеличении населения, по-видимому, произошел в Москве за тот короткий период времени, который отделяет княжение Ивана Калиты от княжения Дмитрия Донского. Это обстоятельство еще хорошо помнили в XV в., когда епископ Питирим написал житие Петра-митрополита. По словам Питирима, град Москва при Калите был еще малонаселенным. А сказания о нашествии Тохтамыша, наоборот, рисуют Москву богатой и многолюдной. Новый период роста московского населения начинается со второй половины XV в., после окончания феодальной войны между Василием Темным и Шемякой, когда Москва переживала относительно спокойный период.

Наши соображения о численности московского населения в XIV-XV вв. можно проверить и путем наблюдения над топографией города. Москва времен Калиты занимала, как мы видели выше, только территорию Кремля и Подол Китайгородского холма. Самый Китайгородский холм, Заречье и Занеглименье заселены были очень слабо. Во второй половине XIV в. Китайгородский холм уже заселили, а поселения в Заречье и в Занеглименье сильно расширились. Спустя столетие (в конце XV в.) поселения на северном берегу Москвы-реки дошли примерно до линии позднейшего Белого города. Это расширение границ города соответствовало непрерывному росту численности городского населения, жившего на обширных пространствах Белого города и отчасти Замоскворечья.

ГЛАВА VIII. МОСКОВСКОЕ ПРОСВЕЩЕНИЕ И ЛИТЕРАТУРА

ОБРАЗОВАНИЕ

Известно, что образование в средние века было уделом немногих. И по совершенно понятным причинам. Дороговизна письменных материалов (пергамента, а с XV в. бумаги), способ письма – медленный и кропотливый, относительно небольшая потребность в письменных документах и господство устных сделок – все это приводило к тому, что письменность распространялась только среди узких кругов феодального общества, главным образом среди духовенства. Даже в XVII в. подписи под Соборным уложением 1649 г. обнаруживают, что в числе крупных московских дельцов все-таки было немало неграмотных. Правда, высказывались и другие мнения о распространении грамотности среди русских людей XVI-XVII вв., но они основаны на очень ограниченном материале и требуют более глубоких исследований. К тому же XVI и XVII столетия внесли много нового в отечественное просвещение. В частности, употребление бумаги как письменного материала взамен дорогого пергамента и внедрение в письменность скорописных почерков, убыстрявших процесс письма, явились новыми элементами, которых не знала великокняжеская Москва.

В рядах русского общества XIV- XV вв. образование распространялось неодинаково. Грамотность была обязательна для духовенства, которое не могло исправлять церковных служб без книг. Поэтому и в более ранние времена «попов сын», не научившийся грамоте, выбывал из разряда церковных людей и попадал в число изгоев. Группы книжных переписчиков пополнялись главным образом за счет духовенства. Рядовое духовенство ограничивалось только начатками грамотности, тогда как среди высшего духовенства встречались высокообразованные люди.

Грамотность имела несомненное распространение и в среде горожан, в первую очередь купцов. Таковы были известные уже нам Ермолины. Письмо Василия Дмитриевича Ермолина, посланное им в Литву, обнаруживает в его авторе человека, владевшего бойким пером и во всех отношениях «книжного». Прибавим сюда небольшой по численности, но влиятельный круг княжеских дьяков, писавших княжеские грамоты

Грамотность распространялась также в сословии московских бояр. Сын одного из них, митрополит Алексей, еще ребенком научился грамоте. Как видно из жития Сергия Радонежского, обучение грамоте вообще входило в программу воспитания боярских детей. Отрок Варфоломей (впоследствии инок Сергий) учился грамоте вместе со своим старшим братом Стефаном. Из жития Сергия видно, что под обучением грамоте понималось не простое чтение псалтыри, а умение читать и петь псалмы – «псалмопение глаголати», «стихословити зело добре и стройне». У нас есть свидетельства, говорящие о недостаточном образовании московских великих князей, причем исходящие из уст панегиристов московских князей, а не их врагов. Дмитрий Донской, по словам его биографа, недостаточно знаком был с книгами («…аще бо и книгам не научен сый добре»), тот же отзыв слышим о Василии Темном. Это значит, что они не были обучены всем тонкостям псалмопения и стихословия. Но показания эти не являются доказательствами того, что Дмитрий Донской и Василий Темный были абсолютно неграмотными. Русские книжники, видимо, хотели лишь отметить недостаточное образование своих князей. Дмитрий не научен был «добре» книгам, следовательно, в какой-то мере, хоть и «не добре», был грамотным.

Обучение детей грамоте начиналось рано. Исключительную по своей простоте картину начального обучения отроков дает Епифаниево житие Сергия Радонежского. Родители отрока Варфоломея отдали его вместе с братом Стефаном «…учиться божественным писанием». Стефан быстро научился читать, а Варфоломей учился «не скоро и косно». Учитель обучал «со многим прилежанием», отрок же плохо внимал и сам говорил: «…никако же могу разумети, о них же ми сказуют». Только чудесное вмешательство некоего старца помогло отроку одолеть грамоту. Конечно, для полного усвоения книжной премудрости требовались и прилежание, и своего рода способности. Отроков, невнимательно слушавших на уроках и учившихся «не скоро и косно», вероятно, было немало в Древней Руси, в особенности в княжеской и боярской среде, где выше ценились воинские доблести, чем образование. Поэтому в большинстве случаев обучение молодых людей из аристократического общества оканчивалось на первой же ступени, ограничиваясь знакомством с грамотой. Зато в монастырях возникали кружки образованных людей, создавались школы переписчиков и переводчиков, накапливались значительные книжные богатства.

МОСКОВСКАЯ ПИСЬМЕННОСТЬ

Москва рано стала делаться крупнейшим русским центром переписки и распространения книг. Уже Иван Калита обращал большое внимание на переписку книг («…многим книгам, написанным его повелениемъ»). К числу этих книг надо относить в первую очередь знаменитое Сийское евангелие, написанное на Двину в 1339 г. повелением чернеца Анания в граде Москве. В нем находим первые следы московского аканья и характерное название нашего города – «в граде Москове», которое живо напоминает такое же название Москвы в первом известии о городе 1147 г. Сийское евангелие – прекрасный образчик ранней московской письменности, случайно сохранившийся на севере. Оно написано на пергаменте, четким и красивым уставом. Особенно замечательна миниатюра, изображающая Христа и его учеников. Живость движений и нежность красок делают эту миниатюру выдающимся памятником раннего московского искусства.

Сийское евангелие было роскошным экземпляром, сделанным по специальному заказу. Два других московских памятника середины XIV в. дают нам представление о рядовых московских рукописях того же века. В 1354 г. было написано Евангелие апракос «…рукою многогрешного раба божия чернца Иоанна Телеша к священному отцу Клименту, замышленьем Олексия Костяньтинови-ча, при великом князе Иоанне Ивановиче, при епископе Афонасьи Прияславьском» (т. е. переславском).