Я мыслю, значит, я существую (СИ) - Max Maximov

— Эти болванчики? — спросила Алёна, прицеливаясь ножом.

— Нет, те кто руководит их действиями. А эти вот непонятные псевдо-люди, это проводник к нам. Проводники к нашему миру. Попытка связи с нами. И все их действия, это китайская комната, но более высокого порядка. Принцип китайской комнаты может быть использован не только для обмена кубиками или бумажками с иероглифами. Иероглифы можно заменить чем угодно, любыми вещами, поступками. Вместо ответа иероглифа на иероглиф можно по принципу китайской комнаты отвечать действием на действие, при этом совершенно не понимая, что происходит.

— Они знают наш язык, — сказала Алёна, — тот Айвазовский прочитал название улицы и придумал себе имя.

— Я уже говорил ранее, что да, они могут использовать наш язык. Они сопоставили колебания среды, то есть звуки, с черточками на плоскости, которые мы воспринимаем как буквы. Они не сознательны в нашем понимании, но у них есть алгоритмы, которыми они создают какие-либо изменения вокруг себя и идут к какой-то своей цели, непонятной для нас. Они могут создавать алгоритмы действий, влиять ими на окружение, получать ответную реакцию, дополнять свои алгоритмы искаженным пониманием нашей ответной реакции, снова как-то влиять алгоритмами, и это всё, как пинг-понг, скачет туда-сюда. Они что-то сделали, получили от нас реакцию, снова что-то сделали, снова реакция, без осознания смысла происходящего. Их алгоритмы порождают любые различные изменения и события, но у них не появляется понимание процессов, и в итоге получается лишь обертка без сути вещей, лишь имитация осознанных действий. И тогда, исходя из общего непонимания друг друга можно предположить, что их низкий интеллект определяется только решением задач в нашем мире. Но если у них какая-то иная логика, то им совсем не нужно уметь выстраивать логические цепочки, соответствующие логике нашей вселенной с её фундаментальными законами для того, чтоб существовать и выполнять необходимые для их жизни функции. Если конечно слово жизнь тут вообще уместно. Может в этом мире нет жизни, а то, с чем мы столкнулись, это не жизнь. Иначе говоря, они не глупые, а просто мы их не теми критериями оцениваем. Не глупые и не сознательные в человеческом смысле. Вместо сознания у них что-то принципиально иное.

— Я не совсем понял, — сказал Федя, — ты же говорил, что они глупые?

— Еще раз повторяю — исходя только лишь из нашей системы оценок, они могут казаться глупыми. Но наши критерии — это не мерило всего в бесконечном количестве вселенных. Может для них копирование, это способ общения? Может это их язык? А мы для них имеем низкий интеллект, потому что не ведем себя, как они? Или может мы опасны для них? Может мы вредители? Блоха не понимает, что она паразит, она просто живет.

— Но почему так? — спросил Кошкин, — и вообще, как можно общаться копированием людей и животных?

— Одна из версий решения парадокса Ферми — человек не способен увидеть проявления другой цивилизации. Может другие формы прямо перед нами, но как их распознать? Если с нами попытаются поговорить, то как мы поймем, что это вообще их речь? Может они общаются событиями в судьбах людей?! Или тем, что в наших категориях вообще не существует. Общаются складыванием и вычитанием бесконечностей! Как муравью понять, что перед ним нейросеть, и она задает муравью вопросы? Как бабочке понять, что перед ней крокодил? А крокодилу понять, что у человека есть чувство юмора? Эти создания в данный момент пытаются повторить нас, повторить то, что не могут понять! А мы пытаемся понять их, но также без толку. Как крокодилу нельзя даже на его языке жестов, запахов, движений объяснить какое-либо иное для него понятие, например — что такое рифма! Или представь, что муравью нужно объяснить крокодилу, что такое — общаться на языке муравьиных феромонов. Этот вопрос настолько глуп, что даже нет смысла это обсуждать.

— Ты пытаешься сказать, что они хотят общаться снами? — спросила Алёна.

— Я не знаю, но это вполне возможно.

— Но их способ ведет к уничтожению нас. Они творят очевидное зло! — произнес Федя.

— Я уверен, что у них нет таких понятий как добро и зло.

— А что им тогда надо? — спросил Кошкин.

— Возможно, они не меньше нашего пытаются понять, с чем они столкнулись. Если бы было все иначе, они бы сразу скопировали людей и достигли бы своих неясных нам целей. Но тут очевидно, что они идут к пониманию нас и идут с трудом.

— Помнишь, копия Феди на кухне сказала, что не видит маленького? — спросила Алёна, вонзая нож в шею, уже практически не глядя и не целясь.

— Да, вот я как раз хотел привести этот пример, — ответил Ласкин, — тогда Мишка стоял за твоей спиной. Вплотную к тебе, и для того Кошкина вы с Мишкой сливались в единое. Он не различал, где заканчиваешься ты, а где начинается Мишка. Не понимал, что есть Мишка среди этой кухни, не мог выделить его.

— Когда они скопировали человека с собакой, они не поняли, что это два разных существа, — сказала Алёна.

— И слепили их воедино, — дополнил Ласкин.

— Тот в подвале не был приманкой? — спросила Алёна, — он просто повторял за кем-то звуки, понятия не имея их значения?

— Я думаю да, — ответил Вася, — он повторял за тем, кому и правда ранее отрезали ноги. Ноги отрезали потому, что они мешали. Ногами этот бедняга уходил, пытался убежать, поэтому их отрезали.

— Это место нужно уничтожить, — с отвращением произнес Кошкин, — сжечь всё напалмом.

Дом

Первомайская улица заканчивалась вторым круговым движением. Возле второго круга находился автовокзал. Впереди, посреди дороги, в тумане одиноко стоял автобус, похожий ЛИАЗ. Алёна была чуть впереди Васи и Кошкина, и первая заметила, что в салоне автобуса набилось невероятное количество народа, столько, сколько обычно бывает в Москве в час-пик. Девушка привычным движением руки вонзила нож в очередное застывшее создание.

— Это что там, люди что ли?! — раздался сзади голос Кошкина.

— Да! — произнесла Алёна, вынимая лезвие из шеи.

Желтый автобус располагался на дороге так, что двери его выходили на проезжую часть.

— Лишнее доказательства того, что они понятия не имеют, что делают, — сказал Ласкин, подойдя к двери. Алёна заглянула в окно и поморщилась от увиденной мерзости: все люди в салоне являлись единым организмом с огромным количеством голов и рук. Руки было видно лишь у тех, кто стоял возле стенки автобуса, а у остальных созданий (если, конечно, их условно принять за разных созданий и считать по головам) вероятно вообще не было конечностей. Все это напоминало огромный, размером с сам автобус, кусок плоти с торчащими из его поверхности головами. Алёна с гримасой отвращения на лице попятилась.

— Жуть какая, — произнесла она.

— Неужели они считают, что народ в нашем общественном транспорте и вот это вот безобразие — одно и тоже? — спросил Кошкин, подойдя к кабине автобуса. В кабине вместо водителя из слепленной массы тел торчали две руки и держали руль.

— Может они вообще считают, что сам автобус, это какой-то защитный покров, как хитин у насекомых, — предположил Ласкин.

— Или они ничего не считают, — сказала Алёна, — если он бессознательные, то они же не могут что-то там считать?

— А как должно вести себя бессознательное существо, имеющее доступ к развитым технологиям? — спросил Вася.

— Не знаю… но… очевидно, как-то вот так, — Алёна указала двумя руками на автобус и снова слегка сморщила лицо, глядя на Васю.

***

От второго круга до дома Ласкиных было триста метров. Строения здесь стали настолько похожи на настоящие, что теперь, чтоб найти какие-то отличия, приходилось приглядываться. В основном ошибки заключались в мелких принципиальных деталях, таких как ручка окна, которая могла быть расположена с той стороны, где находятся оконные петли, или балкон мог висеть на глухой стене без двери. Но в целом общая геометрия дома и его элементов казалась правильной. Сейчас они втроем стояли возле дома Васи и рассматривали его с дороги. Подъезды были с противоположной стороны.