Добрые русские люди. От Ивана III до Константина Крылова - Егор Станиславович Холмогоров

«Союз Благоденствия»

После войны Михаила Николаевича, как и многих других молодых русских офицеров захватил вихрь тайных обществ, декабристского движения. Тем более что его старший брат Александр был одним из отцов-основателей «Союза Спасения». Главным аргументом для старшего брата, чтобы склонить к вступлению в организацию младшего, был такой: «Создается общество для противодействия иностранцам и продвижения русских офицеров». Может показаться странным, что одним из лидеров общества по борьбе с иностранцами оказался немец и лютеранин Павел Пестель, но никакого противоречия не было — речь шла не об инородцах, а об иностранцах в собственном смысле, о тех, кто не был урожденными гражданами Российской Империи.

Молодой М. Муравьёв уже проявил свой желчный характер и высказывался о правящих верхах вполне определенно. «В России… должно или с презрением к правящим тварям совсем удалиться, или служить с тем, чтобы их когда-нибудь истребить» — писал он в письме к брату с удивительной откровенностью. Так что он согласился. И дальше всю жизнь он будет бороться за преобладание в России русских, за русские кадры в армии и на госсслужбе.

Однако Михаил и тут проявил серьёзный взвешенный ум — он категорически отказался присягать на уставе Союза, по которому власть над его членами, включая право жизни и смерти, переходила к тайной ложе «бояр», в которой ведущую роль играл радикал и авантюрист Пестель. А затем Михаил Муравьёв начал работу по переделке тайной организации в открытую и благонамеренную.

Поводом послужило странное событие — «московский заговор» осенью 1817 года. Князь С. Трубецкой, тот самый, который потом будет избран диктатором восстания на Сенатской площади, но не явится, прислал в Москву провокационное письмо. В нём сообщалось, что Александр I намеревается ехать в Варшаву и предоставить Польше конституцию, а вместе с нею отдать полякам западные губернии России, — значительную часть Белоруссии и Малороссии. А для того, чтобы русское дворянство не смогло сопротивляться такой измене, царь, якобы, планирует одновременно объявить свободу крепостным, которые поднимут бунт, начнут резать бар, и Россия погрузится в анархию.

Потом в советской историографии этот случай будет перевираться. Мол, декабристов возмутило то, что царь хочет даровать свободу Польше, а русских считает её недостойными. Это ложь. Молодых офицеров возмутило то, что царь, якобы, хочет отдать Польше природные русские земли и намеревается с провокационной целью освободить крестьян. Да, сам слух был бредовый, однако отреагировали на него будущие декабристы как патриоты, и большинство из них, кстати, потом категорически поддерживали действия М. Муравьёва по подавлению польского мятежа.

Изрядно перепившиеся, по собственным признаниям, члены «Союза Спасения» не удосужились даже проверить достоверность бредового известия С. Трубецкого. Вместо этого они сразу начали обсуждать вопрос, как убить Государя во время его приезда в столицу. Меланхолический И. Якушкин, желавший из-за несчастной любви покончить с собой, вызвался застрелить императора и тут же покончить с собой. Утром, протрезвев и осознав, что они спьяну повелись на сплетню, молодые офицеры запаниковали — даже умысел на Государя карался страшной смертью.

Тогда-то и выступил на сцену Михаил Муравьёв. Он предложил распустить показавший себя радикальной и опасной организацией «Союз Спасения», и основать на его месте новую полулегальную организацию, «Союз Благоденствия», ставящую задачей просвещение, улучшение нравов, поддержку правительства в благих начинаниях. Именно Муравьёв написал устав «Союза Благоденствия» — «Зелёную книгу». Это декабристское общество стало по-настоящему массовым и влиятельным.

Когда советские историки объявляли М. Муравьёва «предателем декабристских идеалов» это была ложь — всю свою жизнь Михаил Николаевич следовал программе «Союза Благоденствия»: распространение просвещения, улучшение государственного управления, освобождение крестьян и наделение их землей, и всё это на основе заботы о русском народе и правах русских кадров на государственной службе.

Однако через несколько лет деятельности «Союза Благоденствия» М. Муравьёв обнаружил, что внутри всё равно действует конспиративное общество, ставящее радикальные революционные цели, и от декабризма отошел, погрузившись в семейную жизнь и налаживание хозяйства, на этой ниве тоже снискав себе славу. Он сумел соорганизовать дворянское общество на преодоление голода в Смоленской губернии и продовольственную помощь крестьянам.

После мятежа 14 декабря 1825 года Михаил Муравьёв, конечно, оказался под арестом. На следствии он себя вел себя чрезвычайно умно: никого не оговаривал, винился перед государем, но признавал только то, о чём уже безоговорочно показали другие подследственные или что никому не могло повредить. Рассмотрев вину М. Муравьёва, Николай I распорядился его от всякого наказания освободить. Тому бы сидеть тихо, однако не проходит и двух лет как отставной офицер подает императору записку с критикой организации российской бюрократии и предложениями по улучшению государственной деятельности.

Царь обращает на записку внимание и начинается карьерный взлет М. Муравьёва. Витебский вице-губернатор, через год — Могилевский гражданский губернатор, активный участник подавления польского мятежа 1830–1831‐го годов. Однако здесь самое время отвлечься от биографии Муравьёва и рассказать: в чем же состоял польский вопрос, который был в XIX веке основным вопросом русской политики и в решение которого внес такой большой вклад Муравьёв?

Польский вопрос

Благодаря тому, что в XIV–XV веках Польша непосредственно или через присоединенную ею Литву захватила часть природных русских земель, — Малую Русь, Белую Русь и Червоную Русь-Галицию, Россия и Польша превратились в многовековых врагов. Русские вели реконкисту своих земель, в ответ Польша пыталась ополячить и окатоличить малороссов и белорусов.

К концу XVIII века парадоксальную победу одержали обе стороны. Суворов торжественно взял Варшаву. Россия в результате трех разделов Польши вернула себе все русские земли, кроме Львова. Зато Польша добилась того, что русское сознание на этих землях лежало в руинах. Вся аристократия была ополячена и окатоличена, большинство населения в городах составляли евреи, простой русский народ был невежествен и ходил в униатские церкви, то есть принужден был к католичеству восточного обряда.

При этом поляки считали русских оккупантами и стремились к восстановлению «Польши от моря до моря». Казалось бы, логичным решением было провести этническкую границу: вот Россия и русские земли, а вот Польша и польские земли, тут русские, там поляки. Однако все помещики, вся шляхта, на новоприсоединенных к России землях считала себя поляками. А так как для поляков человеком является только шляхтич, а «сиволапое быдло» — это вообще не люди, то поляки, соответственно, считали, что Западный край полностью принадлежит им, а русские тут чужаки. В русской всесословно-монархической оптике подавляющее большинство населения края были русские, в польской сословноаристократической оптике 100 процентов населения края были поляки, шляхта (а не шляхта попросту не считалась людьми).

Русское крестьянство в Белоруссии, было доведено до статуса даже не животных, а какого-то мха. Посланный