Сети соблазна - Мэри Бэлоу

Чета Кокинз также ни разу не улыбнулась, подумала Мэдлин; словно зачарованная она шла рядом с миссис Кокинз, учтиво расспрашивающей ее о поездке. Домоправительница провела ее в дом, а потом вверх по широкой дубовой лестнице в ее комнаты.

А если бы седые волосы этой женщины стянуть под чепцом хоть чуточку сильнее, они просто были бы выдраны с корнем.

Вот это другое дело, подумала Мэдлин, заметив с облегчением, что два высоких окна оживляют ее спальню. У всех горничных был точно такой же вид, как у миссис Кокинз, у всех волосы были строго зачесаны назад и убраны в аккуратные пучки на затылках. Все они выглядели одинаково, если не считать неизбежной разницы в цвете волос, росте и телосложении.

Миссис Кокинз остановилась посреди спальни, спина у нее была прямая, как шомпол, руками она крепко обхватила себя за талию.

– Ваша горничная, миледи, будет в туалетной комнате, – сказала она. – Вы пожелаете привести себя в порядок? Чай будет подан в гостиной немедленно. После чего вы, вероятно, пожелаете принять ванну?

Мэдлин улыбнулась.

– Ничего мне не хотелось бы так, как принять ванну, – призналась она. Потом подошла к окну и посмотрела на зеленые лужайки и деревья. – Как это будет славно, когда утром не понадобится вставать и снова ехать в карете!

– Я буду ждать ваших распоряжений утром, миледи, – чопорно отозвалась домоправительница, никак не реагируя на приглашение улыбнуться. – Пока же я взяла на себя смелость договориться об обеденном меню с кухаркой.

– Я уверена – все, что вы заказали, вполне приемлемо, – ответила Мэдлин, снова улыбаясь.

– И я дала указания слугам, что утренняя и вечерняя молитвы будут проходить в холле, а не в кухне, начиная с этого вечера, – продолжала миссис Кокинз. – Как бы вы оба ни устали, я уверена, что лорд Бэкворт не пожелает нарушить заведенный порядок.

Мэдлин едва сдержала изумление. Она склонила голову, надеясь, что домоправительница верно истолкует это и удалится.

– Благодарю вас, миссис Кокинз. Домоправительница пересекла спальню и открыла дверь в туалетную комнату.

– Я также беру на себя обязанность проследить, чтобы ваша горничная была одета так, как полагается одеваться в нашем доме, и дам ей указания, как полагается причесываться в этом доме, согласно желанию его милости.

– Благодарю вас, – повторила Мэдлин, поворачиваясь к двери и взглядом давая понять домоправительнице, что та свободна. – Мы обсудим это утром, миссис Кокинз. Но прошу вас ничего не предпринимать. Моей горничной разрешается одеваться и причесываться так, как я считаю нужным.

– Примите мои заверения в глубочайшем почтении, миледи, – сказала домоправительница, – но я полагаю, что его милость будет тверд касательно этого пункта. Вероятно…

– Благодарю, миссис Кокинз, – решительно проговорила Мэдлин и направилась в туалетную комнату.

Если ее настроение ухудшалось в течение двух последних дней, думала она, окуная лицо в холодную воду, налитую горничной, теперь оно опустилось прямо до самых подошв.

Единственное утешение, подумала она с мрачным юмором, так это то, что дальше ему падать уже некуда.

Глава 15

Джеймс чувствовал себя так, словно он живет затаив дыхание. Он прожил в Данстейбл-Холле почти две недели, и за все это время ни разу не случилось каких-либо неприятных инцидентов ни в доме, ни по соседству, ни с его женой. Неужели можно надеяться, что в жизни его воцарятся мир и покой?

Но покой этот давался непросто.

Чета Кокинз была недовольна. Нет, их настроение было угадать нелегко, это так; ни разу за все годы, что он их знал, он не видел, чтобы кто-то из них улыбался, хмурился или как-то иначе выражал свои чувства.

Кокинз маячил у него под рукой в день приезда, после того как домоправительница проводила Мэдлин в ее апартаменты. Среди прочего дворецкий сообщил своему хозяину, что взял на себя смелость устроить так, чтобы молитвы в этот вечер читались в главном холле, а не в кухне, как это бывало, когда хозяин не жил дома.

Полчаса чтения Библии и молитв вечером и пятнадцать минут утром – таково неизменное правило в Данстейбл-Холле.

Джеймс ничего не сказал, но позволил слугам собраться после обеда. И взял с собой Мэдлин. И сообщил, глядя на их молчаливые ряды, что отныне никаких обязательных молитв не будет.

– Однако, – добавил он, – у вас будет полчаса по вечерам и пятнадцать минут по утрам, в течение которых вы можете заниматься чем вам угодно. Те из вас, кто хочет молиться, могут делать это в одиночку либо группами, которые вы можете организовать между собой по вашему усмотрению.

Раздался шепот, быстро стихнувший под взглядами Кокинза и его супруги.

– Кажется, у вас еще осталось двадцать минут, – продолжал Джеймс, – идите и проведите это время, как вам хочется.

– Смею заверить вашу милость в своем глубочайшем уважении, – проговорил Кокинз, когда растерянные слуги разошлись, – лорд Бэкворт был очень строг касательно молитв.

Джеймс ничего не сказал, только перевел взгляд на стоящего перед ним человека.

Кокинз чопорно поклонился.

– Будет сделано, как вам угодно, милорд, – сказал он.

– Работы всегда больше, чем времени, – заявила миссис Кокинз. – Я прослежу, милорд, чтобы каждый из слуг был занят как следует.

– Вероятно, я неточно выразился, – спохватился Джеймс. – Я хотел сказать, что у каждого слуги в этом доме, в том числе и у вас, миссис Кокинз, будет немного свободного времени и утром, и вечером.

– Да, милорд, – ответила та, склоняя голову. Но Джеймс понял, что Кокинзы недовольны.

Когда они вернулись в гостиную, Мэдлин рассмеялась.

– Ах, Джеймс, – сказала она, – это было замечательно. Вы видели их лица? И вы держались так сурово! Наверное, сам герцог Веллингтон дрогнул бы перед вами.

Джеймс стоял лицом к камину и усмехался. Он еле сдерживал смех. Но и вспомнить ему было о чем. О том, как болели ноги, о скуке. О многочисленных наказаниях, если он или Алекс пошевелятся за эти полчаса либо зевнут; о часах, когда они стояли на коленях в классной комнате, читая Библию и пропуская трапезы.

Много лет тому назад он отверг отцовского Бога. И только после пребывания среди безлюдных просторов Канады он стал задаваться вопросом, существует ли Бог вообще. И если он существует, то должен быть совершенно не похож на отцовского Бога. Ему не нужен был отцовский Бог, даже если бы он существовал. Он боролся бы с таким Богом до самой смерти.

Когда он отвернулся от камина, было уже поздно присоединяться к смеху Мэдлин. То, что он сказал, удивило и ее; и его самого.

– Я буду проводить это время – и утром, и вечером – в личных размышлениях, – сказал он. То не было шуткой. Ему было любопытно самому прочесть Библию. Является ли библейский Бог действительно Богом гнева? Воспоминания подсказывали, что это, возможно, не так, хотя вырос он именно с таким давящим впечатлением. – Вы же, Мэдлин, можете проводить это время, как вам угодно.