Гладиаторы - Владимир Андриенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ах, вот оно что. Но ты-то сам знаешь что-нибудь о восстании Спартака, старик?
— Вас сюда привели не про Спартака расспрашивать, а работать. Видите вон ту статую русалки? Ну, бабы с рыбьим хвостом?
— Да, — ответили гладиаторы.
— Её нужно будет переставить….
…Закончив работу, гладиаторы по приказу хозяина, которого так и не увидели, были накормлены вместе с домашними рабами Феликса. В большой столовой они уселись за длинный стол, заваленный яствами.
— Если вы так едите каждый день, — прошептал Келад старику, — то вас можно только позавидовать.
— Так едят только дворовые рабы и слуги господина. Я же раб черный и такое на мою долю перепадает крайне редко. А эти и вино пьют и едят сладко. Зачем им свобода? Многие у себя на родине с голоду подыхали и благословляют богов за рабский ошейник.
— Выходит есть и рабы довольные своей участью?
— Конечно, есть. Все наши надсмотрщики тоже из рабов. Зачем хозяину тратиться на наем охраны? Когда одни рабы отлично могут охранять других и без всякой платы.
— Странно все это. Это все для меня совсем непонятно. Люди довольные положением рабов. Этак, скоро и благословлять станут за расбтво как за удачный жребий судьбы.
— Не беспокойся — не станут. Таких рабов совсем немного. Основная масса трудиться в поте лица и гибнет на непосильной работе иили умирает на арене как ты.
— Тогда в будущем римлян ждет всеобщее возмущение.
— Именно так, гладиатор. Именно так. Но не стоит говорить об этом во всеуслышанье. Могут донести.
Пока Келад беседовал со старым привратником, Децебал смотрел на красивую рабыню, что сидела за другим концом стола. Это была та самая беловолосая рабыня, что провожала его в дом к Цирцее!
— Скажи-ка мне, старик, а кто вон та беловолосая?
— Это? — привратник уже изрядно набрался вином. — Это… служанка госпожи…
— Госпожи? Какой госпожи? — не понял дак.
— Да нашей. Жены…Гая Сильвия Феликса.
— Вот как?
— Но ты не распускай губешки, гладиатор, — старик выпил еще, — это лакомый кусочек совсем не для тебя. Она приглянулась на только всем надсмотрщикам, но и самому господину. Хотя и его жена вдвое моложе него. Но, как известно….чужой кусок слаще. Хотя почему чужой? — привратник икнул. — Она же его рабыня.
— А как имя твоей госпожи?
— Какой еще госпожи? — старик вращал мутными глазами в поисках своего фиала.
Децебал протянул его ему наполненным до краев фалернским вином.
— Ты не знаешь имени своей госпожи?
— Я не знаю? Ты сошел с ума… гладиатор. Я все здесь знаю.
— Так скажи, во имя богов, как её имя?
— Юлия. И она происходит из знатной патрицианской семьи, но…денег у её папаши не было. Вот и выдал дочку… за нашего толстяка. Хоть и не Аполлон и не патриций, а мошна-то полная. Вот! — старик снова осушил фиал. — Отличное вино. Настоящее фалернское. Я знаю в нем толк.
"Так моя Цирцея жена этого богача Феликса. Вот оно как. Я стал всего лишь игрушкой в руках знатной римлянки. Чем-то вроде цепной собачонки. И Акциан, может быть, еще и денег с неё взял за то, что она мной пользуется. Ну, нет. Больше я в тот дом ни ногой. Напрасно знатная матрона будет ждать своего Геркулеса. Пусть ищет себе иную забаву. Я больше её прислуживать в постели не стану. Пусть хоть на куски меня режут, но не стану!"
— Что с тобой, Децебал? — спросил Келад, увидев, как его друг побледнел.
— Ничего.
— Но ты бледен, словно увидел призрак. И вина не пьешь. Почему? Вино отменное. Получше того, каким нас в последний раз потчевал папаша Диокл. И бесплатно же. Пей!
— Пожалуй, стоит выпить.
— Верно. Гони их прочь, свои тоску и печаль. Сегодня наш день.
Густая струя фарлернского полилась в фиал….
….Нубиец вечером пришел в камеру Децебала.
— Ну, как проспался немного? Келад привел тебя в казармы под руку.
Дак поднялся на своем ложе покрытом козьими шкурами. Голова действительно трещала после жуткого перепоя.
— Да, — произнес он. — Перебрал я сегодня. Но это все от тоски.
— А у меня созрел план действий.
— Насчет побега?
— Именно. Скоро праздники в честь Сатурна и мы с тобой станем драться на арене. После сатурналий будет отличная возможность унести ноги, ибо бдительность стражи в этот момент будет ослаблена.
— Это так, но разве все дело только в бдительности охранников? Когда на утренней проверке узнают, что нас нет на месте, за нами начнут настоящую охоту и перекроют все пути к отступлению.
— Именно так и ловили всех, кто бежал до нас. У них отличная система поиска сбежавших рабов. Но я придумал, как обмануть эту совершенную систему.
— И как же? — Децебал заинтересовался сообщение своего друга.
— Дело в том, что все рабы бегут как можно дальше от своей тюрьмы, думая, что это их спасет. Хозяева сразу же бросают на поиски крупные силы, и все идет по заведомо известной схеме. А мы не станем никуда бежать в первые дни, но спрячемся в какой-нибудь лазейке неподалеку от казармы. Здесь то нас точно никто искать не станет.
— Это верно! — кивнул головой дак. — Так может получиться! Клянусь бородой Замолвсиса — может!
— Затем, когда поиски утихнут через недельку другую, мы свободно выйдем и скроемся.
— Они подумают, что мы сбежали и снимут все посты! У тебя золотая голова, Юба.
— Я ведь не даром служил в легионерах. Там мои земляки и не такое придумывали. Но об этом плане пока кроме тебя и меня никто знать не должен.
— Это само собой, друг. Но стоит подумать, где нас спрятаться. Ведь нужно найти надежное место.
— Я уже нашел его.
— Нашел? — удивился дак. — И где же?
— В доме твоей возлюбленной, Децебал. Она римяланка и сможет нам помочь. И там нас точно никто не станет искать.
— Неприемлемо. Акциан о ней хорошо знает и станет искать нас именно там.
— Акциан? И верно! Я совсем не подумал, что он у вас выступает в роли сводника. Тогда ты прав. Там будет самое опасное место. Акциану наш побег не выгоден.
— Да и если она подберет нам иное место для тайного убежища, то где гарантия, что она нас не предаст? И вообще с чего ты взял, что она согласиться помогать беглым рабам?
— Если нет, то мы подыщем иное место.
— Где?
— Пока не знаю. Но это должно быть такое место, что всегда на глазах у хозяев….
Глава 13
ПРАЗДНИКИ В ЧЕСТЬ САТУРНА
И когда рядом рухнет израненный друг
И над первой потерей ты взвоешь, скорбя,
И когда ты без кожи останешься вдруг
Оттого, что убили — его, не тебя