Комарра. Вселенная Майлза. Роман, повесть, эссе - Лоис Буджолд

— Пусти меня! — резко повторила она.

К ее изумлению, он послушался, руки его неловко повисли.

— Ты должна мне объяснить причину. Или я посчитаю, что здесь замешан любовник.

— Меня больше не волнует, что ты там посчитаешь.

— Он комаррец? Какой-то чертов комаррец?

Ну да, он в своем репертуаре. А почему нет? В свое время эта тактика сработала, ему удалось тогда меня приструнить. Идо, сих пор наполовину срабатывает. Кэт дала себе клятву, что словом не обмолвится о его деяниях. Жаловаться — значит косвенно просить помощи, каких-то изменений… продолжения. Жаловаться означает попытаться перевалить ответственность за свое деяние на другого. А действие исключает возможность жаловаться. Так что она должна либо действовать, либо не действовать. И не станет хныкать. Все тем же ровным тоном она заявила:

— Мне известно о твоей игре с акциями, Тьен.

Он открыл было рот и тут же закрыл.

— Я могу все исправить, — наконец сказал он. — Теперь я знаю, что сделал не так. Я могу восстановить потери.

— Сомневаюсь. Где ты взял сорок тысяч марок, Тьен. — Из-за отсутствия всякой интонации это не прозвучало вопросом.

— Я… — Кэт видела по его лицу, как он судорожно соображает, что бы такое соврать. И остановился на самом простом варианте. — Часть я скопил, часть занял. Не только ты умеешь экономить, видишь ли.

— У администратора Судхи?

Он моргнул, но спросил:

— Откуда ты знаешь?

— Не важно. Я не собираюсь тебя расспрашивать. — Она устало посмотрела на него. — Я больше не имею к тебе никакого отношения.

Он принялся ходить по кухне из угла в угол.

— Я сделал это ради тебя, — произнес он наконец.

Ну да. Теперь он попытается вынудить меня почувствовать себя виноватой. Во всем я виновата.

Все это было хорошо знакомо, как па некоего привычного танца. Кэт молча ждала продолжения.

— Все ради тебя. Ты хотела денег. Я вкалывал как собака, но тебе всегда было мало, так?! — Он говорил все громче, пытаясь изобразить праведный гнев. Несколько фальшиво на ее опытный слух. — Это ты толкала меня на такой шаг своим постоянным нытьем и беспокойством. А теперь, когда у меня ничего не вышло, ты хочешь наказать меня, так?! Но если бы у меня получилось, ты готова была бы меня на руках носить!

А он молодец, вынуждена была признать Кэт. Его обвинения — отражение ее собственных сомнений. Она слушала его патетический монолог с отстраненным удовольствием, как жертва пыток, которая уже перешагнула болевой порог и, не чувствуя боли, любуется цветом своей крови. А теперь он попытается вынудить меня пожалеть его. Но я перестала чувствовать жалость. Я перестала чувствовать что бы то ни было.

— Деньги, деньги, деньги! Это из-за них вся затея? Что ты так жаждешь купить, Кэт?

Твое здоровье, если помнишь. И будущее Никки. И мое.

На глаза мечущегося по кухне Тьена попался ярко-красный бонсай.

— Ты меня не любишь. Ты любишь только себя! Эгоистка ты, Кэт! Ты любишь эти свои чертовы горшки больше, чем меня. И я тебе это сейчас докажу!

Он схватил горшок и нажал на замок балконной двери. Дверь открывалась слишком медленно для разыгрываемого им спектакля, но он тем не менее протиснулся на балкон и повернулся к жене.

— Так что сейчас полетит через перила, Кэт? Твое драгоценное растение или я? Выбирай!

Катриона не двинулась с места и не произнесла ни слова. А теперь он попытается напугать меня угрозой самоубийства. Это что, уже четвертый сценарий сегодняшней пьесы? Его козырная карта, которая прежде всегда решала исход игры в его пользу.

Тьен поднял бонсай.

— Я или он?

Он пристально следил за ее лицом, ожидая, что она сломается. Нездоровое любопытство призывало ее сказать «ты», просто чтобы посмотреть, как он начнет выкручиваться, но она хранила молчание. Поскольку Катриона молчала, он несколько растерялся, не зная, что предпринять, а потом бросил древнее смешное растение вниз.

С пятого этажа. Кэт мысленно считала секунды, дожидаясь удара. Раздался глухой стук и треск разлетевшейся глины.

— Осел ты, Тьен. Ты даже не посмотрел, не идет ли кто внизу.

С внезапно появившимся во взгляде ужасом, при виде которого она едва не рассмеялась, Тьен опасливо выглянул вниз. Судя по всему, он все же ухитрился никого не убить, поскольку облегченно вздохнул, повернулся и вошел обратно на кухню.

— Да отреагируй как-нибудь, черт тебя побери! Что мне еще сделать, чтобы до тебя достучаться?!

— Не утруждайся, — спокойно вымолвила Кэт. — Вряд ли тебе удастся придумать что-то, что сможет разозлить меня еще сильнее.

Тактический список Тьена иссяк, и он потерянно посмотрел на жену.

— Чего ты хочешь? — гораздо тише спросил он.

— Я хочу получить обратно мою честь. Но ты не можешь мне ее вернуть.

Он заговорил еще тише, умоляюще сложив руки:

— Прости меня за бонсай твоей бабушки. Я не знаю, что…

— И тебе стыдно за воровство в особо крупных размерах, за взяточничество и измену?

— Я сделал это ради тебя, Кэт!

— За одиннадцать лет нашей совместной жизни, — медленно проговорила она, — ты так и не разобрался, кто я. И я этого не понимаю. Как можно прожить с человеком так долго и так близко и не разглядеть его. Может, ты живешь с какой-то придуманной тобою Кэт, не знаю.

— Да чего ты хочешь, черт возьми?! Не могу же я пойти и во всем сознаться! Это же публичный позор! Для меня, для тебя, для Никки, для твоего дяди… Ты ведь не этого хочешь?!

— Я больше никогда в жизни не хочу быть вынужденной лгать. А что станешь делать ты — твоя проблема. — Она глубоко вздохнула. — Но вот что я тебе скажу. Что бы ты впредь ни делал или, наоборот, не делал, отныне лучше делай это для себя. Потому что меня это отныне не касается.

Вот и все. Теперь уже конец. Больше ей не придется снова проходить через это.

— Я… я могу все исправить.

Он имеет в виду бонсай, их брак, свое преступление? Что бы то ни было, все равно.

Поскольку она молчала, он в отчаянии бросил:

— По барраярским законам Николас мой!

Очень интересно. Никки был единственным средством, к которому он никогда прежде не прибегал. Кэт поняла, что до него наконец дошло, насколько серьезно ее решение. Отлично. Оглядевшись, он запоздало спросил:

— А где Никки?

— В безопасном месте.

— Ты не можешь его у меня отнять!

Могу, если ты будешь в тюрьме. Но произнести это вслух она не потрудилась. При сложившейся ситуации Тьен вряд ли рискнет прибегнуть к закону, чтобы отнять у нее Никки. Но ей хотелось избавить сына от лишних переживаний. Эту войну она начинать не станет, но, уж если Тьен осмелится ее начать, она доведет ее до конца. Она холодно смотрела на мужа.