Научи меня любить (СИ) - Светлая Есения

— Не хочет есть кашу. Сварила, а он нос воротит.

— Тю, делов-то! Сейчас молока ему парного да булку сдобную с вареньем, и пусть бежит на улицу, играет.

— Булки с утра? Нина Григорьевна!

— Ох, насмешила, — снимая платок с головы, хохотнула женщина. — Ребенок, избегает он за день все. Это мужик, Яна, хоть и маленький. Кормить сытно надо. И вкусно. А то потом тебе же нервы и будет трепать. Вот, как сейчас. Ох, молодые… — беззлобно бурчала она, скрываясь с полным ведром молока в коридоре.

Это же, это же против правил! Ну кого они тут из Лешки воспитают? Что есть испортят! Кажется, им совсем не известны принципы педагогики. Баловать так, тем более мальчишку!

Был бы рядом Сашка, он бы и мальца приструнил, и мать бы так не шла напролом со своей сердобольностью, и она бы…

А что она? Еще вчера Янка была настолько зла, что решила уехать от Сашки, а сегодня? Сегодня ничего, конечно, не изменилось, но с каждым днем она скучала по мужу все больше и больше. Впрочем, как и всегда, им обоим тяжело давалась вынужденная месячная разлука.

Яна прошла по двору в поисках какого-нибудь срочного дела. Со злостью отпихнула кота, решившего потереться об ноги. Схватила лежащий у карды большой капроновый мешок, одела плотные холщевые рукавицы и направилась в огород. Там, у дальней калитки за забором, росла свежая высокая трава. Как раз для коровы сойдет, нужно побольше нарвать. Той теперь целый день стоять на карде без выгула — свекровь проспала и Буренку не отогнали ко времени в стадо. Яна и сама задремала лишь только под утро, поэтому слышала, как всю ночь стонал свекр, а Нина Григорьевна бегала возле него то с компрессами, то с уколами. И снова жгучее чувство стыда и обиды. И не разберешь, что сильнее.

С остервенением Янка рвала лебеду и крапиву, не обращая внимания на ожоги, расплывающиеся по рукам.

Что руки? На душе намного тяжелее. И, наверное, уже нужно решиться. Сегодня еще погостить, а завтра уезжать. Домой! Нестерпимо хочется домой.

Вернулась нескоро, лишь когда обошла несколько хороших полянок и наполнила мешок почти доверху. Дотащила его волоком через огород до сарая. Корова уже оказалась привязанной на карде. Ещё лучше, всё ноги не пачкать. Через забор покидала травы в кормушку, сполоснула руки в рядом стоящей бочке.

Вздохнула, вдоволь налюбовавшись собой, до чего докатилась. Вся перепачкана в зелени, руки по локоть красными пятнами, лицо наверняка осунулось и бледное. Завтракать вновь не хотелось. И в дом заходить. Но что делать?

За спиной вдруг послышался шорох. Кто-то неуверенно дернул ее за широкую футболку.

— Чего тебе? — всполошилась она, увидев возле себя насупившегося Лешку.

— Я… Яна, извини. Я не буду больше. Я просто манку не люблю. Мне твоя каша с ягодками нравится, как дома. Но я все равно съел, только теперь вот что! — Он задрал до подмышек тонкую спортивную майку, демонстрируя расползающиеся бордовые пятна на животике.

— Это что?

— Это всегда так, после каши…

— Господи, Лешка, ты почему не сказал, что у тебя на нее аллергия? У тебя только пятна от нее? — Он уверенно кивнул. — А на что еще? На что-то еще бывает?

— Бывает. На апельсины и на сгущенку. Уши чешутся. И все…

Яна, сидевшая возле ребенка на корточках, со вздохом прикрыла глаза руками. Хороша из нее нянька. Элементарного не спросила. И ребенок ведь все понимает, рассказал бы, а она тут со своими переживаниями. А если бы не сыпь, если бы отек?

Вздрогнула от легкого прикосновения Лешкиной теплой ладошки. Он тихонько дотронулся до ее пальцев, развел их ровно настолько, чтобы увидеть глаза и, заглянув в щель, тихонько спросил:

— А мы домой когда? А мы с тобой на речку сходить успеем? Я там удочку на чердаке папкину нашел!

59

Утро сразу не заладилось.

Тяжелое предчувствие угнетало. А Сашка привык доверять своему чутью. Мысли постоянно возвращались к любимой, к сыну, но с той стороны не было тревоги. Не смотря на сложную ситуацию он верил, что Яна не бросит Лешку. Верил, что справится со своими обидами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Им бы побольше времени, чтобы побыть вместе, поговорить, просто дать шанс. Но нет, к сожалению, этого времени. Обрезало, словно раскаленным ножом. И что-то еще непонятное, выворачивающее душу, так и маячит на горизонте.

Сашка смирился. Если сейчас обвинят его бригаду, то нужно лишь дать время, чтобы Пьянов уехал. Даже если арестуют, выйдет под залог, ребята пообещали помочь. А потом все равно найдёт, как доказать их невиновность. Ну и что, что у Пьянова хорошая поддержка сверху. Справятся, вместе они точно справятся.

Сегодня привезли новое оборудование, измерительные приборы. Нужно восстанавливать ЦДНГ, тем более что их участок один из самых крупных — сразу несколько узлов цеха, расположенных между лесопосадками. Восстановить придется по большому счету только один из них, на остальных провести обслуживание, проверку. Все знакомо, все они с ребятами сделают, лишь бы не мешали.

До полудня работали без отдыха, торопились. Им объявили, что в обеденный перерыв всех работников отвезут в контору, на слушание. Комиссия будет подводить итоги.

Объяснять никто ничего особо не стал, но мужики понимали, хорошего ждать не приходится. Сашку слушались по привычке, но разговоров не вели — камеры Пьянова все еще были развешаны практически на каждом кусту. И откуда только у него столько денег на все эти игрушки?

За работой время прошло быстро. Старались заменить основное, а учетные приборы проверят после обеда. Там точность нужна. И после всех измерений, возможно через неделю запустят добычу. Чем быстрее, тем лучше. Здесь все-таки каждый за зарплату работает.

Кто-то крикнул, что подъехал автобус. Позвали рассаживаться. Старенький ПАЗик пыхтел и источал вонючие сизые выхлопы. Но работники к нему давно привыкли. В рабочей одежде не на мерседесах ездить.

Хотя, к слову помянут, вот и мерседес. А кто это на нем, на таком изумительно-красном? Никак Пьянов, с особым апломбом, подняв клубы пыли, развернулся на месте с помощью ручника, и аккуратно припарковался поближе к заграждению. Ну, конечно, дуракам закон не писан, и о том, что за красную линию заезжать нельзя, он не знает.

"Главный проверяющий" вышел, жестом подал знак уйти всем с площадки, нагловатой походочкой сделал почетный круг по объекту.

— А вы, Романов, останьтесь. У меня к вам есть разговор.

Сашка, сложив инструмент в чемодан, отряхнул руки и колени, поправил каску и посмотрела на своего бывшего сотрудника в упор.

— Здравствуйте, Сергей Фёдорович.

— Ну, здорова, здорова, тварина.

Пьянов сплюнул, оглянулся, чтобы убедится, что все сели в автобус, и продолжил:

— Что, думал, все обойдётся? Как и в прошлый раз? Тогда меня выперли, а ты на повышение? Теперь такого не будет, дорогой ты наш, любимый начальничек! На, смотри, — он ловко достал айфон последней модели из кармана, ткнул пару раз по экрану и протянул Сашке. — Листай картинки. И видео есть.

— Что это? — Сашка осторожно взял телефон, просматривая фотографии.

— А это отчет о работе моей, Санек. Вот тут человечек курит в кустах, вот тут без каски, тут рука без перчатки. Тут вот с горла из какой-то подозрительной бутылки пьет. Что там, водка, спирт?

— Так это же вода!

— Не факт, Саня, не факт. Там еще видосики, как нарушаете технику безопасности, как документы неправильно оформляете, не по правилам. И много еще чего…

— Что ты добиваешься?

— Убрать тебя хочу. Насовсем. Из компании. И из жизни города. Посидишь несколько лет, глядишь мир чище станет. А там неизвестно, захочешь ли возвращаться. Жена-то у тебя молодая, аппетитная. Я как вспомню ее, сладкую, так бы и помял ее, отодрал бы. И не только я…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Сашка сдавил ворот костюма на шее Пьянова так, что тот захрипел.

— Камеры, Саша!

— Паскуда! — Сашка нехотя отпустил воротник, но кулаки не разжал.

— А то! Короче, либо ты подписываешь бумаги и берешь всю вину на себя, либо я всю бригаду под корень. Без помилования. Я смогу, поверь. Тебе подумать даю ровно столько, сколько ехать будем. Кстати, поедешь со мной. Автобус сейчас уедет. Прокачу хоть тебя, чмошника, на крутой тачке. А то вдруг надумаешь работягам своим серенады прощальные петь!