Безутешная плоть - Цици Дангарембга

физическом контакте. Отойдя от тети, Ньяша кладет руку на плечо Кристине. Подходит Леон и с ослепительной улыбкой целует бывших воительниц в щечки. Те терпят. Ты спешишь обнять сестру матери и Кристину, которая тоже стала тетей, за компанию. Покончив с приветствиями, тетя Люсия деловито проходит на кухню, Кристина следом. Майнини заполняет собой почти все пространство.

– Кири, о, как здорово. Я так рада, что вы пришли! – восклицает Ньяша.

Она обеими руками берет ладонь Майнини.

– Разве случалось, чтобы ты позвала нас и не получила ответа, когда у нас была возможность его дать? – улыбается Майнини.

– Нас сегодня на одну меньше. – Ньяша скрещивает руки и уныло прислоняется к раковине. – Май Така заболела.

– Неважно, – откликается Майнини Люсия. – Когда у вас две такие женщины, как мы с Кири, которые знают, что делать, у вас их все равно что десять. Разве мы не говорили, что всегда тебе поможем? Лучше помогать женщине, которая помогает другим женщинам, так ведь? Давайте начнем и поскорее закончим. Кроме того, – смеется Майнини смехом практикантки из больницы, – здесь Тамбудзай. Нас не трое. Уже четверо.

Кристина передает Леону коробку, которую принесла. Двоюродный зять ставит ее на наваленные за раковиной тарелки, после чего исчезает в кладовке. Ньяша снимает коробку с сушилки. Леон возвращается с сумками, полными помидоров, лука, имбиря, чеснока. Ньяша тем временем расчищает место на столе, куда и ставит коробку.

– Та коробка, – недоумевает зять, все еще держа сумки в руках и глядя на раковину. – Где она?

– Вот, Бабамунини, – показываешь ты, придя ему на помощь.

Кузина исчезает в прачечной, чтобы не втягиваться в разговор, отвлекающий ее от работы. Ты берешь у зятя сумки и куда-то их пристраиваешь.

Ньяша возвращается с тремя рабочими платьями, наброшенными на руку.

– Расскажи нам про новый семинар, – просит Майнини и, взяв у нее одежду, бросает на спинку стула. – Когда-нибудь я пошлю своих на твои курсы, дочка. – Люсия задумчиво расстегивает ремень серой формы. – На сей раз ты хочешь показать им, как снимать кино?

– Хочу, – печально вздыхает Ньяша. – Хорошо, что вообще хоть что-то происходит. Ты же знаешь меня, Майнини. У меня были такие надежды, планы. Разные. Я хотела рассказывать с ними всякие истории. Серьезные. Не телевизионную чепуху. Но и не сплошные трагедии, хотя только они и случаются. Я думала, пусть будут истории про такие события, про таких людей, которыми можно восхищаться, которые в конечном счете сделают нас лучше.

– Посади их перед камерой, – предлагает Леон. – Пусть рассказывают собственные истории. Им понравится, они будут восхищаться. Я хочу сказать, Ньяша, зачем думать о другом, о великом, когда можно взять свое, личное?

– Может, тебе стоит научить их чему-то полезному? – спрашивает Майнини. – Например, как делать рекламу. Тут может помочь Тамбудзай. Надеюсь, она еще не все забыла, чему обучилась в рекламном агентстве.

– Вы правы, оба, – примирительно кивает Ньяша. – Я просто думала, что они поймут, как здорово рассказать еще чью-то историю, посмотреть вокруг, – продолжает она, натягивая платье через голову и застегивая пуговицы.

– Ты надеешься. – Двоюродный зять старается сохранить бесстрастное лицо, отчего у него дергаются брови. – А как насчет вылазки за «Оскаром»? Комедия. Или драма. Или трагикомедия. Давай забацаем какой-нибудь неведомый гибрид, например, «Великая африканская диктаторша».

Ньяша не обращает на него внимания.

Выходя из кухни, двоюродный зять напевает нигерийскую песню о женщинах и больших кусках мяса.

– Мужчины, – говорит Ньяша. – Они же не хотят самый большой кусок, правда? Они хотят просто кусок мяса, вот и все.

– Ду-ду-ду, – едва слышно напевает Кири прилипчивую мелодию.

– Иногда тебе стоит послушать Бабамунини, хоть он и белый, – советует тетя Люсия. – Иногда ничего нельзя поделать, ничего нельзя изменить. Может, ты помнишь, мы с Кири пошли на войну. Посмотри на нас: мы отправились воевать, не пытаясь как-то изменить нашу страну. Ты поймешь, вот она, причина.

– Он уверяет, что хочет обратно в Германию. Как только закончит диссертацию, – признается Ньяша, как будто и завершение исследований мужа, и отъезд уже не за горами.

Тебе ясно, она не знает, что Леон уже думает о другом, поскольку его тема ему больше не интересна. Ты удивлена, что зять ведет себя так, как ты скорее ожидаешь от черных мужчин: во-первых, семь пятниц на неделе, а во-вторых, жене молчок. Ты начинаешь подозревать, что двоюродный зять и Ньяша лукавят, что они стоят друг друга, ни у одного не хватает необходимой для успеха твердости. И поэтому они задрапировали разочарование блеском интеллекта.

– Я дала девушкам задание найти великую африканку. Это было их домашнее задание, – объясняет Ньяша. – Только три поняли, о чем идет речь. Как вы думаете, что сделали остальные? Вы можете себе представить, семнадцать человек написали исключительно о себе.

Кристина смеется:

– Мы в Зимбабве, Ньяша! Значит, Мукваша[33] Леон кое-что у нас уже повидал.

– Я до них достучусь, – обещает Ньяша. – Просто пока никто этим не занимался. Всерьез. Они видят то, что видят, правильно? И никто не учил несчастных молодых женщин чему-то другому.

Тебя все больше раздражает кузина, которая исходит из того, что всем доступна такая роскошь, как ей: выживать, не будучи одержимым собственной персоной. И тетя, и Кири, и Ньяша, все они полагают, что раз кузина забрала тебя из больницы к себе, у тебя все прекрасно. Они не понимают, что значит постоянно гнать от себя мысли, будто ты и есть та гиена, что попытки прикончить мерзкую тварь и при этом самой остаться в живых отнимают все силы. Ты давишь бегущего по столу муравья и поднимаешь палец, чтобы посмотреть на расплющенное черное тельце, но палец чистый.

– Ты тоже поможешь, Тамбудзай, – говорит Майнини.

Все неуютнее чувствуя себя тут, где три женщины нашли свое место, ты подумываешь о том, чтобы последовать примеру двоюродного зятя. Кроме всего прочего, у тебя нет ни малейшего желания готовить на банду молодых женщин, которых только Ньяша искренне считает достойными таких усилий. В конце концов, ты приехала к кузине не