Двести лет вместе (Часть 1 - В дореволюционной России) - Александр Солженицын

Той же осенью по представлению Игнатьева был учреждён специальный (уже девятый по счёту) "Комитет о евреях" (из троих постоянных членов, из них двое профессоров), с задачей: обработать материалы губернских комиссий и составить из того единый законопроект71. (Существовавшая же с 1872 "Комиссия по устройству быта евреев", есть восьмой комитет, была вскоре упразднена, "по несоответствию её назначения с настоящим положением еврейского вопроса".) Новый Комитет исшёл из убеждения, что цель слияния евреев с прочим населением, к чему правительство стремилось последние 25 лет, - оказалась недодостижимой72. Поэтому "трудность разрешения запутанного еврейского вопроса вынуждает обратиться за указанием к старине, к тому времени, когда разные новшества ещё не проникли ни в чужеземное, ни в наше законодательство и не успели ещё принести с собой тех печальных последствий, которые обыкновенно наступают, когда к данной стране... применяются начала, противные духу народному". Евреи издавна считались инородцами и должны считаться таковыми73.

Комментирует Гессен: "дальше... не могла пойти самая реакционная мысль". А: если уж заботиться о национальных устоях, то за минувшие 20 лет можно было позаботиться о подлинном освобождении крестьянства.

И правда же: Александрово освобождение крестьян - дальше разворачивалось в смутной, недоконченной и развращающей крестьян обстановке.

Однако: "в правительственных кругах ещё находились люди, которые не считали возможным вообще изменить политике предшествующего царствования"74, и они были на крупных постах, и сильны. И часть министров воспротивилась предложениям Игнатьева. Видя сопротивление, он разбил предлагаемые меры на коренные (и потому требующие нормального процесса, продвижения через правительство и Государственный Совет) и временные, которые по закону допустимо было принять и ускоренным, упрощённым порядком. "Дабы сельское население убедилось, что правительство защищает его от эксплуатации евреев", воспретить евреям постоянное проживание вне городов и местечек (где и "правительство бессильно защищать их от погромов в разбросанных деревнях"), воспретить покупать и арендовать там недвижимость, также и торговать спиртными напитками. А по отношению к уже живущим там евреям: предоставить сельским обществам право "выселять евреев из сёл по приговорам сельских сходов". - Но другие министры, особенно министр финансов Н. Х. Бунге и министр юстиции Д. Н. Набоков, не дали Игнатьеву осуществить эти его меры: отклонили законопроект, опираясь на то, что нельзя принимать столь обширные запретительные меры, "не обсудив их обычным законодательным порядком"75.

Вот и толкуй о безграничном злостном произволе российского самодержавия.

Коренные меры Игнатьева не прошли, а временные прошли в сильно усечённом виде. Отвергнуты были: возможность высылки из деревень уже живущих там евреев; запрет им заниматься там питейной торговлей; и - запрет аренды и покупки земель. И только под опасением, что вокруг Пасхи 1882 погромы могут повториться, - было принято, и как временная же мера, до полной разработки всех законов о евреях: запретить евреям вновь, отныне поселяться и вступать во владение или пользоваться недвижимым имуществом вне городов и местечек, то есть в сёлах, а также "торговать по воскресениям и христианским праздникам"76. На тамошнюю недвижимость "приостановить временно совершение купчих крепостей и закладных на имя евреев... засвидетельствование... арендных договоров на недвижимые имущества... доверенностей на управление и распоряжение сими имуществами"77. Этот обломок от всех задуманных Игнатьевым мер был утверждён 3 мая 1882 как "Временные правила" (известные как "майские"). Обломок - и Игнатьев через месяц уже вышел в отставку, созданный им "Комитет о евреях" прекратил своё недолгое существование, а новый министр внутренних дел граф Д. А. Толстой тотчас издал строгий циркуляр против возможных новых погромов, возлагая на губернские власти полную ответственность за своевременное предупреждение беспорядков78.

Таким образом, по "Временным правилам" 1882 евреи, поселившиеся в сельских местностях до 3 мая, не выселялись; их экономическая деятельность там существенно не ограничивалась. К тому же правила эти "применять лишь в губерниях постоянной оседлости евреев", не в губерниях глубинной России. Ограничения не распространялись и на врачей, адвокатов, инженеров, т. е. лиц, имеющих "право повсеместного жительства по образовательному цензу". Ограничения эти не касались также "существующих ныне еврейских колоний, занимающихся земледелием"; и ещё был немалый (а потом всё возраставший) перечень сельских посёлков, в которых "в изъятие" от "Временных правил" разрешено селиться евреям79.

Вослед изданию "Правил" потекли запросы с мест и в ответ им - сенатские разъяснения. Из них следовало, например: что "разъезды по сельским местностям, временные остановки и даже временное в них пребывание лиц, не имеющих право на постоянное пребывание, законом 3 мая 1882 г. не воспрещаются"; что "воспрещена аренда одних лишь земель и земельных угодий, аренда же всех прочих недвижимых имуществ, как то винокуренных заводов, оброчных статей, зданий для торговли и промыслов и квартир для жилья, не воспрещается"; также "Сенат признал дозволенным засвидетельствование лесорубочных договоров с евреями, хотя бы для вырубки леса назначался продолжительный срок и хотя бы покупщику леса предоставлено было пользование подлесной землёй"; и наконец, что нарушения закона 3 мая не подлежат уголовному преследованию80.

Разъяснения Сената нужно признать смягчительными, во многом и благожелательными, "в 1880-х гг. Сенат боролся с... произвольным толкованием законов"81. Однако сами эти правила, сам запрет "вновь селиться вне городов и местечек" и вновь "владеть недвижимостью крайне стеснили евреев в отношении винокурения", а "участие евреев в винокурении до издания временных правил 3 мая 1882 г. было весьма значительным"82.

Вот эта мера - ограничить евреев в сельской виноторговле, впервые намеченная ещё в 1804 и даже вот в 1882 осуществлённая лишь крайне частично, разожгла повсеместное негодование на "исключительную жестокость" "Правил 3 мая". А правительство видело перед собой трудный выбор: расширение винного промысла при крестьянской слабости и углубление крестьянской нужды, или же ограничение свободного роста этого промысла, чтобы только жившие в сёлах евреи оставались, а новые бы не ехали. Его выбор - ограничение - был признан жестокостью. А - сколько евреев к 1882 году жило в сельских местностях? Мы уже встречались с послереволюционными оценками, при использовании государственных архивов: в деревнях жила одна треть всего еврейского населения "черты", в местечках - тоже треть, 29% в средних городах и 5% в крупных83. "Правила" мешали теперь "деревенской" трети возрастать дальше?

Теперь - эти "майские правила" изображаются как решающий и бесповоротный репрессивный рубеж российской истории. Еврейский автор пишет: это был первый толчок к эмиграции! - сперва "внутренней" миграции, потом массовой заокеанской84. - Первая причина еврейской эмиграции - "игнатьевские "временные правила", насильственно выбросившие около миллиона евреев из сёл и деревень в города и местечки черты оседлости"85.

Протрём глаза: как же они выбросили, да ещё целый миллион? Они, кажется, только не допустили новых? Нет, нет! - уже подхвачено и покатилось: будто с 1882 евреям не только запретили жить в деревнях повсюду, но и во всех городах, кроме 13 губерний; что их вселяли назад в местечки "черты" - оттого и начался широкий отъезд евреев за границу86.

Остужающе можно было бы вспомнить. Что первую идею о еврейской эмиграции из России в Америку подал съезд Альянса (Всемирного Еврейского Союза) ещё в 1869 - с мыслью, что первые, кто устроятся там, с помощью Альянса и местных евреев, "стали бы... притягательным центром для русских единоверцев"87. Что "начало эмиграции [евреев из России] относится к середине 19 века, а значительное развитие... приобретает после погромов 1881 г. Но только с середины 90-х гг. эмиграция становится крупным явлением еврейской экономической жизни, принимает массовые размеры"88, - заметим: экономической жизни, а не политической.

Затем, поднимаясь на огляд всемирный: что иммиграция евреев в Соединённые Штаты была в XIX столетии огромным вековым и мировым историческим процессом. Что было три последовательных волны той еврейской эмиграции: сперва испано-португальская, потом немецкая (из Германии и Австро-Венгрии), лишь потом из Восточной Европы и России89. По причинам, о которых не здесь судить, в XIX веке происходило крупное историческое движение мирового еврейства в Соединённые Штаты, далеко-далеко не только из одной России. В аспекте предолгой еврейской истории трудно переоценить значение этой эмиграции.

А из Российской Империи "поток еврейской эмиграции шёл из всех губерний, входивших в состав черты оседлости, но наибольшее число эмигрантов давали Польша, Литва и Белоруссия"90, значит не с Украины, как раз и испытавшей погромы, - и причина была всё та же: скученность, создающая внутриеврейскую экономическую конкуренцию. - Более того, опираясь на российскую статистику, В. Тельников обращает наше внимание, что в два последние десятилетия века, как раз после погромов 1881-82 годов, переселение евреев из Западного края, где погромов не было, в Юго-Западный, где они были, - численно не уступало, если не превосходило, еврейские отъезды вовне из России91. И если в 1880 во внутренних губерниях жило, по официальным данным, 34 тысяч евреев, то по переписи 1897 -уже 315 тысяч, в 9 раз больше92.