С привкусом пещерной соли - Юлия Шолох

    - Почему мы соримся? - спросила Наташка, так и продолжая смотреть в потолок.

    - Ты ведь видела - свободно плавать можно только в одиночестве.

    - Неправда, - неуверенно сообщила Наташка.

    - А что ты видела?

    Она глубоко вздохнула. Как можно передать словами, что она видела? Видела свою тюрьму. Свой крошечный пятачок воды в гуще таких же привязанных к месту существ. Разноцветную мечту вдалеке и зовущий смех, который уверял, что она не как все. Что она сможет оторваться и уплыть в бесконечность. А может не просто уплыть, а улететь. И что там, далеко за горизонтом, ну или местом, которое исполняет роль горизонта другая система жизни. Без привязи.

    И все же что-то было не так?

    - Ты врешь, - слабо повторила Наташка, но доказательств его вранья привести не смогла.

    Но что-то не так.

    - Я часто разочаровываю женщин.

    - Ты прекрасен, - совершенно серьезно заявила Наташка. От неожиданности Гонза сильно закашлялся и не успокаивался минут пять.

    - Охренеть, как тебя клинит.

    - Ты просто слаб.

    - Еще лучше!

    - Я знаю о тебе правду, - Наташка повернула голову и на миг прикрыла глаза от его дыхания. Такая изысканная ласка, легкое дыхание на раздраженной коже... - Я видела ее всего секунду, когда ты открыл дверь...

    - Чего ты там видела...

    Наташка как не слышала попытки ее перебить.

    - Ты себя боишься и не отпускаешь. Той части, которая под вывеской 'Долг'. Она для тебя слишком тяжелая. Ты поэтому и меня боишься, потому что на самом деле ничем от меня не отличаешься, - прошептала она и наконец, отключилась.

    14

    Утро после 'телепатического общения с пещерными духами', а скорее после вызванных непонятным источником слуховых галлюцинаций оказалось совсем таким же, как с похмелья: чугунная тяжесть в ногах, едкое жжение в животе и пустая голова. Так сразу осознать вчерашнее и главное, свое собственное поведение оказалось невозможно. Наташка открыла глаза - потолок комнаты ничем не отличался от того зеленоватого, который высился над ее кроватью, разве что освещение непривычно яркое, совсем дневное.

    Она провела рукой по простыне, на которой лежала и не ощутила ни малейшего дискомфорта, который появлялся каждый раз при попытке расслабиться в любом месте за пределами собственной квартиры. Тогда, видимо из-за нарушенного ночью иммунитета и ослабевшей брони в Наташкину голову пришла одна удивительная мысль. Она хотела остаться в этой кровати. Не одной. Она хотела оказаться тут вместе с хозяином комнаты и чтобы сверху нависал не потолок, а его взволнованное лицо и придавливало к кровати не одеяло, а его тело.

    Она хотела его в самом примитивном смысле этого слова.

    И даже сил сопротивляться воображению не осталось. Все, что удалось сделать Наташке - так это сесть на кровати и осторожно спустить ноги на пол.

    Дверь распахнулась от толчка и в комнату вошел Гонза с подносом в руках. Наташкин взгляд тут же прилепился к его лицу. Гонза выглядел отлично - выспавшийся, свежий и бодрый. Он успел побриться и где-то раскопать идеально выглаженную футболку, что смотрелось странно благодаря тому, что футболка была дешевой и ношеной. Наташку всегда бесила необходимость выглаживать ткань, особенно те труднодоступные места, которые выглаживать все равно что подковать блоху, и она не могла понять, с какого перепугу кто-то станет тратить столько времени и сил на приведение в порядок того, что изначально привести в приличный вид невозможно.

    Гонза, однако, такими вопросами не заморачивался. Поднос, на котором стояли две большие кружки, сахарница и накрытое салфеткой блюдце с бутербродами он нес так торжественно, будто собирался вручить Наташке, как медаль герою, с максимальными почестями.

    При виде Наташки Гонза остановился и широко улыбнулся.

    - Подумать только! Сто лет не приносил женщине завтрак в постель, - сообщил Гонза, отворачиваясь и пристраивая поднос на небольшой столик.

    Его коротко стриженый затылок выражал не меньше восторга, чем лицо.

    'Вот и все, - обреченно подумала Наташка. - Вот и влипла'...

    Больше всего пугало чувство единения, осевшее на кожу после их ночного разговора, как морская соль оседает после купания в соленой воде. Обманчивое чувство, которое грозит вылиться в сплошные неприятности.

    - Колбасу не завезли, поэтому бутерброды с сыром. - Гонза жестом фокусника сдернул с тарелки голубую салфетку. - Тададам! Ну чего ждешь? Вставай уже. В постель - это не значит, что надо крошить хлебом на простыни.

    - Гонза, - Наташка встала на ноги и выпрямилась. - У тебя есть женщина?

    Он тут же замер, осторожно опуская салфетку обратно.

    - Какая?

    Наташке захотелось ему врезать. То ли за отсутствующий вид, который он принял, то ли за собственную боль, накатившую, когда его лицо растеряло безмятежность и озорство, становясь прежней маской.

    - Женщина, с которой ты спишь, - упрямо процедила Наташка сквозь зубы.

    - Да, - без промедления ответил Гонза, вытягиваясь напротив. Так они и стояли - прямые, с вздернутыми подбородками и крепко сжатыми губами.

    - Одна?

    - Да.

    - Почему я ее не видела?

    - Она приходит тогда, когда нам обоим хочется встретиться.

    Наташка медленно выдохнула, отворачиваясь. Неужели она и правда считала, что между ними возможна какая-то связь?

    - Очень удобно, правда? - привычка удерживать в голосе изрядную долю сарказма, к счастью, не подвела. - Все современные мачо предпочитают такой тип отношений - захотелось, встретились, пообщались, разбежались в стороны. Простое удовлетворение естественных потребностей. Никаких тебе обязательств, никаких привязанностей, чужих проблем и радостей. Модно и комфортно.

    - Нас обоих это устраивает. Я не скрывал, что ничего большего не планируется. Да ей и самой больше ничего не нужно.

    - Ну конечно, ты же у нас честен до зубовного скрежета. Наверняка все сразу расставил по местам! И конечно выбрал себе полную дуру, которая готова и на объедки бросаться, только бы не одной.

    Наташке даже стало ее жалко. Сколько она навидалась таких неуверенных в себе слабых баб (слово женщина к ним неприменимо), которые судорожно держались за какого-нибудь морального садюгу, свято веря, что лучше такой мужик, чем вообще никакого. Которые ради ласкового слова горы свернут. И навидалась не меньше тех, которые, прибитые телевизионной свободой отношений рады хотя бы тому, что мужик готов встретиться с ними больше одного раза, пусть и без намека на серьезные отношения.