Загадки, тайны, память, восхищенье… - Борис Мандель

Большинство рукописей Чаттертона были сохранены Барреттом и затем использованы им в книге «История Бристоля». В 1800 году наследник Барретта передал рукописи в Британский музей, и еще несколько произведений Чаттертона хранятся в Бристольской публичной библиотеке.

Многие убеждены, что рукописи подлинные: ведь Чаттертон завоевал бы куда большее признание, будь это его собственные стихи, рассуждают они – к чему было столь исключительные творения выдавать за чужие?

К сожалению, Чаттертон совершил целый ряд оплошностей. Например, из-под его пера вышел труд «Битва при Гастингсе, писана монахом Турготом, саксонцем, в десятом столетии и переведена Томасом Раули, священником церкви Св. Иоанна в городе Бристоле в лето 1465». Но каким образом можно в X веке писать о событии, происшедшем в веке XI?!

Сочиняя стихи «за Раули», Чаттертон пользовался англо-саксонским словарем, составленным неким Керзи. В словаре было немало ошибок, которые Томас невольно перенес в свои произведения.

Вообще Чаттертон не делал серьезных попыток извлечь выгоду из поэм Раули. Все ранние произведения достались его бристольским друзьям – Барретту, Кэткотту и Бергему. А то, что он отправлял под псевдонимом в журналы, было написано в сатирической манере того времени. Из стихов Раули Томас ничего не предлагал для печати, кроме «Элиноур и Джуги» и «Баллады о милосердии».

«Чаттертон – идеальный герой романтической литературы, – считает британский историк Джон Уайтхед, – гениальные способности, нужда, страдания, ранняя смерть, театральность поведения, наконец, сама маска, которую он по доброй воле надел на свое лицо, тайна, окружавшая его».

Многие романтики были заворожены этой яркой, трагической и загадочной личностью. У. Блейк написал балладу «Король Гвин», сюжет которой позаимствовал у самого Чаттертона.

Внемлите песне, короли!Когда норвежец ГвинНародов северной землиБыл грозный властелин,

В его владеньях нищетуОбкрадывала знать.Овцу последнюю – и туСтаралась отобрать.

«Не кормит нищая земляБольных детей и жен.Долой тирана-короля.Пускай покинет трон!»

Проснулся Гордред между скал,Тирана лютый враг,И над землей затрепеталЕго мятежный стяг.

За ним идут сыны войныЛавиною сплошной,Как львы, сильны и голодны,На промысел ночной.

Через холмы их путь лежит,Их клич несется ввысь.Оружья лязг и дробь копытВ единый гул слились.

Идет толпа детей и женИз сел и деревень,И яростью звучит их стонВ железный зимний день.

Звучит их стон, как волчий вой.В ответ гудит земля.Народ идет за головойТирана-короля…

Альфред де Виньи создает знаменитую драму «Чаттертон». Трогательные строки посвятили мистификатору Кольридж, Вордсворт, Китс. В 1819 году Китс отметил: «Чаттертон – самый совершенный поэт, писавший по-английски…». Природа действительно наделила Чаттертона обостренной восприимчивостью. Судьбе его нельзя не посочувствовать.

Вообще интерес английских писателей к национальной истории и культуре, к средневековью, в частности, во второй половине XVIII столетия достиг своего апогея. Отечественные и зарубежные литературоведы неоднократно обращались в своих работах к этому феномену.

Творчество и воззрения Томаса Чаттертона дают обширный материал для выводов о том, как складывался облик отдельного писателя-предромантика и большой группы литераторов, образовавших предромантизм – и литературное течение переходного типа, и – шире – целую «теневую эпоху» в культуре Европы XVIII века.

Можно проследить, как, какими путями, в каких интерпретациях входили и образ и творческое наследие Чаттертона в духовную жизнь европейцев, какое место они заняли в тезаурусе последующих поколений.

Необычная жизнь Томаса Чаттертона, преждевременная трагическая смерть, уникальное поэтическое дарование – все это сразу после его смерти привлекло внимание поэтов, писателей, критиков и историков литературы. Центральным объектом самых различных по жанру произведений, посвященных поэту, стали его личность и человеческая судьба, которые трактовались как весьма произвольно, так и субъективно, часто носили противоречивый характер.

Объект исследования часто становится менее важным, чем его субъективный образ, картина, которую образуют лучи, пройдя через призму. Поэтому Чаттертон оказался представленным как бы множеством Чаттертонов, нередко мало похожих друг на друга. Он становится лишь поводом для развития идей, которые, вроде и не должны иметь к нему отношения. Так, отдельные литературоведческие работы ХХ века отмечены заметным влиянием фрейдистской философии в трактовке его личности и психологии творчества, что довольно неожиданно и, в общем-то, не подсказывается исследуемым материалом. «Основой для правильной оценки Чаттертона, – писал швейцарский ученый Р. Штауберт, – является анализ его юношеской психики… исследование генетической обусловленности психических форм поведения…». Последующие размышления автора работы уводят в область, далекую от собственно филологического исследования, да и от самого Чаттертона, который становится похожим на любого другого человека с незначительными вариациями.

З. Фрейд, конечно, внес выдающийся вклад в современную культурологию, но сам австрийский ученый видел известную ограниченность характеристики личности в соответствии с его концепцией: основу психического аппарата, по Фрейду, составляет Бессознательное, а содержание Бессознательного у всех людей, в сущности, одинаково, так как включает ограниченное число комплексов (Эдипов комплекс, каннибализм, боязнь кастрации и т. д.).

Но так как фрейдизм входит в центральную область исследований Р. Штауберта, он может постичь, освоить (сделать своим) Чаттертона, только восприняв его через эту призму, и поэтому уверенно заявляет, что его Чаттертон – «правильный», следовательно, другие «неправильные».