Спляшем, Бетси, спляшем! - Марина Маслова

— Какой интересный обычай — называть жениха и невесту лорд и леди, в русской традиции их тоже величали князем и княгинею, но это давно забыто.

— Это не то. Ты не знала, что теперь имеешь титул баронессы Ферн? Прости, я не предупредил тебя.

— Но зачем мне титул?! — заволновалась я, — Алекс, а нельзя без титула?

— Нет, моя жена обязательно принимает мой титул. Я барон.

— Но я же не знала! — в отчаянии говорю я, — почему ты не сказал?

— Почему ты так волнуешься? — удивляется Алекс, — Какая тебе разница?

— Потому что я никакая не леди, я правнучка крестьян. Я чувствую себя ряженой. И выходит, что я сама напросилась, господи!

— Но Элизабет, ты смело можешь носить этот титул. Я не рискнул бы опозорить свое родовое имя, предложив его недостойной женщине. Ты воспитана и образованна, а значит, благородна. Ты родишь, может быть, сына, и это будет следующий лорд Ферн, значит, на мне не прервется нить. Страшно быть последним. Так что не волнуйся, леди Элизабет, тут еще неизвестно, кто выиграл!

— Так куда же мы едем? — обреченно вздохнула я.

— В Оксфордшир, там возле Хэмпдена у меня есть дом. Если тебе понравится, мы можем прожить там все лето. В Лондоне жара не так приятна, особенно для беременной женщины.

С трудом выехав из лондонских автомобильных пробок, машина понеслась по дороге. Индустриальный пейзаж вскоре сменился типично английским, хотя справа и слева среди цветущих кустарников и перелесков все время попадались современные коттеджи, но они тоже отлично вписывались в окружающую природу. Дальше дорога проходит по зеленым пастбищам, пахнувшим скошенной травой, мимо старинных деревень и за Хэмпденом, извиваясь, начинает петлять между холмов Чилтернс, кое-где поросших лесом, но чаще — бархатных от травы, пестреющей цветами там, где она не скошена. Дом на холме среди дубов, темный и величественный, виднеется справа от дороги и Алекс указывает на него:

— Этот дом принадлежал Ферндейлам с 1667 года и был пожалован с титулом королем Карлом Вторым. Мой дед продал его, когда налоги задушили большинство старых поместий. У нас остался только дом в деревне, которая тоже тогда была на нашей земле. Вот сейчас за поворотом будет Фернгрин.

Деревня прелестна, освещенная заходящим солнцем, вся в цветущем кустарнике. Некоторые дома даже построены вместе с поместьем в 17 веке, с вкраплениями викторианских построек и домов начала века. Дому Алекса около 200 лет, я, правда, не очень хорошо разбираюсь в архитектуре. За домом большой парк.

Алекс вводит меня в дом, на пороге которого нас встречает пожилая дама с такими колючими и пронзительными глазами, что я невольно ежусь под ее взглядом. Мне сразу становится ясно, что я ей не нравлюсь. Слова Алекса мне все объясняют:

— Элизабет, познакомься с миссис Марш, она ангел-хранитель этого дома вот уже тридцать лет и, я надеюсь, не оставит его своей заботой и дальше.

Ну, все ясно. Миссис Марш знала Анну Ферндейл и осуждает этот брак, а может, боится, что новая хозяйка изменит порядки в доме.

— Пусть леди Ферндейл распорядится, какую комнату ей приготовить, — говорит миссис Марш, обращаясь скорее к Алексу, и не глядя на меня.

— Я думаю, удобнее будет Зеленая комната, миссис Марш. Покажите леди, где ванная и, пока вы все подготовите, мы поужинаем.

Миссис Марш, поджав губы, ведет меня вглубь дома и, поднявшись на несколько ступенек, мы входим через небольшой холл в красивую комнату со старинной мебелью и кроватью под зеленым балдахином. Я снимаю жакет, шляпу и перчатки, сбрасываю туфли на каблуке и с наслаждением потягиваюсь. Я устала за этот день. Миссис Марш с неодобрением смотрит на мои ноги.

— Я сейчас распакую ваши вещи, леди Ферндейл. Вы, видимо, хотите надеть другую обувь?

— Благодарю вас, миссис Марш, я с удовольствием надену туфли на низком каблуке.

— Вы позволите спросить, леди Ферндейл, вы ведь не англичанка?

— Да, я приехала из Швейцарии, но я русская.

Я вижу, что миссис Марш шокирована до предела, но относится она ко мне после этого снисходительней: что с меня возьмешь! Я представляю, что вся деревня будет теперь судачить о том, как бедный Алекс был окручен иностранной авантюристкой более чем сомнительного происхождения. Меня это забавляет, потому что я несколько отстраненно думаю об этом. Я, как калиф на час, пришла и уйду в небытие для этих людей, но я все-таки несколько обеспокоена своим положением и не ожидала, что наш фиктивный брак будет иметь значение для окружающих. В любой стране это прошло бы совершенно незаметно для посторонних, но Англия — это Англия. Лучше бы Алекс был почтальоном или шофером, тогда наш брак наверняка никому не был бы интересен. Все это я говорю Алексу, когда мы сидим за столом.

— Да, возможно, ты права. Традиции еще сильны в деревне, в Лондоне это никого не волнует. А наша семья живет здесь больше трехсот лет. Никому в голову не придет перемывать косточки владельцам Фернхолла, они еще чужаки здесь, всего лишь шестьдесят пять лет.

— Для меня все это звучит, как типичный английский роман. И все-таки, это очень печально.

— Ты имеешь в виду, что они не знают о моей болезни?

— Не только. Они сейчас будут обсуждать твою женитьбу и строить предположения, ведь естественно считать, что мужчина в твоем возрасте женится для продолжения рода. Может, тебе стоило бы подумать об этом, а не связываться со мной, — я тут же жалею, что сказала это: вряд ли у них принято обсуждать такие интимные вещи с малознакомой женщиной, даже если утром обвенчался с ней. Алекс темнеет лицом и сидит некоторое время молча, а потом говорит с внутренним усилием:

— Раньше я вообще не мог об этом думать, свежа еще была рана от потери Анны и дочери, а теперь уже поздно, болезнь зашла слишком далеко, да и рана ведь еще не зажила.

— Я понимаю. Я очень тебе сочувствую, Алекс, и хочу попросить, говори мне о своих чувствах, страхах, желаниях, я постараюсь сделать для тебя все, что смогу. Не за то, что ты мне помог, а просто ты мне очень нравишься. Мне кажется, мы чем-то похожи. Если я смогу хоть немножко скрасить твою жизнь — я буду счастлива.

— Ты очень великодушна, спасибо, — вежливо благодарит он.

— Это не великодушие. Я пока не могу разобраться в своих чувствах, но мне кажется, что мое замужество несло печать греха. Я должна искупить это.

— Ты слишком строга к себе. Насколько я могу судить по твоим рассказам, ты вела себя безукоризненно с мужем.

— Если не считать того, что полюбила другого.

— Знаешь, мне приходит на память в связи с этим одна книга, там говорится, что если боги одаривают человека сердцем и душой, способной тонко чувствовать, то это кроме огромного счастья любви дает еще и чувствительную совесть.