Цикл - Джереми Роберт Джонсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Рассмеялся? – предположил Иуда.
– Не совсем. Отвел меня в сторону и сказал: «Я когда-нибудь рассказывал тебе, Стив, что у моей матери болезнь Паркинсона? Так вот, скажи, насколько этично говорить ей или миллионам других людей, которым мы можем помочь, что ей будет только хуже, потому что одного инженера пугает реальный прогресс и он хочет созвать кучку прославленных профессоров философии, чтобы те сидели и притворялись, что сколько-нибудь понимают в „голубых биотехнологиях“?» Я пытался возразить, и он понял, что я на его слова не купился, и тогда он дал мне от ворот поворот. Сказал: «А, знаешь, ты, возможно, прав. Не помешает расставить все точки над „и“. Давай я подниму этот вопрос на следующем созвоне? Я ведь хочу, чтобы тебе здесь нравилось работать. Тебе ведь нравится эта работа, не так ли, Стив?»
Моей дочери нравилась новая школа, она училась кататься на сноуборде; моей жене сильно понравился наш новый дом и студия йоги, так что я сказал: «Буду благодарен, если упомянешь этот момент, но пойму, если пока есть более насущные проблемы». А он ответил: «У нас, конечно, много важных дел, но твои опасения также важны». Больше я про этику не заикался и продолжил получать расчетные чеки.
Стив замолчал, и Люси поняла, что раньше об этом он вслух не говорил. Она не могла сказать, стало ли ему после этого легче или еще тяжелее. А еще не могла решить, какой из этих вариантов ей больше по нраву.
– Так вот, мы продолжали работать, и доктор Спенсер была великолепна. Я совсем немного знаю о биомиметике, а вот она мастерски придумывала способы использования самых успешных природных механизмов в крошечных масштабах. Ее идеи были настолько продвинутыми, что выходили за рамки даже тех технологий, над которыми мы работали. Она считала, что где-то через пятьдесят лет мы сможем превратить людей в то, что она назвала «универсальным животным», что благодаря напечатанному на 3D-принтере хрящу, эпидермальной электронике и нанотехнологиям мы одарим людей лучшими качествами других существ. Иногда мне даже казалось, что я ее тормозил. Едва поспевал за ее мыслями, и новые открытия шли одно за другим. Я словно в крестовом походе участвовал. И я… В какой-то момент я стал думать об одном: как воплотить чудо Оракула в жизнь.
Она была единственной, кто обнаружил податливость тканей осьминога. Моей задачей было найти способ культивирования модифицированных образцов, которые она предоставила, и сделать их совместимыми с силиконовой кожей и решетчатыми микросхемами, чтобы обеспечить биологическую связь и сохранить сигналы стимулов. Вот тогда-то мне и следовало уволиться. Теперь я, конечно, понимаю, что они бы меня просто так не отпустили. У меня бы случился сердечный приступ, или попал бы в автомобильную аварию, или… Не слышал, чтобы у кого-то получилось уйти из IMTECH, хоть и контактировал всего с парой человек из команды.
Я ведь и сам исследования проводил, и все опасные особенности ткани осьминога – клеточная автономия и рост, возможности редактирования РНК, опосредованные связи протокадгеринов с нервными клетками – в то же самое время идеально подходили для экспериментов. Плюс, медленное старение клеток закрывало вопрос о разрушении устройства или карциногенных эффектах. Поэтому мы продолжили работать и представили результаты. Затем неожиданно появились слухи о прототипе. Мы понятия не имели, что они собираются делать… вот это.
Стив встал и шагнул к Марисоль. Тони сделала шаг и остановила Стива на полпути. Он сказал:
– Сколько инсулина ты ей ввела?
Тони сказала:
– Не знаю.
– Я тоже не знаю. Я только хочу проверить ее жизненные показатели. Она едва дышит. Вполне возможно, что доза повергнет ее в шок и она умрет.
– Я должна была что-то сделать. Эта штука, которую ты засунул в нее, мучает ее.
Стив возвел глаза, затем решительно сказал:
– Да. Убьет. Но она – единственный известный нам субъект, которому каким-то образом удалось избежать побочных эффектов Оракула. И я знаю, тебе это неважно, но я бы никогда не стал имплантировать в нее это устройство. Я хочу найти способ вынуть его. Но если она впадет в кому и умрет, то ничего не выйдет. Так что, пожалуйста…
Тони отступила в сторону, и Стив осмотрел Марисоль, и на его лице проступило любопытство.
– Высокие частота сердечных сокращений и давление.
– Это хорошо? Она будет жить?
– Не знаю. Шприц небольшой, но вторая доза могла быть смертельной. Что-то не так.
– Вот уж точно. Но это ваша вина. Это вы придумали запихнуть компьютер-осьминог в шею ребенка.
– Я ничего не знал, клянусь. Думал, что у нас впереди годы испытаний. А как без них? Мы бы наблюдали те же самые неврологические реакции у мышей или обезьян.
Тут заговорил Иуда:
– Они даже не проводили никаких испытаний на животных?
– Я слышал, были какие-то послабления, но узнал обо всем уже только тогда, когда они поместили устройства в трех испытуемых.
Люси сказала:
– Джейсон Уорд, Крис Кармайкл. Кто был третьим?
Иуда высказал предположение:
– Брэди Миллер?
– Да. Однако я не уверен в третьем, потому что он умер до того, как проявились какие-либо побочные эффекты.
– Побочные эффекты? Чувак, ты себя слышишь?
– Извините, но сложно от профжаргона избавиться. Думаю, такой клинический язык тоже повлиял на то, как исказилась наша реальность. Но Иуда прав… Все произошедшее с ним и Джули было так странно. Сэм исчез из IMTECH сразу после этого, и я заподозрил: что-то тут не так. Не знаю. На отце Брэди, Сэме, держался весь проект «Оракул». Он вполне серьезно обещал сделать татуировку в виде свитка с номером каждого патента, к созданию которого приложил руку. Кэтрин, нашего генерального директора, он считал пророком. Коллеги думали, он в нее влюблен, потому и брак его разваливался. Но я все еще не понимаю, как он мог предложить Брэди принять участие в раннем испытании Оракула, да и предлагал ли. Возможно, Сэм хотел подключить Брэди, а его жена – нет.
– Я один подкаст слушаю, «Ночной Страж» называется, – сказал Иуда, – и, когда они говорили об этом деле, они рассказали про чемоданы в коридоре и хлопок дверцы машины.
– И что? – спросила Тони,
