Po tu storonu - Chinenkov

– Сделки брата меня ни к чему не обязывают, – перебил его дон Диего монотонным голосом.

– Но позвольте, а имя? Вашему брату, конечно, всё равно, он умер, но может пострадать ваше имя? С вами никто не захочет иметь никаких дел, и…

– Хорошо, – нетерпеливо заёрзал на стуле дон Диего. – Если есть какие-то предложения, то говорите, я слушаю?

«Ага, попался», – оживился Быстрицкий, собираясь с мыслями. Он понял, что наступил тот самый момент, когда нельзя ошибиться и бить только в десятку. Он посмотрел на дона Диего и увидел, что тот пристально смотрит на него из-под нависших бровей. «Похоже, он изучает меня», – снова подумал Быстрицкий, а вслух произнес:

– Оставьте нам ваши баржи хотя бы на время, Виталий Андреевич. Мы перевезём нефть в Германию, вывезем зерно из СССР и… У вас не будет неприятностей при вступлении в права наследства, а мы вернём свои деньги, вложенные в дело!

– Хорошо, я подумаю, – сказал дон Диего, вставая и протягивая руку. – Встретимся через неделю, и я дам вам свой ответ. А теперь не смею вас задерживать, господа. Вас отвезут в город, в гостиницу и привезут ко мне в назначенный срок…

Снова отвлечась от своих мыслей, Быстрицкий поднёс к глазам бинокль и… Он едва не закричал от ужаса, увидев, что два пловца плывут в направлении берега, а яхта, на которой рыбачил Бадалов, медленно заваливается на бок и идёт ко дну.

17

Кузьма Малов встретил весну в подавленном состоянии. Остаток зимы он провёл в полной прострации, как в тумане, ничем не интересуясь и не имея никаких желаний. Он просто жил и всё! Утром, вяло позавтракав, он усаживался у окна и глупо таращился в него, не заостряя внимания на том, что видел. Так продолжалось до полудня. Он бы и не вспоминал об обеде, но Семёновна настоятельно усаживала его за стол.

Потом он ложился в кровать и спал до тех пор, пока Семёновна не будила его. Заботливая хозяйка снова усаживала его за стол. После ужина он ложился в кровать и спал до утра. А утром всё сначала…

Неизвестно, до каких пор длилась бы его умеренная, вялотекущая жизнь, если бы однажды…

Однажды Кузьма, всю ночь проспав как убитый, открыл глаза и увидел, что в окно заглядывает солнце, а над ним возвышается Семёновна.

– Чего тебе? – спросил он равнодушно.

– Да вот, к столу позвать, – ответила она.

Кузьма уселся на край кровати и обхватил голову руками, затем он поднял глаза. Веки свинцовой тяжестью нависли над его оцепеневшим взглядом.

– А сейчас утро или вечер? – тупо пробормотал он.

Семёновна что-то ответила, но Кузьма так и не понял смысла её слов. Дрожь пробежала по его телу и холодный пот выступил на лбу. Он встал, и старушка отпрянула назад, побледнев и шепча молитву. Когда Кузьма обвёл взглядом комнату и искажённое страхом лицо Семёновны, его словно молнией ударило. Он словно проснулся и сбросил с себя остатки длительного затяжного сна. Кузьма смотрел на перепуганную старушку, и его лицо выражало такую усталость и отвращение, что Семёновне на миг показалось, будто она смотрит на воскресшего мертвеца. Проведя ладонями по лицу, он пробормотал:

– А бинты где? Когда их с меня сняли?

– Так… Давно уже сняли, – ответила она тихо. – Лицо твоё зажило, сынок, и…

– А почему я не помню этого? – зажмурился Кузьма. – Как давно это было?

– Так ещё зимой, – пролепетала Семёновна, отступая на шаг.

– Зимой?! – воскликнул Кузьма и бросился к окну. – Господи, – сказал он тихо, – так сколько же прошло времени? И почему я не помню ничего, Господи? Что же получается, я всё это время проспал?

Он хмуро глянул на старушку и потребовал:

– Говори сейчас же, что со мной было всё это время? Только врать не смей! – Он сжал кулаки, и Семёновна, глядя на них, едва не упала в обморок.

– А что было… Всё хорошо было, – запричитала она, пятясь к двери. – Ты вон жив и здоров, сынок!

– А Маргарита где с сыном Дмитрием? – загремел на весь дом Кузьма. – Они что, за столом уже меня дожидаются?

Даже не одевшись, в нижнем белье, он вышел из спальни и, увидев накрытый для завтрака стол, остановился.

– Так нет их, милый, – сказала ему в спину Семёновна. – Уехали они куда-то, но скоро уже объявятся. Денёчка уже через два… А я, как быть, не знаю. Те лякарства, которые я в чай тебе подсыпала, уже дня два как закончились.

– Лекарств мне больше не надо, – обернулся к ней Кузьма. – Я сейчас пойду по городу прогуляюсь. Давно я свежим воздухом не дышал…

Даже не взглянув на стол, он вернулся в спальню, надел брюки и гимнастёрку.

– Эй? – позвал он со страхом наблюдавшую за ним Семёновну. – А где мои остальные вещи?

– Знать не знаю, – развела руками старушка. – Димочка сложил их в мешок и куда-то унёс.

– Вот даже как, – хмыкнул Кузьма. – И что, ничего не найдётся в этом доме, что я смог бы на себя надеть?

– Нет ничегошеньки, – развела руками Семёновна. – У меня давно уже нет мужчин в доме. Одна я как перст на свете белом.

– А это мы сейчас проверим! – ухмыльнулся Кузьма. – Не найдёшь мне одежду, я разнесу по брёвнышкам весь твой дом!

Для убедительности он схватил табурет и с такой силой ударил им по столу, что ножки его разъехались в разные стороны, а середина разломилась пополам.

– Свят, свят, свят, – закрестилась старушка, пятясь. – Так нет у меня никакой одежды, Христом Богом клянусь!

– Ты не клянись, а поищи, пока дом цел! – закричал Кузьма в гневе, хватая второй табурет.

– Постой, обожди, я вспомнила, где можно взять одёжку, – залилась слезами Семёновна. – Ты в избе тут посиди, покуда я на базар сбегаю!

– Что ж, беги на базар, – согласился Кузьма, ставя уцелевший табурет на пол. – Через час не вернёшься, я разгромлю твой чёртов дом! Ты слышишь меня, карга старая?

– Слышу, слышу, – надевая пальтишко, сказала Семёновна. – Я только с виду старая, а так быстро хожу…

Она выбежала в сени, затем на крыльцо, и… Кузьма услышал, что дверь снаружи закрылась на замок.

*

Оставшись один, Кузьма обыскал весь дом. Он ходил из комнаты в комнату, пока его взгляд не остановился на дверке чулана. Сломав с помощью кочерги замок, Кузьма замер, увидев внутри огромный сундук.

Кузьма открыл крышку и, не сомневаясь ни секунды, стал выкладывать вещи. Новенькие хромовые сапоги и мужской костюм он нашёл на самом дне сундука. Тут же нащупал револьвер и несколько пачек с патронами.

Пиджак оказался чуть коротковат, брюки тоже доходили лишь до щиколотки. «Ничего, – подумал Кузьма обрадованно. – Обую сапоги, и ничего не будет заметно. Хозяин этого костюма, видимо, был широк в плечах, как и я, вот только поменьше ростом…»

К счастью, сапоги пришлись ему впору. Придирчивым взглядом осмотрев своё отражение в зеркале, Кузьма подумал: «Ничего, вполне сгодится. А теперь пора бы поторопиться…»

Зарядив револьвер, Кузьма засунул его за пояс сзади, а оставшиеся патроны растолкал по карманам. После этого он распахнул окно и выбрался на улицу. В ноздри ударил запах пробуждающихся после зимней спячки цветов и растений, и от этого голова пошла кругом.

Услышав скрип калитки, Кузьма быстро спрятался за стоявший рядом покосившийся сарай. Осторожно выглянув из-за угла, он увидел старуху и Маргариту с Дмитрием. «Давайте ищите-свищите меня, “родственнички”, – с усмешкой подумал он, попятившись к забору. – Больше мы не увидимся, надеюсь, никогда. Ведь жили же по отдельности двадцать лет, вот и будем доживать свои земные срока подальше друг от друга…»

Перемахнув через невысокий забор, Кузьма оказался на пустынной улочке и, осмотревшись, пошагал в направлении центра города.

«Меня трудно узнать, – думал он, успокаивая сам себя. – Я даже сам не узнал своего лица, когда разглядывал его в зеркале. Ожоги изрядно подпортили мою физиономию, но ничего, сойдёт, я же не собираюсь к кому-то свататься…»

Петляя по улицам, он пытался вспомнить, что с ним было в последнее время, но на ум ничего не приходило.

«Что же мне делать? Как быть? – думал Кузьма. – Ни денег, ни документов при себе… Даже ни к кому на ночлег попроситься не могу. Я теперь чужак в родном городе…»

Он не заметил и сам, как дошагал до базара и остановился, увидев его. Базар и раньше был самым оживлённым местом в Верхнеудинске, а теперь…

И теперь он выглядел довольно внушительно. Множество повозок запрудили ближайшие улицы. Гружённые доверху, они напоминали баррикады, пройти сквозь которые было непросто. А за повозками ларьки, прилавки под навесами и столько народу, что яблоку негде упасть. Продавалось и покупалось всё, что только можно вообразить. Кудахтали куры, кричали торговки, привлекая покупателей, сновали дети с леденцами на палочках. А надо всем витал запах пирожков и жареного мяса.

Кузьма прошёлся между рядов и с облегчением осознал, что на нём никто не останавливает взгляд. Его просто никто не замечал.