Птичка на тонкой ветке - Феликс Петрович Эльдемуров

и здесь Ему не было покоя от внимания человека. Поднялся в небеса — человек и здесь отыскал Его… И тогда Бог спрятался в самом человеке, потому что далеко не каждый из нас попытается найти Его там, в себе.

— Человек и Бог, Бог и Человек, — продолжил он. — Нет связи выше, нет связи крепче. Мы суть едины с ним. Пойми и ты свою собственную скромность! Ты можешь не понимать этого, но способен ощущать непрерывное присутствие в своей жизни Того, Кто дал тебе талант, Кто привёл тебя к твоим учителям, Кто повёл тебя по жизни, Кто по жизни является твоим неизменным соавтором, не подсказывая тебе готовых решений, не отказывая тебе в твоём великом счастье и несчастье творить жизнь самостоятельно. Он не лишает тебя главного — быть свободным, он даёт тебе Надежду, даёт тебе крылья…

— А "дьядечку", — завершил он свою речь, — придумали глупцы и лентяи, которым очень бы хотелось, чтобы он действительно существовал. Вот так… Так что ты мне хотел показать по карте?

В дверь стукнули. И, не дожидаясь ответа, в комнату вошёл сэр Бертран де Борн.

Глава 2 (21) — О том как сэр Бертран приискал себе оруженосца, рассказывает Леонтий

Говорят, что один император попросил художника изобразить на стенах дворца Гималаи. Тот согласился, но потребовал, чтобы император отпустил его в Гималаи на три года, дескать, для написания этих картин ему необходимо стать частью Гималаев.

Спустя три года, он вернулся и расписал стены за три дня. Император был в восторге, а потом спросил у художника:

— А куда ведёт вон та тропинка?

— Мы можем пойти посмотреть, — ответил мастер.

Они до сих пор где-то там путешествуют.

Дзэнская притча.

1

Одет он был в свой обычный дорожный костюм, основательно застиранный, но чистый и опрятный: мамелюкские шаровары, заправленные в мягкие сапоги и длинная цельнокроенная рубаха, подпоясанная пёстрым кушаком. Я давно заметил, что служанки весьма благоволят молодому усачу; как-то я застал одну из них в его комнате прикладывавшей свежевыстиранное и выглаженное бельё к щеке и бормочущей заветные молитвы. Но, несмотря и на эту невинную магию, и на то, что его комната была убираема чаще наших, несмотря на всегда чисто прибранную постель, несмотря даже на скромный, собранный терпеливыми руками букетик фиалок на столе, а также на тайные знаки, полускрытые вздохи и тихие слёзки, де Борн оставался глух как скала.

Не далее как вчера он заходил ко мне и попросил взглянуть в Чашу.

Заветный Кубок, как и прежде, оказался непроливаем, когда рыцарь в задумчивости покачал его туда и сюда. Безумными глазами он вглядывался и изучал открывавшееся ему, после чего, оставив Чашу на столе, удалился, не сказав ни слова о том, что сумел увидеть…

— Выбирайте!

В одной руке его была лютня, в другой — Исидора-Сервента-Спада.

— Выбираю лютню, — сказал я.

— Выбираю меч, — ответил Тинч.

— Хорошо, — сказал сэр Бертран, усаживаясь на скамью. — Начнём с лютни… Сэр Линтул, мне бы хотелось поделиться с вами своими видениями. Они предстали передо мною в Чаше, и я полночи заносил их на бумагу. Под утро я понял, что имел честь записать нерифмованные стихи. Вот они.

И, подкрутив колки, спел нам, вкратце, следующее:

Кто ты, Темная Богиня,

Дочерь Хаоса и Теми,

Ты, недремлющий привратник

Храма знаний сокровенных,

Разуменью неподвластных?

Та, чье имя значит "Мудрость",

Та, чье имя значит "Тайна",

Та, чье истинное имя,

Непривычное рассудку,

Затуманивает разум,

Завораживает чувства…

Кто ты, Темная Богиня?..

…

Путь мой следует от моря,

От обители дракона,

Что волной возвысил гриву

Над горбатым побережьем,

От горы, что Тар зовется

В тридцати и трех наречьях,

От горы, что Тар зовется,

Означая "Сердце мира".

Я изведал тайны Юга,

Я прошел Восток и Запад,

Ждал я: Север мне откроет

Тайну Имени святого,

Охладит своей печалью

Незакрывшуюся рану.

Там узнаю: кто Ты, где Ты,

Ждешь меня иль опоздал я…

Далее (песнь оказалась длинной) он спел нам о трудностях грядущего пути, о рунах, что раскрывают тайны посвящённым, о непрерывных поисках Истины, о предопределённости и неизбежности, и много о чём другом.

Завершалась песня так:

Вот я, весь перед Тобою…

Кто я? Седовласый мальчик?

Старец, юноше подобный

Сердцем?

Где Твой суд, Богиня?

Лишь Твои уста способны

Прочитать святые Знаки

На жезле, поднятом к небу.

Огласи их смысл, Богиня,

Назови Начала Слово,

Пусть оно в устах священных

Обернется чистым звуком,

Пусть услышу отовсюду

Отраженный эхом Голос,

Что своею зычной песней

Возвестит приход Начала…

Назови Себя, Богиня!

— Ну, это всё ещё, конечно, надо будет обработать, — не глядя на нас, проговорил он, откладывая лютню, — всё это пока сыровато… Божественные Слова так просто в размер не уложишь…

— Спасибо, сэр командор, — сказал Тинч. — По-моему, здесь не надо ничего переделывать. По-моему, это лучшее из того, что вы пока написали.

Рыцарь сдержанно поклонился и наполовину вытянул меч из ножен:

— Мы — Орден Звезды Бегущей или Орден Звезды Стоящей на месте? До каких пор нам оставаться здесь и предаваться отдыху? Мы что, достигли своей цели? Мы нашли то, за чем шли? Целыми днями мы только и делаем, что пребываем в праздности, ибо всё, что мы могли сделать для этих людей, мы сделали. Ответьте мне!

— Да, конечно, сэр рыцарь, — сказал Тинч, — но для начала неплохо бы узнать мнение принцессы. По-моему, она должна была вернуться из своей поездки.

— А что мне принцесса? Пускай себе сколько угодно болтает с месье де Фужере, нюхает цветочки, целуется с драконами! Мне надоело бездельничать!

И с силой вбросил меч в ножны.

— Ты так громко кричишь, сэр Бертран, — сказала, входя и шурша платьем Исидора, — что эхо разносится по всему дворцу.

Мы, все трое, встали и поклонились принцессе. Впрочем, командор лишь привстал и поклонился лишь чуть-чуть, для вида, и сразу же перешёл в атаку:

— Вам-то что, ваше высочество? Вы дома. Мы будем совершенно не против, если вы здесь и останетесь.

— Ну-ка, ну-ка! — перебил его Тинч. — Мы ещё не сказали своего мнения.

Я понял, что пора