Черная река. Тоа-Тхаль-Кас - Уильям Хиллен

Взрослая пума убивает в среднем по одному оленю в неделю, не больше. Убивает, только чтобы поесть, не про запас. Правда, если опытный зверь убил больное или невкусное животное, то он может тут же прикончить второе. Большинство же зверей, как-то: пумы, спешащие по срочным делам, самки с котятами и те, что помоложе и поглупее, едят, что достанется. Все они поддерживают оленье стадо в форме.

Молодому неопытному коту порой трудно добыть пищу, но обычно больного или увечного оленя он себе все-таки найдет. Иначе он будет брать зайцев и дикобразов. Вообще пума редко откажется украсить свое меню дикобразом, хотя во рту застрявших игл у нее обычно нет. Но я еще не освежевал ни одной пумы, у которой не застрял бы кусок иглы под кожей передних лап. У одного юного кота, охотившегося в штольне на дикобразов, торчало в шкуре столько иголок, что он сам стал похож на дикобраза. Это был очень неумелый охотник, и он мог бы поэтому стать опасным для домашнего скота. Такие недотепы порой убивают даже жеребят. На живописном альпийском лугу один из них зарезал за ночь пятнадцать штук овец и хоть бы к одной притронулся. Этого разбойника я, однако, не пошел разыскивать, после того как овчар пнул Сэка ногой.

На своем веку я расследовал немало случаев лесного убийства, но ни разу не видел теленка, быка или корову, в чьей смерти можно было обвинить пуму с полной уверенностью. Слишком часто на нее возводят напраслину, а во многих случаях так называемая жертва погибла вовсе не от зверя. Трупы домашних коз, зарезанных пумой, мне, правда, попадались, но неизменно у нерадивых хозяев, чьи козы бродят на воле точно олени.

При пумах кормится немало зверей и птиц, особенно в год спада в десятилетнем цикле, когда зайцы и куропатки сходят почти на нет. Это койот, лиса, пекан, горностай, куница, росомаха, рыжая рысь среди зверей и сойки, гаички, вороны, орлы и некоторые другие виды хищных птиц.

Рысь обыкновенная редко попадает в число прихлебателей. Падаль она не ест, так что наличие зайцев и куропаток для нее — дело жизни и смерти. Обработка составом 1080 трупов животных, убитых пумой, ведет к катастрофическим последствиям для всей фауны.

Бегают пумы быстро, но на полном ходу я видел только одну — кота, загнанного Сэком на живописную ель. Перед этим мы ходили по его следам несколько дней, изучая тайны кошачьей жизни, пока зверь не стал раздражительным и начал странно себя вести. Мы дали ему пару дней остыть. Тем временем навалило снегу, и я боялся, что теперь мы его не отыщем, но, продвигаясь по еле заметным следам, мы в конце концов столкнулись с котом нос к носу, когда он пошел назад по своему следу. Приз за глупость он бы, наверное, получил. Сэк загнал его на дерево.

Я принялся его фотографировать и раздразнил еще пуще, почти напрочь отстрелив ветку, на которой он сидел, и заставив пересесть на соседнюю. Сэка я привязал и хотел сделать снимок и тут же застрелить зверя, но, засмотревшись в видоискатель, я нечаянно спустил оба затвора сразу. Кот соскользнул на несколько веток ниже, повисел, выровнялся на нижней ветке, перепрыгнул через Сэка и почесал в лес. В жизни не поверил бы, что животное может развивать такую скорость. По следам не видно было, что он ранен, но когда Сэк снова загнал кота на дерево, а я наконец застрелил его, то обнаружил, что первый выстрел сделал вмятину в черепе и отщепил • кусочек кости от черепного гребня.

Пумы пугливы и обладают превосходным слухом и зрением, так что без кошкодава человеку их вряд ли найти. Лесоруб за много лет может ни разу не увидеть пуму, хотя работает в самом сердце кошачьего края. Без собаки я видел их только четыре раза. Один раз это случилось, когда я сидел в хибаре возле загона, где разводили бобров. Дело было летом. Олени разбрелись по летним пастбищам, и пумы попадались на каждом шагу.

В то время Эрни Холмс проводил успешную кампанию по отлову бобров. Он ставил на них ловушки и держал пойманных животных в загоне, где прикармливал разными лакомствами и приручал. Я отвечал за транспортировку и временами помогал ему в бобровом хозяйстве. Мы старались переселять попарно этих «деятельных и смышленых животных», как их характеризует сэр Александр Макензи, на другие участки в надежде, что они пополнят поредевшее бобровое население, воздвигнув там свои «курьезные жилища», и благодаря своей изворотливости поддержат экологическое равновесие всей фауны. Бобров любят все, кроме фермеров, скотоводов и дорожников. Определить пол бобра мудрено, и про очередного кроткого скромника мы редко знали наверняка, мальчик это или девочка. Опережая свой век, мы выходили из положения, набирая в каждую группу не меньше четырех субъектов и, скрестив пальцы от сглаза, предоставляли им самим разбираться, кому с кем крутить любовь. Чего еще ждать от таких отсталых лесовиков, как мы? Несмотря на то что бобр подолгу торчит в студеных горных ручьях, пойманный в подводную корзинку-ловушку, зверек может замерзнуть, так что каждое утро чуть свет Эрни проверял свои казематы и вытаскивал пленных. После утреннего обхода за вторым завтраком Эрни вдруг поднял взгляд от стола и сказал:

— Пума!

Я посмотрел в окно и увидел здоровущего кота с непомерно большой головой, который шагал по дороге от лодочного сарая и бобровых загонов. Мое ружье лежало в «пикапе», поставленном на самом виду перед домом. У Эрни весь арсенал в перманентном ремонте. Найти ружье, которое стреляет, да еще и патроны нужного калибра — немыслимое дело. Но он откопал и то, и другое! Тем временем я не спускал глаз с пумы, а та не спеша продолжала переставлять свои мягкие лапы. Поигрывая плечевой мускулатурой, сохраняя самообладание, зверь шел прямо к дому.

— Сними ее прямиком из окна, — кровожадно прошипел я.

— Нет. Подкрадусь из-за дома.

Бывалый медвежатник загорелся как мальчишка. Он потихоньку отворил заднюю дверь, но я услышал, как чуть скрипнула задвижка. Пума тоже услышала. По воздуху пронеслось рыже-бурое пламя — и исчезло в лесу.

Самцы-кугуары проходят по многу километров в поисках самки. Но и самки во время течки покрывают даже большие расстояния, чтобы найти себе жениха. Раз мы четыре дня шли по следу за такой пумой. Она миновала по пути десятки оленей, но поела только раз лежалой убоины да дважды подкрепилась на ходу дикобразом. Мы прошли за ней на лыжах уже около ста километров, все по одному и тому же огромному кругу. На третий день — или на вторую ночь — она встретила двух ухажеров, между которыми разыгралась сцена в мексиканском стиле, после чего оба вышли из строя, в то время как наша дамочка отправилась забавляться с третьим мальчиком.

Самки очень заботятся о детях. Однажды мы выследили кошку и убили двоих из ее трех пятнистых котят. Вдруг Сэдсэк растерялся и никак не мог сообразить, на каком дереве сидит мать с третьим котенком, хотя в том, что они где-то на дереве, мы не сомневались. Стемнело, мы оставили мертвых котят и устроились на ночлег у родника в полутора километрах от этого места. Ночью кошка вернулась за обоими котятами и оттащила их в небольшую пещеру, где спрятала и последнего живого детеныша. Там мы и нашли их всех наутро.